Звезды на приеме у психолога. Психоанализ знаменитых личностей - Рамиль Гарифуллин

— Когда личность страдает синдромом эмиграции, она уже и сыта, и обута, и дом у неё есть, но чего-то не хватает в душе. Личность страдает и тоскует.

— Некоторые из нас, живя в Америке говорят, что дескать, американцы — тупые. Это не правильно. Они не тупые. Американцы очень талантливый народ. Они тоже разношерстные. Там живут все национальности мира. И я хочу сказать, что это их страна, их правила. И зачем все говорят, что они вот такие. Если ты приехал сюда, то ты должен сделать то, что ты можешь сделать. Мне никто не мешал делать то, что я делал. Я писал свои песни, никогда никто не спросил, зачем я пишу, почему пишу. Наоборот, когда вышла моя вторая, третья, четвертая пластинка, я стал известным в кругу вот этого эмигрантства. Я писал для наших людей, я не писал для американцев. Я даже туда не хотел идти, потому что знаю, что американский бизнес — очень недосягаемый, ну я имею ввиду по-английски петь. Там десять тысяч групп. Каждый год они показывают свои достижения, талант на конкурсах. И только 2–3 группы проходят. 2–3 группы из 10 тысяч.

— Получается, что у вас были какие-то творческие планы, был творческий потенциал, уже будучи в России. А если бы ты не поехал бы в Америку, вряд ли бы этот потенциал так горел бы и раскрылся? Может, Америка как раз и помогла?

— Я с вами согласен.

— Или у вас вообще не было творческого потенциала в России, а в США он родился. Вы поехали в Америку, чтобы там родилось внутреннее состояние для творчества. А здесь ты был бы пуст.

— Вы правы, я с вами согласен потому, что в Америке я был свободен. Я делал то, что я хотел делать. Мое творчество не было под каким-то запретом. Я писал то, что я хотел. А хотел я что? Я хотел выразить то, что я писал в своих песнях различного жанра: у меня вышла детская пластинка, у меня вышли песни патриотического характера, песни с юмором, песни так называемые, сейчас называется шансон. Это называют блатной лирикой. Профессора Виноградов, Лихачев написали об этом искусстве, об этих каторжных песнях, блатных песнях. Это очень позитивные статьи великих учёных. Они сказали, что в этих песнях боль и страдания. Я тоже самое писал. Есть два характера этих песен: одни развращают, там нецензурные слова, другие воспитывают. У меня нет ни одного нецензурного слова, ни в одной моей песни, вы не найдете это. Там просто констатация факта или историй, или судьба человека, которого я встретил, которого я наблюдал, и я это выразил в песнях. И поэтому мои песни, написанные 25 лет назад, 20 лет назад востребованы и сегодня. Я их сегодня пою, у меня их требуют. Прошло много поколений, а песни мои живут вместе со мной и с моими поклонниками. Это высшая награда для автора.

— У вас есть эти песни, которые о других людях. А есть песни, которые именно о Вас, о вашей сущности, о ваших переживаниях, о личностном и духовном кризисе?

— У меня духовного кризиса там не было, потому что я верил, что я вернусь домой. Хотя таких перспектив у меня не было, в связи с ситуацией с отношениями между Америкой и Россией и правилами, которые существовали в Советском Союзе. Но в душе я надеялся и верил, потому что я маме сказал: «Мама, я вернусь!». Мне это очень помогало, и помогало то, что, когда я выпустил свои альбомы, у меня появилась аудитория, которой я нужен был. Они требовали от меня новых и новых песен, и я писал для них, они давали мне возможность зарабатывать деньги. Мне уже не нужно было работать в такси, или по другим специальностям. Я уже писал песни и выступал, в ночных клубах, которые были уже тогда в Брайтоне и в других местах Нью-Йорка.

— И все-таки, почему большинство творческих людей России остались в 1974 году в России? А вы каким-то образом умудрились выскочить? Кто же вы такой? Почему именно вы выскочили? Нет, почему именно вы оказались умнее других музыкантов, певцов взяли и выскочили за пределы кордона, а другие что тупые что ли?

— Вы знаете, однажды, по «Свободе» я слушал передачу и там ведущий сказал: «Из всех эмигрантов выиграл Вилли Токарев». Я не знаю почему он так сказал, но сказал, что ситуация, которая была, когда я поехал в Советский Союз, триумфально вернулся обратно сюда и на меня стали смотреть другими глазами и с другим отношением, после моего успеха в России. Мне стали платить в 10 раз больше денег, чем я получал до этого.

— За время нашего диалога, я почувствовал в вас некий комплекс неполноценности. Вы все время доказываете, что у вас пластинки есть, все есть, все отлично. Получается, что вас унижали раньше очень сильно, так сильно унижали, что теперь приходится постоянно доказывать что вы состоялись. Почему вам приходится все время это доказывать. Успокойтесь, успокойтесь! Вы действительно состоялись.

— Да, вы знаете, вы правы, потому что, когда я приходил в Советском Союзе на «Доброе утро», или куда-нибудь показывать свои песни, там была своя мафия. Песни, что это будет хит, это не будет хит, и меня практически проигнорировали. Я же не был членом союзов писателей, композиторов, поэтому мне было трудно там. И, ну тогда я решил уехать оттуда, потому, что у меня не было возможностей реализовать себя.

— Вас сильно унижали здесь? Вас это угнетало сильно?

— Ну, как сказать. Я материально очень хорошо состоялся в России.

— Вы очень тяжело выносите когда вас унижают? Вам это больно?

— Ну, естественно.

— Больно настолько, что вы стали смелым и нахер уехали. Не так ли? И все же кто эта скотина, эта сволочь, которая вас в Советское время так сильно унижала, если б она была жива, кто такая скотина.

(Провоцирую).

— А вы знаете, у меня такое отношение к этому: любая страна, где бы ты не жил, скажем, капиталистическая, мусульманская или какая-то другая страна, она имеет свои законы, которые ты должен выполнять. Я на Советский Союз не обижаюсь. Тогда были правила, которые были для всех людей, живших в этой стране. Я их соблюдал и не хотел их нарушать.

— Вы на Советский Союз не обижаетесь, вы обижаетесь на конкретных чиновников, которые обидели вас одним диалогом и этот диалог до сих пор прокручивается в вашей голове. Именно в этом причина вашего постоянного напоминания, что вы состоялись. Не так ли?

— Да, да, да, вы правы. Когда я стал известным в Советском Союзе, я пошел в горком и говорю: «Вы знаете у меня родился ребенок, я живу в жутких условиях, полуподвальном помещении. В одной комнате, 12 квадратных метров. А вот там свободная комната, дайте мне ее. Ко мне же приходят люди, иностранцы, иногда приходят, интервью берут». А они говорят: «Вы знаете что, вы ждите своей очереди». Я ждал этой очереди бесконечно, так и не получил ее. Были такие правила. Чиновники тогда были такие бюрократы. Мне тогда нелегко было в Советском Союзе все это наблюдать. И естественно была какая-то обида на такую не справедливость, а главное на то, что мне не давали того, чтобы мои песни звучали по радио, телевидению потому, что были другие, у которых было больше возможностей.

— В вас торчит эта пружина прошлого и благодаря ей вы все время оправдываетесь перед теми, кто вас когда-то унижал. И до сих пор оправдываетесь. Вы до сих пор в диалоге с этими химерами.

— А что я должен говорить сегодня, у меня другое не говориться. Я говорю то, что есть на самом деле, констатирую факт.

— Это серьезная психологическая пружина, это комплекс, он на вас давит.

— Главное, что я сделал то, зачем я сюда приехал. И сейчас я пожинаю плоды вот этого великого труда, который я совершил в своей жизни. Это, можно сказать, какой то подвиг, с моей стороны.

— От того, что вы сейчас уже плаваете в успехе у вас нет пустоты?

— Нет, вы что, я продолжаю так же работать. Я вот выхожу на улицу, мне невозможно пройти, останавливаются люди, машины. Это происходит в любых городах. Я считаю, что ради этого стоит жить и творить дальше.

— Считается, что США — это своего рода дача всего мира. Все люди туда что-то везут, что-то там строят. А сами работают, а свозят все в Америку, в красивую страну. Например, детей своих туда отправляют.

— Вот этого я не понимаю. Ситуация какая интересная: люди, у которых появилась возможность купить где-нибудь заграницей дачу или замок и отправляют туда детей. Я вот с одним белорусом разговаривал. Он говорит: «мои дети учатся в Швейцарии. Двое детей. Я плачу за каждого 40 тыс. долларов в год за обучение. А я говорю: «А как же они потом?». А он говорит: «Потом они останутся в Швейцарии». Вот этого я не понимаю, потому что происходит утечка, во-первых, капитала, а во-вторых, умов.

— 11 сентября по вашей душе сильно прошлось?

— Вы знаете, это только человек без чувств может это не заметить. Я лично был поражен случившимся и воспринял это как личное горе. Потому, что погибло много невиновных людей.