Отныне я – странник - Виталий Гавряев

Царь, ненадолго замолчал — с хитринкой посмотрев на Юрия, разгладил рукой свои усы и под итожил свой рассказ:

— Знай, мой кузен, с каких денег я с ним рассчитывался, то должен был с обиды — повеситься…

Глава 25

Давно окончилась весенняя распутица: прошла весна; после заключения вечного мира, ратные будни сменились «мирной» рутиной неотложных дел. — Успокоением развоевавшихся охотников и строительством дорог. Ударными темпами осушались болота расположенные недалеко от Лужской губы Финского залива: а рядом с деревенькой Малый Остров, закладывался фундамент нового города — порта. Царь не жалея ни себя, ни кого либо ещё, трудился закладывая этот град — по началу ведя разметку будущих улиц: а затем и возведение административных корпусов и судоверфи. Будущая городская элита, параллельно с обязательными объектами — в специально отведённом месте возводила настоящие дворцы: благо по окончанию боевых действий, все участники получили из царской казны щедрое вознаграждение. И в данный момент среди царских приближённых, шло соревнование — у кого постройки выйдут богаче и красивее. Для этих целей, приглашались иноземные архитекторы — которые согласовывали свои проекты в архитектурном приказе (недавно созданном по указу Петра) Так что, в работе были все — начиная с царя и заканчивая каторжниками, и пленными. Среди последних, несмотря на старания медиков и Юрия, была слишком высокая смертность. Виной чему, были, не условия их жизни, а высокая производственная травмоопасность. Никто не понимал — зачем зря тратиться, если «утерянную рабочую силу» и без того восполняют в необходимом количестве.

Во всей этой кутерьме, Гаврилов не только возводил здание закреплённого за ним адмиралтейства, но и на землях, выделенных ему Петром, с нуля строил поместье. Правда, здесь вскоре появилась нежданная помощь — приехал тесть и привёз с собой Ульяну и маленькую Антонину. Однако радость встречи с семьёй была немного омрачена Ульяниным отцом. Матвей, только въехав во двор, спрыгнув из седла на землю, сразу подошёл к зятю, и с недобрым прищуром посмотрев ему в глаза, спросил:

— Нам как сынок? Домой ехать, или можно здесь располагаться?

— Вы это к чему отец такие вопросы задаёте? — Удивлённо спросил Юрий.

Старый стрелец, обернувшись, посмотрел на дочь — сидевшую в карете (подарок ростовских кузнецов) и вновь посмотрев на зятя, с показным безразличием проговорил:

— Да так. Добрые люди рассказали, что у тебя в здешних землях новая отрада появилась. Так что уточни для нас, ко двору мы здесь, али как? Что ответишь на это, а зятёк?

— Вы это, бросьте такие речи говорить! — Строго огрызнулся Юра. — Это за кого вы меня батя принимаете? И почему утверждаете, что моя жена может оказаться в моём доме не ко двору? Так что, вот вам моё слово. Немедленно в дом и осваивайте наше новое жилище.

— А с той пассией как быть? — Не унимался Матвей.

— Был на мне грешок — да весь вышел! — Повысив голос, ответил Юрий. — Пусть за это меня осудит тот — кто сам в этой жизни без греха!

В ответ бывший сотенный ничего не сказал — только махнул рукой — после чего, из экипажа, как будто только и ждала этой отмашки, с подросшей дочерью на руках, выскочила Ульянка, и побежала к мужу…

Как ни ожидал Юрий, но из уст его жены, не прозвучало ни единого упрёка.

— Антонина Юрьевна, а вот и твой папа… — Только и сказала она дочери, когда оказалась рядом с мужем.

А уставшая, ничего не понимающая Антонина, потёрла кулачком глазик, скривила личико — как будто собиралась заплакать, и прижалась к маме. Где немного похныкав, вскоре и уснула.

Вскоре Ульянка, уложив в кроватку дочь, и напарившись в бане, как полновластная хозяйка, осматривала временный бревенчатый дом — в котором жил Юрий и большую стройку их будущего поместья. Немного позже к ней присоединился и её отец, которого, немного смущал и одновременно радовал размах строительства.

— Ты сынок, вот что, — деловито проговорил он в конце этой экскурсии, — можешь по поводу нового родового гнезда не беспокоиться. Мы-то знаем, сколько на тебя по царёвой службе возложено обязанностей. Мы здесь с Улей, сами за хозяйством приглядим — можешь на этот счёт не беспокоиться. Но на будущее — чтобы больше, дочь мою не обижал! Не для того я её растил!

И на самом деле, Матвей быстро разобрался, что к чему и вскоре, со свойственной ему педантичностью, контролировал строителей — не позволяя рабочим долго раскачиваться в начале трудового дня. Юрию, иногда наблюдавшим за деятельностью тестя со стороны, было даже немного жалко итальянского архитектора Марка Болоньези. Тот, хотя и был большим пройдохой — которого Гаврилов частенько сам до этого ставил на место. Но бывший стрелец и Юрин тиун Гаврила Кузьмич Гончаров, доводили иноземного зодчего до белого каления — указывая на ошибки проекта, которые по их разумению сделают дом непригодным для жилья.

— Ты это чего стервец городишь?! — В очередной раз придрался Ульянкин отец к итальянцу — как раз в тот момент, когда Юрий, поутру собираясь на службу, ожидал на крыльце, когда ему подведут коня. — Тебе, олуху, сколько можно говорить, что нельзя делать такие большие окна?! Как ты собираешься в лютую стужу в этих хоромах тепло поддерживать?! Или прикажешь, по твоей милости по дому в шубе ходить?!

— О мамма миа! — Ожесточённо жестикулируя, огрызнулся «задетый за живое» архитектор. — Синьор Матвэи, в доме есть камины — они прекрасно будут отапливать все помещения! А окна в жилище, необходимы для освещения: иначе, будете сидеть по комнатам при свете своих лучин — даже днём!

— Нет, басурманин, я настаиваю — делай оконца поменьше!

— О Санта Лючия! Это палац, а не ваша изба! — Негодовал зодчий. — Это вы у себя можете делать маленькие бойницы и затягивать их бычьим пузырём! Здесь мой проект: и я не позволю его так уродовать!

Судя по всему, в этом споре о размере окон, никто не хотел уступать. Спорщики распалялись — привлекая своими криками всех окружающих их людей. Вся дворня Гаврилова, включая и строителей, замерли — позабыв о своих делах, и с интересом наблюдали за утренней, словестной перепалкой. Что не очень понравилось Юрию. Уж очень ожесточённо «сцепились» между собой оппоненты и неизвестно, чем они могут завершить этот спор. Да и работники, уловившие накал разгорающихся страстей, позабыли о своих обязанностях — конюх ведший Сивку к крыльцу хозяйского дома стоял, разинув рот; каменщики, перемешивавшие цементный раствор, сделали тоже самое. А этому, потакать нельзя.

— Чего стоим? — Спокойно, но громко спросил Гаврилов. — Вроде сегодня не воскресный день: да и я, его выходным для вас, не объявлял.