Светорада Золотая - Симона Вилар

– Не хочешь на охоту со мной пойти? Или по грибы? Их после прошедших дождей в лесу видимо-невидимо.

Сам-то он часто отлучался. Даже в расположенное неподалеку селище ходил, когда народ там собирался посвящать мальчиков в воев на праздник Перуна. Сын его уже поправлялся, начинал вставать, ел, иногда помогал отцу рубить дрова. Правда, тело у парня еще в шрамах, но со временем они заживут, а те, что останутся… какой же воин без шрамов?

Кудияром овладела какая-то тихая радость. Он улыбался чаще, порой даже песни пел, возясь по хозяйству, был приветлив с посетителями, да и волхвы местные к нему теперь приходили просто так, чтобы поговорить, сидели долго с бывшим воеводой у лесной избушки. После таких бесед Кудияр выглядел каким-то просветленным. Если что его и волновало, то только странное, непривычно замкнутое поведение сына. После выздоровления будто подменили парня. Ни прежней лихости, ни озорства, ни желания попробовать вернувшуюся силушку. Взгляд Стемида все чаще становился каким-то странным, отрешенным и сосредоточенным одновременно, словно он пытался заглянуть в глубину своего существа. Если отец пробовал расспрашивать, он отмалчивался или уходил. Возьмет лук со стрелами – и в лес. А возвращался обычно пустым, словно и зверя не видел.

Стеме и впрямь иногда казалось, что он выпал из обычной жизни. Ничто его не радовало, ничто не тешило. Только и думал: уже серпень настал, значит, Игорь справил свадьбу со Светорадой, посадил ее подле себя княгиней. Увидеть бы ее… да горько. Светка говорила, что будет его любить, и став княгиней, но Стема не хотел этого. Понимал, чем это для них обернуться может: ведь сколько глаз будут следить за молодой княгиней, сколько ртов захотят донести… Вот и оставались Стемке одни вспоминания: как они плясали с княжной на посиделках у заветного дуба, как он учил ее стрелять из лука, как они беспрестанно ссорились, а потом опять искали друг друга… Эх, Светорада Золотая!.. Он думал о ней так часто, что создавалось ощущение, будто она сидит рядом с ним. Это было как наваждение, но ведь только это ему и осталось теперь… Он видел ее в бликах солнца на воде, в блеске трепетавших на солнце листьев, в белых облаках на голубом небе. Иногда нынешняя спокойная жизнь казалась Стеме бесконечным сном, когда вроде надо встряхнуться и жить дальше, но ни сил, ни желания не было. Он погружался в этот сон все глубже и не ведал, где дорога назад к настоящей жизни. А разве хотел он жить? Светорада была недосягаема для него, а жизнь без нее казалась неинтересной.

Как-то, бесцельно проходив с луком полдня по лесу, Стема вышел к Бобру на то место, где он сражался с варягами. Возможно, и души их где-то тут бродят, над кучей земли, куда русы сгребли пепел от сожженных тел похитителей княжны. Стема только глянул в ту сторону и прошел мимо, спустившись к самой воде. Ну и местечко! Как же он бегал тут, по такой предательски податливой почве? А деревья пригнулись к самой воде, держась на обрывистом берегу лишь благодаря своим крепким корням. Стема сел на один из таких стволов и стал вспоминать… Вспомнил, как Гуннар шагнул к Светораде с ножом и свой ужас, когда понял, что собирается сделать с ней этот ее жених…

Какой-то шорох отвлек парня. Он оглянулся и увидел большого бурого сохатого. Лось стоял совсем близко над обрывом, откинув назад голову с короной рогов, затем вошел в воду и поплыл против течения, разрезая широкой грудью воду не хуже драккара варягов. Потом лось вышел из воды на другом берегу, стряхнул с себя холодную влагу и медленно, величаво двинулся в заросли. Да только рогами так зацепился за ветки, что оступился на длинных ногах, фыркнул недовольно.

Стема вдруг заметил, что улыбается. И не потому, что лось его позабавил, – просто вспомнил, как вез на Пегаше рога такого же огромного сохатого для Светорады. Он тогда плохо закрепил лосиные рога на спине лошади, так что приходилось все время поправлять их, задерживаясь в пути. Стему тогда это очень раздражало, и он сердито оглядывался на княжну. А она шла следом, и все время улыбалась, прощая ему и ворчание, и грубость.

Стема прижался лбом к прохладной коре дерева и разрыдался, как ребенок. Саму душу, казалось, выбросит из себя вместе с этим позорным для мужчины плачем. Возвращался назад уже в потемках. И еще издали расслышал какой-то шум со стороны поляны, где стояла их лесная избушка. Обеспокоившись, Стема ускорил шаг, выглянул из зарослей и вышел уже не таясь.

К Кудияру прибыли его дружинники, не все, конечно, – человек сорок. Галдели, поднимали рога, вращали на вертеле над большим костром тушу убитого оленя. И Кудияр был с ними – непривычно веселый, довольный, странно только смотревшийся в своей простой одежде и кожаной безрукавке среди одетых в булат вооруженных воинов.

Стемку скоро заметили. Рядом тут же оказался Бермята, похлопал приятеля по спине.

– А вот и ты. Поговори с батяней, парень. А то меня к нему в дружину отправили, а он все твердит: не вернусь да не вернусь.

Стемку окружили и другие воинские побратимы, толкали, обнимали, даже качать принялись.

– Живой! Да и крепкий, как прежде. А мы опасались, что проклятые варяги нарубили тебя как редьку.

– Да что ему сделается, лешаку чубатому!

– Ой, держите меня, Стемка в постолах древлянских, как простой смерд. А ведь, помню, раньше ты только в подкованных сапожках красовался перед девками. Пояс-то твой где? Об этом поясочке на Днепре уже басни слагать начали. Говорят, ты этим поясом саму княжну Смоленскую спасти умудрился.

– Это все басни, людьми сочиненные, – отозвался кто-то из толпы воинов. – А я сам тогда тут был и видел, что не поясом, а луком со стрелами и чужой секирой Стемка княжну оборонял. И сражался-то как! Будто Свято гор Богатырь! А теперь что? Похоже, и Кудияр, и ты к дрегве решили примкнуть да лягушек с ними есть. Нет, пора вам возвращаться, за вами и прибыли.

Под благодушные шуточки дружинников Стема нацепил свой пояс, ему поднесли рог с пивом, а Бермята протянул на длинном ноже кусок оленины.

– На вот, поешь. Это тебе не болотная гадость дрегвы. Отведаешь кусок мяса с кровью и просияешь, как древлянские боги улыбчивые. А то, погляжу, совсем ты с лица спал.

К сидевшему в стороне на бревне Кудияру все время боязливо жался олененок, спасенный когда-то Светорадой. Тот уже подрос, но терялся среди поднятого дружинниками гвалта. Кудияр указал на него сыну, сказал: видишь, кого побратимы мне доставили? Теперь, считай, два сыночка у меня. А воины шумели: что за блажь такая у воеводы возиться со зверем?

Стема стал нетерпеливо расспрашивать: как там у нас, как в Киеве? Как в княжеском тереме? Как отгуляли свадьбу младшего князя со Смоленской княжной?