Том 7. Последние дни. Пьесы, киносценарии, либретто. «Мастер и Маргарита», главы романа, написанные и переписанные в 1934–1936 гг. - Михаил Афанасьевич Булгаков

Геккерен. Не притворяйся. Зачем ты проник в его дом? Какую роль ты меня заставил играть? Он уже бросался один раз на нас. И с ноября у меня в памяти лицо с оскаленными зубами! Зачем ты хочешь соблазнить ее?

Дантес. Я люблю ее.

Геккерен. Не повторяй, не повторяй.

Пауза.

Что же мне теперь делать? Вызвать его? Как я гляну в лицо королю? Да даже если каким-либо чудом мне удалось бы убить его... Что делать?

Открывается дверь, и в ней появляется Строганов [в темных очках]. Слуга ведет Строганова под руку, потому что тот слепой. Слуга скрывается.

Строганов. Приношу вам тысячу извинений, дорогой барон, что я опаздываю к обеду, но я не был уверен в том, что кучер вообще доставит меня к вам. Я не помню такой метели.

Геккерен. Во всякую минуту, граф, вы мой желанный гость. (Обнимает Строганова, усаживает в кресло.)

Дантес подходит к Строганову.

Строганов (нащупав руку Дантеса). Это молодой барон Геккерен. Узнаю вашу руку. Но она ледяная. Вас что-нибудь обеспокоило?

Геккерен (в дверь). Никого не принимать. (Закрывает дверь.) Граф, у нас случилось несчастье. Помогите нам советом. Только что я получил ужасное письмо от человека, который ненавидит меня и Жоржа.

Дантес. Я против того, чтобы оглашать это письмо.

Геккерен. Ах нет, Жорж, ты не смеешь вмешиваться. Письмо адресовано мне. Граф — мой друг. À raconter ses maux souvent on les soulage[132]. Письмо написано Пушкиным.

Строганов. Александром?

Геккерен. Да, да. Злокозненные слухи распустили враги моего сына, и это причина мерзкой выходки. Бешеный ревнивец вообразил, что барон Дантес обращает внимание на его жену. Чтобы усугубить оскорбление, он пишет бранное письмо мне!

Строганов. Племянница моя была красавицей. Сейчас я не могу, к сожалению, судить, хороша ли она.

Геккерен (берет письмо). «...подобно старой развратнице, вы подстерегали мою жену в углах, чтобы говорить ей о любви вашего незаконнорожденного сына...» Граф, я якобы подстрекал моего сына! Далее он пишет, что Жорж болен дурной болезнью! Он осыпает его площадной бранью! Он угрожает!.. Нет, я не могу читать больше.

Строганов. И это пишет русский дворянин.

Геккерен. Что же? Я, полномочный представитель короля, должен вызвать его?

Строганов. О нет.

Геккерен. Но он бросается, как ядовитая собака! Жорж не подавал повода к этому!

Строганов. Теперь уже не имеет значения, после этого письма, подавал ли барон Дантес ему повод или же нет. Но вам с ним драться нельзя. Про барона Дантеса могут сказать, что он послал отца...

Дантес. Что могут сказать про меня?

Строганов. Но не скажут, я полагаю. (Геккерену.) Вы должны написать письмо, что его вызывает барон Дантес. А о себе напишите, что вы сумеете внушить ему уважение к вашему званию.

Дантес. Так будет.

Геккерен. Да, будет так. (Обнимает и целует Строганова.) Благодарю вас, граф. Пойдемте. Стол готов. Мы слишком злоупотребили вашим вниманием и терпением. Но оцените всю тяжесть оскорбления, которое нам нанесли. (Уводит Строганова в соседнюю комнату.)

Дантес — один, вдруг сбрасывает музыкальную шкатулку на пол. Та отвечает ему стоном. Дантес берет со стены пистолет, стреляет в картину.

(Выскакивает из дверей в ужасе.) Что ты делаешь?

Дантес. Я хочу только одного, чтобы он дожил до завтрашнего дня.

Темно.

...Багровое солнце на закате. Тихо. Ручей в сугробах. Через ручей — горбатый пешеходный мост. Рядом с мостом — дача. Воронцов-Дашков и Воронцова-Дашкова в шубах поднимаются на мост.

Воронцов-Дашков. Охота пуще неволи. Дальше не пойду, хоть убей меня, Сашенька, не пойду.

Воронцова-Дашкова. А дальше и нет надобности. (Поворачивает Воронцова лицом к солнцу.) Гляди.

Воронцов-Дашков. Очень красиво. Только поедем, Сашенька, домой.

Воронцова-Дашкова. Да смотри уж, ежели я тебя привезла.

Воронцов-Дашков. Душенька, я не люблю солнца. И снег в сапоги набился. Признаюсь тебе, я озяб. Долго ли простудиться?

Воронцова-Дашкова. Ох, какой ты скучный! Посмотри, как хорошо, людей нет.

Воронцов-Дашков. Нет, что же. Ну, полюбовались, пора и честь знать. Как это нет людей? Кто-то подъехал.

Смотрят.

Вот еще... Странно. Дантес? Кто это, Сашенька, с ним? Д’Аршиак? Постой. Еще кто-то... Какой-то военный...

Воронцова-Дашкова. Пушкин!.. Они с ящиками... (Всмотревшись.) Иван, бежим туда, остановим их!

Воронцов-Дашков (схватив ее за руку). Ты ополоумела, матушка! Едем домой, я тебе говорю! Как это в это вмешаться, они в другое место пойдут!

Воронцова-Дашкова. Я знала, я знала, что это будет! Пусти руку, мне больно!

Воронцов-Дашков. Одумайся, кучера смотрят! Едем! (Увлекает Воронцову-Дашкову.)

Воронцова-Дашкова. Я тебя презираю!

Воронцов-Дашков. Замолчи, дура, дура! Девчонка, дура! Ты знаешь, чего это стоит? Дура! (Увлекает ее с мостика.)

Воронцова-Дашкова. Все равно, я в город... я к Бенкендорфу...

Скрываются.

Сторож (пьяненький, выходит на мост, напевает, смотрит вдаль). Чего это [офицеры] пошли? И карета подъехала. (Скрывается.)

Пауза. Очень негромко вдали щелкнул выстрел. Геккерен выходит из-за сторожки на мост, смотрит вдаль. Вцепляется руками в перила. Далеко щелкнуло второй раз. Бледнеет, поникает. Пауза. [На мост] входит Дантес. Шинель его наброшена на одно плечо и волочится. Сюртук в крови и в снегу. Рукав сюртука разрезан. Рука обвязана платком.

Геккерен (бросается к Дантесу). Небо, небо! Благодарю тебя! (Бормочет что-то.) Обопрись о мое плечо.

Дантес. Нет. (Берется за перила, отплевывается кровью.)

Геккерен. Грудь, грудь цела?

На мост выбегает Данзас [без шинели]. Козыряет Геккерену.

Данзас. Это ваша карета?

Геккерен. Да, да.

Данзас. Благоволите уступить ее другому противнику.

Геккерен. О, да, о, да.

Данзас (кричит с мостика). Кучер!.. Эй, ты, в карете! Объезжай низом, там есть дорога! [Жердь сними!] Что ты глаза вытаращил, дурак? Низом поезжай! (Убегает с мостика.)

Геккерен (тихо). А тот?

Дантес. Он больше ничего не напишет.

Темно.

(Занавес)

...Зимний день к концу. У кабинетного камина, в кресле Никита в очках, с тетрадкой.

Никита (читает). «На свете счастья нет...» Да, нету у нас счастья. Горькая участь, нету... «Но есть покой и воля...» Вот уж чего нету так нету! По ночам не спать, какой уж это покой!.. «Давно, усталый раб, замыслил я побег...» Куды побег? Что это он замыслил? «Давно, усталый раб, замыслил я побег...» Не разберу.

Битков (тихо выходит из передней в кабинет). ...В обитель дальнюю трудов и чистых нег. Здорово, Никита Андреевич.

Никита. Ты откуда знаешь?

Битков. А я вчерась в Шепелевском дворце был, у господина Жуковского. Трубу подзорную починял. Читали эти самые