Гибель советского кино. Интриги и споры. 1918-1972 - Федор Раззаков

Кстати, актер Михаил Кононов, исполнивший роль начальника Чукотки, в том году сыграл еще одну похожую роль, причем опять в фильме о Гражданской войне, который тоже снял режиссер-дебютант. Речь идет о картине «В огне брода нет» Глеба Панфилова. Там Кононов опять перевоплотился в красноармейца, который был влюблен в героиню фильма – санитарку медпоезда Таню Теткину. Однако эта картина собрала в прокате-67 в два раза меньшую аудиторию, чем «Начальник Чукотки», – всего 7 миллионов 690 тысяч зрителей.

Между тем среди наиболее кассовых лент того кинопроката значились следующие: мелодрама «Цыган» Евгения Матвеева – 55 миллионов 624 тысячи; истерн «Неуловимые мстители» в постановке Эдмонда Кеосаяна – 54 миллиона 500 тысяч; шпионский боевик о подвигах советских разведчиков времен Великой Отечественной войны «Их знали только в лицо» Антона Тимонишина – 43 миллиона 700 тысяч; советско-румынский боевик о событиях той же Великой Отечественной под названием «Туннель» Франчиска Мунтяну – 37 миллионов 800 тысяч; детектив «Два билета на дневной сеанс» Герберта Раппапорта – 35 миллионов 300 тысяч; комедия о беспризорниках 20-х годов «Республика ШКИД» Геннадия Полоки – 32 миллиона 7 тысяч; еще один боевик о советских разведчиках времен Великой Отечественной «Два года над пропастью» Тимофея Левчука – 30 миллионов 600 тысяч; биографический фильм о судьбе замечательной петербургской актрисы первой половины ХIХ века Варвары Асенковой «Зеленая карета» Яна Фрида – 30 миллионов 900 тысяч; современная киноповесть «Журналист» Сергея Герасимова – 27 миллионов 800 тысяч; экранизация пушкинской «Сказки о царе Салтане» Александра Птушко – 26 миллионов 800 тысяч.

Хит-лист перечисленных фильмов по киностудиям выглядел следующим образом: за «Мосфильмом» значилось 5 картин, за «Ленфильмом» на одну меньше, за киностудией имени Довженко – 2, за киностудией имени Горького – 1.

Значительно меньшую аудиторию, чем рассчитывалось в Госкино, собрали две завершающие серии эпопеи Сергея Бондарчука «Война и мир»: на третью пришли 21 миллион зрителей, на четвертую – 19 миллионов 800 тысяч. Однако это нисколько не умалило достоинств этого грандиозного кинополотна, которое по праву вошло не только в сокровищницу отечественного, но и мирового кинематографа, чему свидетельство – присуждение ему премии «Оскар» в 1968 году. Эта награда наглядно продемонстрировала, что цели своей фильм добился: не только превзошел американскую версию Кинга Видора 56-го года, но и покорил весь мир.

Из других значительных картин, которые однозначно провалились в прокате-67, назову две: «Вертикаль» и «Июльский дождь». Первая ничего особенного с художественной точки зрения не представляла, по сути став «первым блином, который комом» для двух дебютантов с Одесской киностудии – Станислава Говорухина и Бориса Дурова. Однако именно с этой ленты началась всесоюзная слава Владимира Высоцкого, поскольку он не только сыграл в ней одну из главных ролей (радист), но также исполнил четыре песни, которые мгновенно ушли в народ (почти одновременно с премьерой ленты фирма грамзаписи «Мелодия» выпустила их на отдельном гибком миньоне). Именно во многом благодаря участию в фильме Высоцкого «Вертикаль» собрала аудиторию почти в 10 миллионов зрителей.

«Июльский дождь» был снят не дебютантом, а уже маститым режиссером Марленом Хуциевым. Но это было совершенно иное, чем «Вертикаль», кино – не массовое. В центре его сюжета был рассказ о 30-летней женщине, которая заново переосмысливала свою жизнь. Однако чрезмерная философичность фильма оказалась не по зубам как руководителям Госкино (было решено отпечатать всего 164 копии фильма), так и простым зрителям (он собрал на своих сеансах 3 миллиона 700 тысяч человек). Отметим, что в зрительском конкурсе журнала «Советский экран» на лучший фильм репертуара 1967 года именно этот фильм оказался одновременно в списках и лучших и... худших картин. Здесь же приводились и различные отклики на ленту, среди которых, в частности, были следующие:

Инженер Г. из Воронежа: «Фильм потрясает своей гражданственностью. Мы таких фильмов, откровенно говоря, очень мало видим. Неужели кто-то не чувствует, как на экране бьется сердце и мысль режиссера, как он волнуется о судьбе нашего поколения?..»

Зрительница А. из Липецка: «Я пришла в ужас после просмотра „Июльского дождя“. Может, я чего-то не понимаю, но мне кажется, что этот фильм – чудовищная нелепость. На протяжении полутора часов слушать визг транзистора, шум машин, ржанье лошадей, нудные телефонные звонки, смотреть на героев и так и не узнать, кто же они такие, чем занимаются и к чему стремятся, – это же смешно!.. Мне хотелось бы знать, в чем смысл этого фильма. Непонятные действия непонятных героев не смогли мне объяснить его цель».

Зрительница Ч. из Полтавы: «Как можно в один сезон с „Журналистом“ и „Сильными духом“ выпустить такую возмутительную картину, как „Июльский дождь“? Чего стоит общий замедленный ритм фильма (взять хотя бы „живые картины“ на фоне Большого театра, вызывающие смех в публике). Сплошная скука! Не только „дождь“, но и „туман“.

Чуть позже кинокритик И. Левшина опубликует собственные социологические выкладки этого опроса, из которых станет ясно следующее. Лучшим фильмом года «Июльский дождь» назвали зрители в возрасте от 30 до 40 лет, с максимально высоким уровнем образования, живущие в Москве, Ленинграде и других крупных городах. Худшим он был признан в возрастных группах от 16 до 20 лет и после 40 лет, с образованием незаконченным средним и средним, у зрителей, живущих в селах, небольших городах, районных и областных центрах.

Короче, получалось, что чем выше образовательный уровень человека, тем он лучше понимал философию подобных картин. Однако дело было в том, что львиная доля кинозрителей в СССР относилась ко второму типу и именно с учетом их требований строило свою политику Госкино. Оно не гнобило «июльские дожди», но объективно отводило им то место, которое ими заслуживалось – 164 копии на всю страну. «Кавказскую пленницу» тиражировали числом свыше тысячи копий, поскольку это кино было универсальным – его с удовольствием смотрели как люди с высшим образованием, так и с низшим. Никакой высшей политики (то есть ущемления прав «нетрадиционных» режиссеров) в этом процессе не было.

Как уже отмечалось, общий итог киносезона-67 оказался впечатляющим: только пятерка фаворитов собрала на своих сеансах РЕКОРДНУЮ за всю историю советского кинематографа аудиторию в 304 миллиона 900 тысяч зрителей.

Вспоминает В. Баскаков: «По существу, за счет „Мосфильма“, „Ленфильма“ держалась вся кинематография, отчасти – студии имени Горького. Вся республиканская кинематография дотировалась (кроме украинской, которая больших доходов не давала, но покрывала свои расходы). (На Украине функционировали две киностудии – имени А. Довженко в Киеве и Одесская. – Ф. Р.) Все неигровое кино дотировалось за счет художественного кино. Все студии Кавказа и Средней Азии были убыточны. Другого такого фильма, как «Аршин Мал-Алан», не было, чтобы вся страна его смотрела! (Этот фильм, снятый на Бакинской киностудии режиссерами Рзой Тахмасибом и Николаем Лещенко, собрал в 1945 году 16 миллионов 270 тысяч зрителей и занял 8-е место в прокате. – Ф. Р.) Есть же предел восприятия национальных фильмов. В Рязанской области даже хороший таджикский фильм смотреть не хотели. Более того, был социологический подсчет, что грузинские фильмы в Грузии смотрели относительно меньше зрителей, чем в среднем по стране. В Грузии и на Кавказе вообще шли индийские и арабские фильмы в прокате (неменьшим успехом они пользовались и в Средней Азии. – Ф. Р.). Но индийские, арабские, французские и итальянские картины входили в общую копилку, и с их помощью кинематограф покрывал свои расходы...»

Между тем именно со второй половины 60-х годов режиссер Леонид Гайдай практически на десятилетие превратится для советского кинематографа в курицу, несущую золотые яйца (то бишь одна его комедия окупала затраты сразу на несколько десятков провальных фильмов). Правда, здесь ситуация выглядела противоречиво. Например, чиновники Госкино относились к Гайдаю весьма благосклонно, ценя не только его искрометный талант комедиографа, но и лояльность к власти: в своих блестящих комедиях Гайдай не прятал никаких «фиг», а если таковые имелись, то на фоне творчества других мастеров советского кинематографа из разряда инакомыслящих они выглядели невинной забавой. Однако именно за это обстоятельство Гайдай снискал себе массу недоброжелателей среди своих коллег-режиссеров и многочисленной армии продвинутых кинокритиков, которые считали такую позицию Гайдая чуть ли не цеховым предательством. В этой среде существовало мнение, что лягать советскую власть требуется всенепременно, в противном случае режиссер, не разделяющий этого правила, превращался в труса и капитулянта. Надо отдать честь Гайдаю, он на это мнение не обращал внимания. И хотя «соловьем» режима никогда не был, однако и поливать его грязью никогда себе не позволял.