Неизвестные Стругацкие От «Страны багровых туч» до «Трудно быть богом»: черновики, рукописи, варианты. - Светлана Бондаренко

Наконец, много сил положила на УРМа и Лаборатория Силы и Движения. Источником энергии машины служит плутониевый реактор большой мощности, питающий девять мощных электромоторов, тридцать пять соленоидов, рецепторную систему и схему усиления. Остроумно разработанные и точно выполненные системы рычагов позволяют УРМу совершать около пятисот различных движений с практически любой скоростью и в любой последовательности.

Как работает УРМ? Создавая «мозг УРМа, Лаборатория Программирования заложила в него некоторые аксиомы, так называемые рефлекторные цепи, с которых, собственно, и начинается поведение всякой кибернетической машины. Благодаря этим готовым рефлексам машина „знает“, где верх, где низ, ходит по дорожкам и не топчет газоны, ищет двери и не ломится сквозь стены, знает хозяина и слушается его голоса и так далее.

Кроме того, „память“ машины загружается типовыми реакциями на наиболее вероятные условия, в которых ей придется работать. Так, УРМ отступает перед глубоким обрывом, удирает (и всегда в нужную сторону), если на него падает стена или рухнувшее дерево, не приближается к источникам интенсивных излучений, уступает дорогу поезду или грузовику.

Когда УРМ включен, показания рецепторов, преобразованные в двоичный шифр, начинают непрерывно поступать в анализатор. Анализатор устроен таким образом, что, получая восприятия, он сравнивает их с тем, что у него уже есть в памяти и из всех возможных комбинаций ответной реакции на эти восприятия выбирает наиболее выгодное и логически оправданное с точки зрения выполняемой УРМом в данный момент операции.

Благодаря огромной емкости „мозга“ УРМа оказывается возможным запрограммировать реакции на все мыслимые обстоятельства. Так, если бы УРМ выполнял земляные работы на Кара-Кумском Канале и наткнулся на древнее захоронение, он бы не только мог дать об этом знать диспетчеру, но и начал бы самостоятельно, с большой осторожностью и аккуратностью раскапывать находку, счищать с нее налипший грунт, мыть обнаруженные черепки и складывать их в укромном местечке.

Но Лаборатория Программирования не остановилась на этом. Легко видеть, что было бы чрезвычайно невыгодно применять УРМа на таких работах, как рытье каналов, строительство и тому подобное. С самого начала УРМ был предназначен для работы в условиях, где присутствие человека-надзирателя невозможно физически. Например, в океане на больших глубинах, на других планетах. Но вся беда в том, что и составитель программы не может предсказать точно, какие условия будут окружать машину в подобных случаях, и, следовательно, не может задать УРМу реакции на эти условия. Тогда Стремберг предпринял попытку создать самопрограммирующуюся машину. Анализатору была задана новая готовая рефлекторная цепь, сущность которой сводится к тому, чтобы побуждать УРМа самостоятельно заполнять пустующие ячейки памяти.

Следует помнить, что таких ячеек у УРМа десятки миллионов.

И результат получился совершенно неожиданный. Новый готовый рефлекс оказался источником возникновения десятков новых, не предусмотренных программистами рефлексов. Эти самопроизвольные рефлекторные дуги, или спонтанные рефлексы, как окрестил их Стремберг, направили деятельность „мозга“ УРМа в совершенно новом направлении. Пока „мозг“ управляется готовыми рефлексами, которые вложены программистом, можно предсказать все действия УРМа в любой обстановке. Но с появлением спонтанных рефлексов УРМ выходит из повиновения и начинает „вести себя“. Так случилось и в памятный зимний вечер, когда УРМ вырвался из своего подвала и разрушил трансформатор.

Приходится признать, что, по крайней мере в настоящее время, наделять машину способностью программировать свои действия не представляется возможным. С таким же успехом можно было бы позволить железнодорожным составам выбирать время и путь следования по своему усмотрению. Для уточнения программы действий универсальной рабочей машины в условиях, не предусмотренных программистом, пока приходится идти по более медленному, но зато гораздо более верному пути: оттачивание анализаторских способностей „мозга“, дальнейшее усовершенствование рецепторной системы и… ликвидация самой возможности возникновения спонтанного рефлекса.

Более близкий к опубликованному варианту черновик рассказа не полностью, но сохранился на оборотах черновика ПНВС.

Пискунов там еще имеет фамилию Стремберг, Рябкин — Шустов. Реакции УРМа там еще описаны более человеческими: „Он был поражен. <…> Он испытал то смутное чувство, которое человек называет „ощущением нереальности окружающего“. Урм не любил смутных ощущений…“ Погоня за УРМом в черновике описана более подробно, более эмоционально и со всяческими нюансами. К примеру:

Последние слова Николай Петрович выкрикнул уже на бегу.

Шустов кинулся вслед за ним, но споткнулся и с минуту барахтался в сугробе, ругательски ругая проклятую пургу, свинячьего Урма и вообще всех, причастных к происшествию.

<…>

— Бежать туда всем вместе, найти его и… ну, и схватить.

— Схватить! — Стремберг взорвался. — Схватить! За что прикажете? За штаны? Полтонны весу, живая сила удара кулака — триста кило… Чушь какая!

<…>

Глаза их привыкли к кромешному мраку, и они увидели низкое мглистое небо и белесое свечение сугробов под ногами.

Несколько раз они валились в какие-то ямы, срывались с невысоких обрывов. Наконец Стремберг остановился и, тяжело дыша, сел прямо в снег.

<…>

Костенко присел рядом на корточки и стал отдирать ледяную корку с усов и бороды. Корка не отдиралась, и он тоненькo повизгивал от боли.

<…>

— Побежали? — предложил Костенко.

— По… погодите… Передохнем… немного…

< Стремберг снова сел в сугроб, не выпуская руки Костенко, шумно, со свистом дыша, потом наклонился, схватил горстью снег и сунул в рот.

— Понимаете… у меня легкие… обожжены. Не могу… бегать.

Он снова зачерпнул снега и приложил к лицу.

— Простудитесь, — нерешительно сказал Костенко.

<…>

Горячая металлическая поверхность толкнула Костенко в лицо, и он кувырком покатился в сугроб.

<…>

— Ну что ты, дорогой, успокойся! — бормотал Шустов, гладя его взъерошенные заиндевевшие волосы.

— Эх, я же говорил вам… — мрачно сказал Рябкин, но Николай Петрович оборвал его.

— Говорил, говорил, — крикнул он. — Молчи ты, ионная трубка… Стремберг, дружище, неужели ты не понимаешь? Ведь это же победа! Неожиданная и громадная победа!

Все с изумлением уставились на него, а он пританцовывал от возбуждения и хлопал себя по бокам.