Иван Болотников Кн.1 - Валерий Замыслов

— Чать, замерз! — прервав деда, подмигнул казакам Васюта.

— Это с девкой-то? — браво крутнул седой ус Гаруня.

Казаки громко рассмеялись, любуясь дедом, а тот, посасывая люльку, продолжал:

— Дорофея долго не было, потом заявился, по крышке застучал: «Сидишь, презорник?» — «Сижу, вражий сын. Выпущай!» — «Выпущу, коль волю мою сполнишь». — «И не подумаю. Надо мной лишь один атаман волен. Выпущай, старый хрыч!» — «А ты не больно хорохорься. Сумел согрешить, сумей перед богом ответить». — «Перед батькой отвечу. Позови сюда атамана!» — «Атаман твой давно уплыл». — «Как уплыл?! Да я тебя в куски порублю, вражий сын!» — «Уж больно ты куражлив, милок. Посиди да остынь. Авось по-другому запоешь».

Сказал так и опять убрел. А мне уж тут не до девки, в ярь вошел. Казаков-то, мекаю, теперь ищи-свищи. А девка моя ревет, слезами исходит: «Загубит меня тятенька, нравом он грозен. Не поглядит, что дочь родная. Возьмет да в реку скинет. Ой, лихо мне!» — «Не вой, девка, не мытарь душу». — «Да как же не выть, как не горевать, коль с белым светом придется расстаться! И тебе ноне не жить. На мир тебя мужики поставят. Чаяла, таем с тобой погулять, а вон как вышло. Ой, лихо!»

Тут и на меня кручина пала. Дорофей-то и впрямь загубить может. Добра от него ждать неча. А тот и не торопится, будто до нас ему и дела нет. Но вот голоса заслышали, чуем, не один притащился. «Ну как, презорник, насиделся?» — «Насиделся. Выпущай!» — «Выпущу, коль волю мою исполнишь». — «А какова твоя воля?»

Дорофей замком загромыхал, крышку поднял. Гляжу, мужики стоят с мечами, а середь них — батюшка с крестом. Ну, думаю, смерть моя пришла. Вон уж и поп для панихиды заявился.

«А воля такова, презорник. Ежели послушаешь меня — жив будешь, а коль наперекор пойдешь да супротив миру — голову тебе отрубим». — «Гутарь свою волю». — «Великий грех ты содеял, казак. Обесчестил не токмо мой дом, но и все село наше. И чтоб бог от тебя, святотатца, не отвернулся, выполняй тотчас мою волю — ступай с девкой под венец». — «Да статочное ли то дело, Дорофей? Я ж вольный казак! Мне к атаману надо пробираться». — «Забудь про атамана. Бог да мир тебе судья. Однако ж мы тебя не насилуем. Волен выбирать любой путь. Оставляем тебя до вечера. Как сам порешишь, так тому и быть».

Мужики по избам ушли, но пятерых оружных на дворе оставили. Сижу, голову повесил, кручина сердце гложет. Прощай, вольное казачество, прощай, тихий Дон да степи ковыльные, прощай добры молодцы-сотоварищи!.. Вечером сызнова Дорофей с мужиками да с батюшкой идут. «Чего надумал, казак?» — «Ведите девку. Пойду под венец».

А чего ж, хлопцы, оставалось мне делать? Уж лучше в глуши с мужиками жить, чем в мать сыру землю ложиться. Так и повенчался со своей Дарьей. Она-то рада-радешенька, муженька заполучила. Девок-то на селе поболе парней.

Осень да зиму на Скрытне прожил, а как весна-красна грянула да травы в рост пошли, дюже затосковал я, хлопцы. Ничто мне не мило — ни лес дремуч, ни житье покойное, ни баба ласковая. В степи душа рвется, на вольный простор, к коню быстрому. Сказал как-то Дорофею: «Ты прости меня, тестюшка, но быть мне у тебя боле мочи нет. Хоть и оженился, но с Дарьей твоей мне не суждено век доживать. Казак я, в степи манит». А Дорофей мне: «Жить те с бабой аль нет — теперь ни я, ни мир те не судья. Муж жене — государь, и на все его воля. А коль не хочешь в селе нашем быть, ступай в свои степи. Мир держать не станет». Возрадовался я, Дорофею поклонился, жене, посельникам — и был таков.

— Ермака сыскал? — спросил Нагиба.

— Не сыскал, хлопцы, — вздохнул Гаруня. — Не ведал я, куды атаман ушел, скорый он на ногу. Уж токмо потом, когда налетья три миновало, дошла молва, что Ермак на реку Чусовую подался. Осел было в городках купцов Строгановых, опосля с дружиною за Камень снарядился. Плыл по сибирским рекам. На Туре и Тавде лихо татар побил. Хан Кучум выслал с большим войском Маметкула, но и его атаман на Тоболе разбил. Однако ж Кучум собрал еще большую рать. Сразились на Иртыше. Великая была сеча, но и тут донцы себя не посрамили — наголову разбили Кучума. Ермак вошел в Кашлым, а хан бежал в Ишимские степи. Потом были новые славные победы. О подвигах Ермака прознали по всей Руси. Знатно богатырствовал наш донской атаман.

Дед Гаруня расправил плечи, бодро глянул на казаков.

— Не посрамим и мы славы Ермака. Так ли, хлопцы?

— Так, дедко!

— Айда на Иргиз!

Два дня летели кони степным левобережьем, два дня неслись казаки к Иргиз-реке.

— Скоро ли, дедко? — спрашивал на привалах Болотников.

— Скоро, атаман. Лишь бы до Орлиного утеса доскакать.

Орлиный утес завиднелся на другое утро; был он крут и горист, утопал в густых лесах.

— А вот и Большой Иргиз, дети, — приподнимаясь на стременах, молвил Гаруня.

На пологом, пустынном левобережье блеснула река. Подъехали ближе. Река была извилистой и довольно широкой.

— От Камня бежит, — пояснил Гаруня. — Доводилось и по ней плыть. Игрива да петлява река, долго плыли…

— О Скрытне сказывай, — нетерпеливо перебил старого казака Нагиба.

— Укажу и Скрытню, — мотнул головой Гаруня. — Но то надо Волгу переплыть, дети.

Переплыли.

Дед прошелся вдоль крутояра и вновь вернулся к казакам. Смущенно кашлянул в бороду.

— Никак, малость запамятовал, хлопцы. Скрытня и есть Скрытня. Пожалуй, влево гляну.

Дед пошел влево и надолго пропал. Вернулся вконец обескураженный.

— Никак, черти унесли, дети. Была Скрытня и нет.

— А я чего гутарил? — подступил к старику Нагиба. — Набрехал, дед!

— Гаруня не брешет, дети, — истово перекрестился казак. — Была Скрытня! Вон за той отмелью. Зрите гору, что к Волге жмется? Вот тут Скрытня и выбегала.

— А ну, пойдем, дед, — потянул старика Болотников. Лицо его отяжелело, наугрюмилось. Ужель весь этот долгий, утомительный переход был напрасен? Казаки еще вечор приели последние запасы сухарей, толокна и сушеного мяса.

Отмель кончилась, далее коса обрывалась, к самой воде подступали высокие, неприступные горы; тут же, в небольшом углублении сажени на три, буйно разросся камыш.

— Здесь была речка?

— Здесь, атаман. Горы эти и сосны крепко помню. Отсель речка выбегала. А ныне сгинула. Чудно, право.

Болотников зорко глянул на камыш; был он густ, но пожухл. Покачивались кочи. Шагнул к самому краю, выхватил саблю и трижды полоснул по камышу. В открывшемся пространстве увидел конец толстого осклизлого бревна. Усмехнулся.

— Тут твоя речка, дедко.

— Да ну?

— Тут!

Болотников приподнял за край бревно, отвел в сторону и бросил в воду. Кочи тотчас же стронулись с места и поплыли в Волгу.

— Уразумел теперь, дедко?

— Уразумел, атаман, — воодушевился Гаруня. — Нет, глянь, хлопцы, что посельники удумали. Реку поховали! Да их ноне и сам дьявол не сыщет.

В минуту-другую устье освободилось от зарослей, и перед донцами предстала Скрытня.

— Хитро замыслили, — крутнул головой Мирон Нагиба. — Река-то за утес поворачивает. Выход же камышом забили. Усторожливо живут посельники. Никак татар пасутся.

К Болотникову ступил Нечайка.

— Ну что, батько, привал? Поснедать бы пора.

— Живот подвело. Невод кинем, ухи сварим, — вторил казаку Устим Секира.

Но Болотников рассудил иначе:

— О животах печетесь? Потерпите! Нельзя нам тут на виду торчать. Крепостицу пойдем сыскивать.

— Путь один, атаман, — рекой, — молвил Гаруня.

— Вижу, дедко… А ну, Нечайка, спознай дно.

Нечайка разделся и спустился в реку. Споткнулся.

Пошел дальше и вновь споткнулся.

— Тут камень на камне, батько.

— Лезь дале!

Нечайка ступил вперед еще на шаг и тотчас оборвался, целиком уйдя в воду. Когда выплыл, крикнул:

— Тут глыбко, атаман!

Нечайка выбрался на берег, а Болотников, приподнявшись на стременах, обратился к повольнице;

— А что, донцы, може, вплавь? Кони наши к рекам свычны. Аль вспять повернем?

— Вспять худо, батько. Челны надобны!

— Плывем, атаман!

Болотников одобрил:

— Плывем, друга!

Один лишь осмотрительный Степан Нетяга засомневался:

— А не потонем, атаман? Река нам неведома. Тут, поди, ключей да завертей тьма.

— Не робей, Степан, — весело молвил Болотников.

— Без отваги нет и браги. Так ли, друга?

— Так, батько! — дружно отозвалась повольница.

Иван слез с коня и начал раздеваться. Сапоги, кафтан, шапку, порты и рубаху уклал в чувал; туда же положил пистоль, пороховницу, баклажку с вином, медный казанок и треножник. Сыромятным ремнем надежно привязал мешок к лошади.

— Ну и здоров же ты, батько! — восхищенно крутнул головой Устим Секира, любуясь могучим телом Болотникова. На плечах, спине и руках Ивана бугрились литые мышцы. Рослый, саженистый в плечах, бронзовый от степного загара, Болотников и впрямь выглядел сказочным богатырем.