Собрание сочинений. Т. 5 - Саша Черный

ИР. 1926. № 36 (69). С. 20–21. С пометой: La Faviére. Подзаголовок: Из летней тетради. …И вот русский мальчик ее наконец увидел. — Вслед за этой фразой имелся текст: «„Лежачего не бьют“, вы сами знаете, но я ведь не смеюсь и не издеваюсь над бедным насекомым, я вам только правдиво и просто рассказываю все, что было». …Вторые крылышки были поменьше. — Вслед за этой фразой имелся абзац: «Как может она такими нежными опахалами, — ни у одной феи таких нет, — производить такой жесткий треск, словно ежа сквозь терку протирают?» …Мистраль — ветер с гор в Провансе, приносящий холодную погоду.

ИР. 1926. № 38 (71). С. 20–21.

ИР. 1926. № 39 (72). С. 20–21…— Под подушку? — мрачно посоветовал дядя Вася. <…> Завтра и следа их не увидишь. — Вместо этого фрагмента имелся следующий текст: «Мальчики притащили две больших охапки: на целый миллион хватит. Обложили хвоей все выходы, разворотили палками дыры, смели муравьев к середине, чтоб ни один не уполз — и запалили хвою со всех концов. Ах, как затрещал, запрыгал огонь! Дым заклубился серо-голубыми змеями, а мы, три глупых истребителя, палками подбрасывали загоревшуюся хвою в места, куда скоплялся испуганный враг.

Испуг муравьев, впрочем, был недолог. Они ловко бросались прочь от огня, исчезали в дыму у нас под ногами, отступали в полном порядке. Когда хвоя сгорела и золотистые искры стали перебегать по темному пеплу, мы обильно полили пожарище водой, пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись. Уж теперь и следа муравьиного здесь не останется!» В журнальном тексте рассказа имелась концовка: «Что же у вас вышло? — спросите вы. Да ничего хорошего. Меду я в городке не нашел, а пива захватил было бутылку, но на пороге (очень уж жарко было!) я его… сам и выпил. Уж в следующий раз, когда будет не так жарко, обязательно изведу всех муравьев по рецепту садовника». …Колумб был умен. — Здесь можно усмотреть намек на эпизод в жизни Колумба, когда, согласно историческому апокрифу, перед ним возникла невыполнимая задача: поставить яйцо вертикально. Разрешил ее Колумб неожиданно простым способом, — расплющив один конец яйца. Выражение «Колумбово яйцо» используется как пример решения сложной проблемы, требующей оригинального, нестандартного подхода. Епископ Гаттон — герой баллады В. А. Жуковского «Суд Божий над епископом» (из Саути). Согласно средневековой легенде, скупой и жестокий архиепископ Гаттон из города Метца (X в.) был съеден мышами в замке, расположенном на острове посреди Рейна.

ИР. 1926. № 40 (73). С. 20–21. …Мигрошка натягивал цепь и все чаще постукивал о пол. — Перед этой фразой имелся следующий текст: «С прошлого года помнит он крепкий запах давленного винограда, ласковое покрикиванье хозяина, перестукиванье деревянных бочек на развернутой во всю длину двуколке и приятные встречи у деревенского кооператива со всеми окрестными мулами и конями». Борм — старинный городок в Провансе, административный центр департамента Вар.

ПН. 1929, 2 июня. С эпиграфом:

«Нельзя же господину без штанов:Хоть худенький, да с пуговкой».

(Поговорка)

…Птит мадемуазель?…Пикола рагаца?…Эйн клайнес медхен? — На трех языках — французском, итальянском, немецком — задан один вопрос: юная особа, девочка? … — Там ваш отель, «Континенталь». Здесь — мы. — Речь идет о французском поселке Ла Фавьер, где обосновалась русская колония. На противоположном берегу средиземноморского залива находилась железнодорожная станция Лаванду с отелем «Méditerrannée».

ПН. 1928, 21 октября.

…У маленького Боба никакого характера еще не было. — Перед этой фразой был такой текст: «Теперь о мальчиках. Старший, десятилетний мечтатель и фантазер, несмотря на жару не загорал и был бледен, как восковая свечечка». …Но к детям он тянулся, как иголка к магниту. — Сквозь образ русского химика, проводящего отпуск на морском побережье, проглядывает Саша Черный — каким он предстает в мемуарах современников. Ср., например: «Саша Черный, известный поэт и беллетрист, был душой нашего общества, особенно наших детей, которые любили его и которых любил и он и им отдавал свои лучшие досуги. По вечерам, особенно когда море поблескивало отблесками луны, на затихшем пляже собирались все дети около Саши Черного, жгли костры, жарили шашлыки, приправленные неиссякаемыми остроумными и художественными песенками и рассказами Саши Черного; дети вторили ему и пели смешные, веселые его песенки» (Врангель Л. С. Ла Фавьер // Возрождение. Париж, 1954. № 34. С. 151). Фуляр — шелковый шейный платок.

ПН. 1929, 4 августа. С подзаголовком: Из повести «Чудесное лето». В конце авторская датировка: 1929. …Останавливались на каждой маленькой станции. <…> Кондуктор смеялся, махал знакомым ручкой, лениво свистел, паровозик лениво трогался с места. — Об этой железнодорожной ветке, конечным пунктом которой был Тулон, где пассажиры пересаживались на другую линию, ведущую в Париж, рассказано в мемуарах К. А. Куприной: «От Тулона по берегу шла маленькая железная дорога — какая-то семейная, домашняя. Часто машинисты останавливались на каком-нибудь полустанке, шли выпить с друзьями стаканчик знаменитого „пастиса“ или поиграть в „петанк“. <…> А если какой-нибудь пассажир торопился, то ему машинист отвечает с белозубой улыбкой: „Э-э…“» (Куприна К. А. Куприн — мой отец. М., 1979. С. 225). Серафима (евр. — горящая, пламенеющая) — имя, данное в честь одного из ангелов, посредников между богом и людьми. Серафим изображался обычно шестикрылым. …выбрал самый симпатичный вагон третьего класса. — По этому маршруту: Тулон — Париж и обратно Саше Черному довелось путешествовать не раз. Причем «вагон третьего класса» далеко не всегда был «симпатичным». Одну из дорожных сцен сохранил нам мемуарный очерк современника поэта: «Жена выходит в коридор, чтобы еще раз насладиться то появляющимся, то исчезающим морским простором.

— Ты знаешь, — говорит она, вернувшись в радостном волнении, — в матросском купе, в уголке, сидит, совсем задавленный, Саша Черный. Зови его сюда, на свободное место.

Знакомы мы не были, только раз в давке у буфета, на каком-то литературном вечере, нам его указали, но жена не сомневалась нисколько.

У матросов дым стоял коромыслом, накурено до синевы, бутыли то и дело закидывались над развеселыми головами, а воспоминания о покинутых „дамах“ и предвкушение атаки парижанок могли бы заполнить не одну главу специальных „романов“…

Единственный, несколько ошеломленный, свидетель этого коллективного творчества, в молодых и необыкновенно живых глазах которого светилась и подавляемая досада, и явная насмешка над своим незавидным положением, а на губах играла улыбка — „попался, брат! и так до самого Парижа!!!“ — был, ну конечно же, — Саша Черный. Какие могли быть сомнения? — такие лица бывают только у русских интеллигентов и, в особенности, у наших питерских. <…>

— Вы — Саша Черный?

— Да.

— Пойдемте, у нас есть место.

Со вздохом облегчения, но без всякого удивления, Саша Черный, захватив свой небольшой, поношенный, но добротный чемоданчик русской работы, последовал за мною» (Станюкович Н. В. Саша Черный//Возрождение. Париж, № 169. С. 123). Крестословица — русифицированное наименование слова «кроссворд», принятое в эмиграции. Автором его считается В. Набоков.

Чудесное лето. С. 203–213. …широченная французская кровать. Слонам на ней валяться. — Обращает внимание, что в этом высказывании и нижеследующих описаниях присутствует некая отчужденность, с налетом иронии и даже легкого раздражения. Подобный взгляд — взгляд стороннего наблюдателя, гостя в иноземном жилище — был для Саши Черного, видимо, неслучаен. К примеру, аналогичный перечислительно экскурсионный подход в его стихотворении из цикла «Французский дом»:

Спальня

Саркофагом пышная кровать,—Поперек три пары лягут смело.Над комодом — мальчик ДонателлоИ облезлой шпаги рукоять.Стул молитвенный с гранатовой подушкойПред Мадонною в простенке кротко встал.Моль кружит над грудой одеял,Возле ложа столбик — круглой пушкой,Безделушки чинные кругомНа своих местах стоят, скучая:Пять слонов, собачка из Китая,Башня Эйфеля и Жанна д’Арк верхом.Под распятьем — бронзовый овал —Фотография слинявших новобрачных.Что же, брак, должно быть, из удачных:Он — пигмей, невеста — Ганнибал.

(ПН. 1930, 10 мая.)