Ангел-мститель (СИ) - Ирина Буря
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кстати, в том списке номеров телефонов, который продиктовала ей Лиля, не оказалось ни одной Ша — а ведь до нее как-то дошли слухи, что все они, отработав положенные по распределению три года, так или иначе оказались в ее родном городе. Странно. Не было, впрочем, в том списке и тех, от кого и дошли до нее эти слухи — несколько бывших одногруппников связывались с ней пару раз после окончания института. Она нахмурилась. И парней в том списке было всего двое — как раз тех, кто в институте почти не обращали на нее внимания.
Романов у нее в институте не было, но это отнюдь не значило, что к ней никто не проявлял интереса. Компания у них была молодая, и страсти — без постоянного родительского надзора — кипели вовсю. То и дело между кем-то из ее друзей взвивалась под облака мощным гейзером невероятная любовь, и жертвы ее забывали обо всем на свете, не видя и не слыша никого и ничего вокруг себя. На некоторое время. Затем на смену восторгу и поклонению приходили ревность, подозрения и обиды, и пара расставалась, демонстрируя нарочитую вежливость по отношению друг к другу на парах и в компании. Серьезных, долгосрочных отношений никто из них, казалось, не искал — просто, вырвавшись на свободу, они пытались взять от жизни все и сразу.
Помня постоянные наставления матери, та, которую позже назвали Мариной, смотрела на них со снисходительным удивлением. У нее самой еще ни разу не замерло сердце при взгляде на того или иного парня, и она никак не могла взять в толк, почему, влюбившись, они все словно выпадают из жизни, наплевав на важность учебы как подготовки к будущей трудовой деятельности. Глядя, как они вползают на пары с отрешенными, осунувшимися то от счастливой, то от мрачной бессонницы лицами, она только головой качала и не испытывала ни малейшей зависти — только сочувствие и облегчение, что ее эта чаша миновала.
После каждого празднования в общежитии кто-нибудь из ребят — из соображений безопасности — обязательно провожал ее домой. Она не придавала этому ни малейшего значения, даже если провожатым несколько раз подряд оказывался один и тот же из ее друзей, чуя неладное лишь тогда, когда на следующий день девчонки вдруг начинали многозначительно перемигиваться и оставлять ее в одиночестве при приближении настойчивого кавалера. Всякий раз при этом она приветливо здоровалась с парнем и тут же сбегала под прикрытие насмешливой девчоночьей стайки, настойчиво прося их не выдумывать того, чего и в помине нет.
Дважды во время таких провожаний дело дошло до объяснений в любви. Корявых и неловких — собственно, речь шла даже не о высоких чувствах, а просто о предложении встречаться; и оба раза застали ее врасплох. От неожиданности она мямлила что-то о том, что парень ей очень нравится, но только как друг, и вообще — у нее и времени-то свободного почти нет: учиться нужно, да и по дому тоже… Ей было так неловко, что она даже в лицо собеседнику посмотреть при этом не решалась — все больше к своим ногам обращалась.
Одногруппницы ее устойчивость воспринимали как личную победу — то ли в пику парням (Нечего, мол, о себе много воображать — не каждой любой из вас голову вскружить может), то ли боясь потерять своего непревзойденного мастера по созданию шпаргалок. После второй неудачной попытки сбить ее на романтическую тропу три Ша уверенно заявляли каждому, кто одаривал ее томным взглядом и склонялся к ней, чтобы шепнуть что-нибудь на ухо:
— Отстань от человека! Ее всякой ерундой не возьмешь — ее где-то настоящий принц дожидается.
Она при этом заливалась краской и размахивала руками, бормоча, что нечего на ерунду полной чушью отвечать. От чего вся компания — и ребята, и девчонки — с равным удовольствием покатывалась от хохота.
Первые знаки внимания к ней со стороны красы факультета прошли незамеченными. Лето было, практика, и даже те, кто оказались на одном вместе с ней заводе, работали в разные смены. Но в последнем семестре, когда он начал, совершенно не скрываясь, поджидать ее то у библиотеки, то у здания их факультета, она вдруг почувствовала в своих друзьях — особенно в подругах — некую перемену.
Поначалу на него тоже насмешливо косились — ей даже временами чудилась в их взглядах какой-то надменный вызов. Но обходились без комментариев — он явно был не из тех людей, в чей адрес можно бросить ненароком язвительное замечание. Ей вопросов тоже никто не задавал, чему она была только рада — сама еще никак не могла решить, как ей относиться к неожиданному вниманию.
Время у всех уже было горячее — каждый занимался своей дипломной работой, обычных лекций и практических занятий у них уже не было, и виделись они все реже, разве что в библиотеке или на кафедре случайно сталкивались. Некогда было и праздники вместе отмечать — вот только на восьмое марта собрались по привычке, но обычного — шумного и бесшабашного — веселья не получилось. Настроение было не то — все они уже понимали, что казавшаяся вечной студенческая вольница подходит к концу, и пора как-то в жизни устраиваться.
Не живя в общежитии, она уже вообще почти не встречалась с друзьями. И даже когда у нее выдавалась свободная минутка, она не решалась зайти в гости, чтобы не отнимать у них драгоценное время. Вернее, больше не решалась — после того раза, когда зашла проведать трех Ша, потому что в корпусе их факультета на полдня пропал свет, и ей пришлось отложить запланированную часть эксперимента.
Не то, чтобы ее встретили неприязненно — но и без особой приветливости. Проведя полчаса в натянутом разговоре среди разложенных повсюду книг, таблиц и графиков, она начала прощаться, спросив напоследок, не знают ли они, где находится ее неизменный провожатый. Ей хотелось предупредить его, чтобы не ждал ее в тот день, поскольку ей уже явно нечего было делать в институте.
Пожав плечами, одна из трех Ша бросила, что они весь день из комнаты не выходили — своих, мол, дел выше крыши. Поняв намек, та, которую позже назвали Мариной, ушла — заглянув по дороге в комнату своего будущего мужа. Он оказался на месте — отсутствие электричества и его работу застопорило — и они отправились гулять, раз уж
