Экономика СССР в период с 1921 по 1929 годы. Деньги и Вторая мировая война. После Второй мировой войны: экономика ФРГ, Англии, Франции, США, Латинской Америки, Китая, Японии и Восточной Европы [ - Коллектив авторов -- История

Понятие «спекулянт» стало носить ругательный характер только в условиях советской системы с ее дефицитностью жизненных благ практически по всем позициям. Кто такой спекулянт? Например, тот, кто покупает товар дешевле, чтобы потом продать дороже. Если он стремится к обратному, то место ему в доме умалишенных. Другое дело, если ты манипулируешь ресурсами, доверенными обществом в управление, в личных имущественных интересах. Для социальной характеристики таких людей народ создал образ – «сидит на дефиците».

Интересен пример одной знакомой семьи. Отец – чиновник средней руки одного из министерств ВПК. Мать – заведующая секцией одного из крупнейших столичных универсальных магазинов. Сын – профессиональный спекулянт со школьной скамьи. Еще в 70-е гг., когда их квартиру ограбили, первой заботой матери было ублажить следственные органы, дабы те, не дай Бог, не нашли похитителей. Ведь тогда будет обнародован список награбленного и придется объяснять его происхождение. Ныне сын – «новый русский», а отец регулярно ходит с портретом Сталина на все сходки. Живет семья дружно.

Социальная терпимость к людям, преступающим закон, но в рамках своего служебного положения, «берущим по чину», стала характерной чертой последних десятилетий советского общества. Иначе быть не могло, поскольку теневая экономика, особенно в сфере обращения, – родное дитя дефицита, поэтому теоретически ее следует рассматривать как балансирующий элемент существовавшей системы.

Естественным является и поведение низшего звена аппарата управления. Не обладая официальными льготами, они дополняли свой бюджет за счет рычагов ограниченной сферы влияния, тоже своей. Следовательно, упомянутый проект светлейшего князя Меншикова о «кормлении» последнего звена бюрократии надо признать вполне жизненным. Ясно и то, что к объективно грянувшим переменам Россия пришла не единым обществом, а социальными группами, психологически разнящимися ничуть не меньше, чем по численности.

16.5. Человек и перестройка («Герои нашего времени»)

Когда ветер врывается на площадь, прежде всего он поднимает пыль.

Старинная китайская мудрость

Наша перестройка, едва народившись, была объявлена революционной. Тогда это, пожалуй, звучало несколько преждевременно, но постепенно процесс перемен в стране действительно обретает революционные черты. А вот параллели, проводимые между Октябрьской революцией и современностью, неверны в принципе. К каким бы результатам ни привел октябрь 1917 г., это была «революция снизу». Напротив, провозглашенный в середине 80-х гг. Генеральным секретарем ЦК КПСС М. Горбачевым курс на перестройку дал начало «революции сверху».

Вот и давайте сравним перестройку с опытом российских реформ последних столетий.

Если сопоставить последнюю треть XIX в. и наше время, многие аналогии просто поражают. Читая, например, работу одного из крупнейших экономистов того периода, российского академика В. П. Безобразова «Уральское горное хозяйство и вопрос о продаже казенных заводов», трудно отрешиться от мысли, что она написана сейчас, а не более ста лет назад. Тогдашний кризис горных заводов – точная модель нашего нынешнего кризиса, и, что очень важно, тогда он был преодолен успешно.

Одной из важных особенностей экономической истории России было большое государственное хозяйство и сложившаяся административно-бюрократическая система управления им. Дело в том, что переход от феодальной раздробленности к единому государству у нас произошел раньше, чем для этого сложились экономические условия. Формирование единого государства произошло уже в XV в., а экономические связи, объединяющие страну в государственное целое, стали налаживаться лишь в XVII в. В мировой же практике экономическое объединение страны обычно предшествовало политическому.

Российское государство (не страна, а именно государство) нуждалось в вооружении для армии, разной другой промышленной продукции – бумаге для своего бюрократического аппарата, например. Но промышленная буржуазия в России еще не сложилась, и государству пришлось самому организовывать производство для удовлетворения своих потребностей.

Естественно, управлялась такая промышленность административными методами. Образцом хорошо сбалансированного административного плана может служит «Табель де Геннина», составленная в 1723 г. при Петре I для горных заводов Урала. Государство определяло численность занятых («штаты»), нормы выработки, величину заработной платы, «указные» цены продукции, все статьи производственных затрат. План определял даже рентабельность.

Но уже к середине XVIII в. казенная регламентация и казенная монополия затормозили развитие промышленности. Екатерина II сделала попытку перейти от казенной регламентации к рыночной экономике. «Никаких дел, касающихся торговли и фабрик, – писала она, – не можно завести принуждением, а дешевизна родится только от великого числа продавцов и от вольного умножения товара». Попытка удалась лишь частично. В тех отраслях, которые производили товары народного потребления, казенная регламентация была сломлена и производство резко пошло на подъем. В тех же отраслях, которые в значительной мере были связаны с казной (металлургия, суконное, винокуренное, солеварное и некоторые другие производства), сохранились и казенная регламентация, и административные методы управления.

Кроме казенных значительную часть промышленности крепостной России составляли посессионные мануфактуры, находившиеся в частных руках, но подчинявшиеся государственной регламентации.

Итак, ко времени ликвидации крепостного права промышленность России состояла из двух секторов: казенная промышленность, к которой следует отнести и посессионные, и многие помещичьи предприятия, управлялась преимущественно административными методами, а развитие остальной части промышленности определялось рыночными отношениями. Это была, таким образом, смешанная экономика.

Когда мы говорим о крепостном праве, то вспоминаем обычно только личную зависимость крестьян от помещиков и произвол в эксплуатации. Но этот важнейший элемент в хозяйствовании определял и все остальные экономические отношения, ведь внеэкономическое принуждение несовместимо с подлинно рыночной системой. В крепостной мануфактуре рабочая сила не могла быть товаром, а поэтому было невозможно и свободное перемещение капиталов. В. И. Ленин справедливо отмечал, что хозяева крепостной промышленности основали свое господство не на капитале и конкуренции, а на монополии и на своем владельческом праве. И рыночные отношения, конкуренция неизбежно заменялись хозяйственным администрированием. В. П. Безобразов писал, что в «хозяйстве, основанном на крепостном праве», не может быть «коммерческого расчета, необходимого для денежного хозяйства», и что только «упразднение обязательного труда» допустило переход к «коммерческим условиям в хозяйстве». Безобразову можно верить – он был не только крупнейшим экономистом, но и современником того, о чем писал. И если он считает, что крепостничество было несовместимо с коммерческим расчетом, то, вероятно, это так и есть.

Почему В. И. Ленин, В. П. Безобразов и многие другие уделяли тогда особое внимание кризису горнозаводской промышленности? Потому что в большинстве отраслей промышленности России ко времени ликвидации крепостного права уже преобладал наемный труд и, следовательно, господствовал «коммерческий расчет». Из крупных отраслей только горнозаводская промышленность к этому времени базировалась на крепостном труде и сохранила административные методы управления. Горнозаводская промышленность, которая была, по выражению Д. Н. Мамина-Сибиряка, «государством в государстве», оставалась изолированной от экономических процессов и после отмены крепостного права