Двор российских императоров. Энциклопедия жизни и быта. В 2 т. Том 1 - Игорь Зимин

Об этой тайне и порожденных ею слухах позднее писали многие мемуаристы и историки, демонстрируя самое различное отношение к данному вопросу. Промонархически настроенные авторы оправдывали действия царской семьи. Например, Е. Е. Алферьев в своей книге указывал, что «по политическим и династическим соображениям, чтобы не давать возможность врагам России использовать болезнь наследника в своих преступных целях, они были вынуждены ее скрывать»60. Историк С. С. Ольденбург в двухтомной истории царствования Николая II просто констатировал: «Болезнь наследника считалась государственной тайной, но толки о ней, тем не менее, были широко распространены»61.

Критики династии отмечали катастрофические последствия закрытости царской семьи и бесперспективность этой позиции. Например, Феликс Юсупов писал: «Болезнь наследника старались скрыть. Скрыть до конца ее было нельзя, и скрытность только увеличивала всевозможные слухи, которые вообще порождались в обществе благодаря уединенной жизни государя»62. Говорили о том, что Алексей – умственно отсталый, эпилептик, «будто бы нигилисты изувечили ребенка на борту императорской яхты»63.

По словам П. Жильяра, который видел цесаревича в феврале 1906 г., он не производил впечатления больного ребенка: «У него был свежий и розовый цвет лица здорового ребенка, и, когда он улыбался, на его круглых щечках вырисовывались две ямочки»64. Многочисленные фотографии подтверждают это.

Однако не все так по-доброму воспринимали Алексея. На него смотрели не как на больного ребенка, а как на наследника трона огромной державы и грядущего властителя. И многие задавались вопросом, какое будущее ожидает страну, когда во главе ее окажется калека. Эти настроения отражены в воспоминаниях графини М. Клейнмихель: «Стали говорить, что ребенок слаб и недолговечен. Говорили, что у ребенка отсутствует покров кожи, отсутствие которого должно вызвать постоянные кровоизлияния, так что жизнь его могла угаснуть от самого незначительного недомогания… Благодаря тщательному уходу за ним, ребенок выжил, стал поправляться, хорошеть, был умен, но долго не мог ходить, и вид этого маленького существа постоянно на руках у здоровенного казака производил на народ удручающее впечатление… Этот маленький калека – в нем грядущее великой России?»65 Кроме того, монархистов заботила чрезмерная близость Распутина не только к императрице, но и к наследнику. М. В. Родзянко писал: «…не без основания являлось опасение, что постоянная проповедь сектантства может оказать влияние на впечатлительную детскую душу… привьет его миросозерцанию вредный мистицизм и может сделать из него в будущем нервного и неуравновешенного человека»66.

Первый серьезный кризис в развитии болезни произошел в конце 1907 г., когда цесаревичу было три с половиной года67. Он серьезно травмировал ногу. Как писал великий князь Александр Михайлович: «Трех лет от роду, играя в парке, цесаревич Алексей упал и получил ранение»68. По свидетельству великой княгини Ольги Александровны, именно во время этого кризиса Распутин впервые стабилизировал положение больного ребенка. По ее словам, «от докторов не было совершенно никакого проку. Перепуганные больше нас, они все время перешептывались. По-видимому, они просто не могли ничего сделать». Она писала, что только после появления Распутина ситуация изменилась, и «малыш был не только жив, но и здоров»69. А. А. Вырубова, коротко упомянув о кризисе 1907 г., ни словом не обмолвилась о вмешательстве Распутина, наоборот подчеркивала, что «когда осенью заболел наследник… ничто не помогало ему, кроме ухода и забот его матери»70.

Во время этого кризиса в Александровский дворец Царского Села был единственный раз приглашен иностранный специалист, профессор ортопедии Берлинского университета доктор Альберт Гофф71. И это стало первой и последней попыткой обратиться к опыту европейских специалистов. Поскольку больше их не приглашали, можно заключить, что опыт был не особенно удачным. Впрочем, возможно, его консультации потребовались для того, чтобы квалифицированно заказать в берлинском ортопедическом институте специальную кровать для больного цесаревича. Одно можно утверждать с уверенностью: с 1907 г. для европейских медиков и политиков тайны заболевания русского цесаревича более не существовало.

В марте 1908 г. очередная травма цесаревича стала поводом для переписки Николая II и императрицы Марии Федоровны. Алексей упал и ударился лбом, в результате чего на его лице появились страшные отеки. Мария Федоровна с беспокойством писала сыну из Лондона: «Я слышала, бедный маленький Алексей ударился лбом, и на лице появились такие отеки, что смотреть страшно, а глаза совсем закрылись»72. Для того чтобы последствия травмы прошли, потребовались три недели. В ответ Николай писал матери в Лондон: «Ты спрашиваешь про маленького Алексея – слава Богу, шишка и синяки у него прошли без следа. Он весел и здоров, как и его сестры»73. Это были первые серьезные звонки, но далеко не последние. Позже все они слились в некий тревожный фон, к которому царская семья постепенно приспособилась, не забывая о нем, однако, ни на минуту. О серьезности его говорит то, что хирург С. П. Федоров «в декабре (на Рождество) 1908 г. был экстренно вызван из Москвы»74 к цесаревичу.

В августе 1912 г. в Москве состоялось празднование 100-летия Бородинской битвы. Император очень хотел показать народу здорового наследника и хотя бы частично развеять мрачные слухи, но очередное недомогание сделало это невозможным. Во время всех церемоний ребенка носил на руках его дядька – боцман А. Е. Деревенько. Московский губернатор В. Ф. Джунковский заметил: «Больно было видеть наследника в таком положении»75.

Крещение детей

Крещение родившегося ребенка всегда было важной частью не только религиозной обрядности, но и повседневной жизни любой православной семьи. Понятия «крестного отца» или «крестной матери» в России никогда не были пустым звуком.

Процедура крещения царственного ребенка являлась одной из самых отработанных придворных церемоний с четким, раз и навсегда определенным ритуалом. Естественно, на торжественную церемонию собиралось всё наличное семейство. И крещение было обставлено со всей возможной традиционной пышностью. Ребенка укладывали на подушку из золотой парчи и укрывали тяжелой золотой императорской мантией, подбитой горностаем. При этом крестильные рубашки – розовые у девочек и синие у мальчиков, потенциальных самодержцев, – бережно сохранялись. Так, до нас дошла рубашка цесаревича Алексея, окрещенного в Петергофе летом 1904 г.