По собственному желанию - Борис Егорович Бондаренко

сейчас и предлагаю тебе эту работу. Еще четыре года назад мог бы предложить — не стал. Хотя и не потому, что сомневался в том, что справишься. Наверно, справился бы и тогда…

— Почему?

— Потому, что я сам хозяин. И давно привык по-хозяйски распоряжаться кадрами. Пока шло строительство, там тебе делать было нечего. Шла черновая работа, и нужны были такие, как Агуреев, — выбить цемент, железо, вагоны, станки, рабсилу. Он это лучше тебя умеет делать. И дальше будет делать, если ты возьмешь его заместителем генерального по хозяйственной части… Может быть, и жестоко по отношению к Агурееву, но это уж пусть будет на моей совести. Тебе теперь предстоит чистовая работа — твори, выдумывай, пробуй. Агуреева я, кстати, лет тридцать знаю, в друзьях до сих пор ходим. И когда он узнает, что тебя, а не его генеральным назначил, обидится смертно, не простит… И чего бы мне, спрашивается, тебя предпочесть? Логика тут простая, Иннокентий: в тебя верю, а в него нет, знаю, на что ты способен и на что он… не способен. А о твоих потерях… Ну что тут говорить… И здесь я понимаю тебя лучше, чем ты думаешь. Ну, если я скажу тебе, что и у меня те же проблемы, легче тебе будет? Что и мои сыновья выросли полупризорными, и до внуков сейчас руки не доходят, и жена состарилась, ожидаючи, когда же я наберусь терпения и времени толком поговорить с ней, а не засыпая на ходу от усталости? Мы на одном тесте замешены, Иннокентий… Мы из того клана работяг, для которых работать то же самое, что дышать, не работать — и непременно на полную мощность — мы просто не можем, и напрасно ты мне говоришь, что надо бы притормозить, а то и вовсе остановиться. Ничего у тебя не получится. Мы из тех ломовых лошадей науки, искусства, культуры, просвещения, которые работают до издыхания, до самого последнего дня… И, кстати, это еще одна причина, заставляющая меня рекомендовать тебя на этот пост. Потому что там потребуется именно такая работа — самозабвенная, бескорыстная…

— Агуреев корыстен? — спросил Русаков.

— Да, — подтвердил Патриарх, — в этом еще одно его отличие от тебя. Он корыстен, хотя и умеет работать не покладая рук. Его корысть не столько в высоких окладах и премиях — он их, кстати, честно отрабатывает, — сколько в тщеславии. Любит почет, уважение, награды — их у него целый иконостас, — любит то высокое место, которое занимает.

— И вы все же рекомендуете мне его в заместители?

— Да, — подтвердил Патриарх. — Лет семь-восемь он будет честно тянуть свою лямку, и если ты слегка прикроешь глаза на его в общем-то маленькие слабости, вы можете неплохо сработаться. Под тебя он копать не будет, — да это и не в его власти, — а дело свое сделает.

— Значит, мне надо соглашаться?

— Сейчас — нет, — качнул большой головой Патриарх. — Я хочу, чтобы твое решение было до конца осознанным, обжалованию не подлежащим. А в таком настроении ты вряд ли способен на это. Давай договоримся так. Время у нас еще есть, плохим бы я был генералом, если бы принимал такие решения в последний момент…

— И много у меня времени?

— Я бы предпочел получить твой ответ пораньше. Жду твоего звонка в любое время, а крайний срок… три с половиной месяца, я думаю, достаточно?

— Хорошо, Николай Аристархович.

— Значит, так, — Патриарх улыбнулся, — в новогоднюю ночь, где-нибудь десять — пятнадцать минут первого, ты мне звонишь, поздравляешь с Новым годом и говоришь свое решение.

— Ясно, Николай Аристархович. Могу быть свободным?

— Так торопишься уйти?

— Да нет, конечно, — смешался Русаков, — Мне кажется, что вы устали… У вас есть еще дела?

— Дел у меня хватает… как и у тебя. Ладно, иди.

Патриарх приподнялся, протянул Русакову руку.

— И помни: я верю в тебя.

Не ошибся Патриарх…

39

О том, что Патриарх наконец-то подписал приказ о назначении генерального, Агуреев узнал вечером, уже в самом конце рабочего дня. Звонил Паша Федоровский, из недавних его молодых друзей, что сидели в министерстве пока еще на должностях некрупных, но обещали пойти далеко и в самом скором времени.

Кто-то был у Агуреева в кабинете, и он слегка поотвернулся, откинув голову на спинку кресла, — все же не до конца понадеялся на свое лицо. Оно, правда, как будто еще ни разу не подводило его, разве что в самые молодые годы его руководящей деятельности, но все-таки…

— Вас первым заместителем, — как-то заторопился вдруг ясный, отчетливо слышный за тысячи километров, богатый баритон Федоровского.

— Да-да, спасибо, Павел Николаевич, я знаю, — спокойно сказал Агуреев.

К чему относилось это «знаю»? К тому, что его не назначат генеральным? Нет, как раз этого Агуреев не знал. Он, конечно, допускал и такой вариант — совсем не считаться с ним было нельзя, — но все же уверенно полагал, что в конце концов здравый смысл возьмет верх. У Русакова перед ним было только одно преимущество — научный авторитет. Но! Слишком молод — раз, без опыта крупной руководящей работы — два, не дипломат — три. Ну, и в конце-то концов, заслуги самого Агуреева что-нибудь да должны значить? А научный авторитет?.. Что ж, и сидел бы с ним Русаков замом по науке за широкой спиной Агуреева, занимался бы своими машинами и научными проблемами. А он, Агуреев, ворочал бы всеми организационными и хозяйственными делами, утрясал дела с обкомом и министерствами… А что теперь? Зачем этому мальчику было лезть в директорское кресло? Что он понимает в кадрах, финансах, строительстве, откуда он может знать, как надо разговаривать с множеством людей, которым, в сущности, нет дела до его науки, а требовать они будут многое — людей для сельхозработ и овощных баз, машины на уборочную, денег на благоустройство города и долевое участие в жилищном строительстве, и… ох, как много еще всего! А теперь, судя по всему, этими вопросами все равно придется заниматься Агурееву, но без полномочий генерального, без непосредственного выхода на обком и Москву, на вторых ролях, без права последней, самой главной подписи на документах…

— Вы свободны, — сухо сказал Агуреев тому, кто сидел в посетительском кресле, и, когда закрылась за ним тяжелая дверь, приказал в микрофон: — Я никого не принимаю, Тамара Григорьевна. Можете идти.

Позолотил пилюлю Патриарх, думал Агуреев, оглядывая обширное кабинетное пространство, любовно обжитое им за два года, первым заместителем генерального назначил… Но это только на словах и в приказе будет значиться. Поистине первым для Русакова наверняка станет зам по науке. А вторым — по производству, А уж он, Агуреев,