Юрий Тынянов - Аркадий Белинков

Изображение эвакуации - явление необычное в литературе о войнах прошлого, взятых всегда с фронта или через штабы, ставки, министерские кабинеты и дипломатические приемы.

Описание эвакуации для Тынянова не случайно. Эти страницы в романе характерны для его мышления, для его эстетической системы.

Тынянов никогда не показывает явление с привычной точки, прямо в лоб, он всегда стремится показать его в ракурсе, с еще не известной стороны.

Нужно иметь в виду, что эвакуация в "Пушкине" написана за пять лет до того, как Тынянову пришлось пережить се самому. Этот мотив, не вошедший в привычный круг сюжетов, связанных с войной, мог привлечь внимание писателя возможностью показать войну с неожиданного наблюдательного пункта.

До Тынянова этот мотив разрабатывался немногими авторами, но этими авторами были Теккерей, Герцен, Л. Толстой, Золя. Именно потому, что он почти не разрабатывался, то есть не стал общелитературным, и потому, что разрабатывался Теккереем, Герценом, Л. Толстым, Золя, была опасность повторить предшественников и написать хуже. Тынянов не повторил предшественников и написал хорошо. Сохранив особенности психологии и быта людей начала прошлого столетия, Тынянов написал этих людей и события тех лет так, что они вызвали через век с четвертью у современников писателя сходные переживания. Было сделано именно то, что всегда происходит в большом искусстве: переживания одних людей стали важными для других.

Но, радостно и охотно хороня вульгарный социологизм, многие историки и литераторы не заметили, как в самый разгар шумных похорон тихой свечечкой засветилась чистая и всепрощающая любовь к такой истории и к такой социологии, которая могла вызвать головокружение и желание задавать неделикатные вопросы.

О войне самодержавной крепостнической России с Францией, сохранившей необратимые изменения революции, стали говорить и писать с позиций, близких листкам графа Ростопчина. Теперь большое и здоровое любопытство вызывают пространные рассуждения о "полчищах Наполеона" (в некоторых случаях даже "басурмана"), о "жестокости диктатора" и через страницу - не лишенные свежести рассуждения о том, что русские офицеры в результате победоносной Отечественной войны побывали во Франции (наполеоновской!) и, потрясенные ее свободой, стали создавать тайные общества и подняли восстание 1825 года.

В связи с изложенным появляется желание задавать неделикатные вопросы.

Было забыто, а иногда и замолчено, что победа в войне с Наполеоном была победой народа, которую присвоила себе самодержавная власть. Победа дала народу и передовому обществу неизмеримо меньше, чем могла и должна была дать. Об этом неустанно говорили декабристы, и если бы это было не так, то нельзя было бы понять одной из важнейших причин возникновения и смысла деятельности тайных декабристских обществ, которые появились как результат разочарования в победе и знакомства с Европой. Кроме того, что победа дала так мало народу России, она привела в Европе к Священному союзу и злобной реваншистской реакции. Вот русский царь стал главой царей, да еще каких! Это верно. Тот самый, смирный, когда не наши повара орла двуглавого щипали... Вся эта болтовня о "тиране" и "узурпаторе" не стоит и гроша, потому что Наполеон, тиран и узурпатор по щепетильным французским понятиям, на фоне русского самовластия выглядел как якобинец. И действительно, этот душитель французской свободы для тех, кто собирал против него армию и народное ополчение, был революционером, якобинцем, санклюлотом, дьяволом, Робеспьером. А собравшие армию были детьми тех, кто отправлял армии против Робеспьера.

Но роман заканчивается не войной. Он обрывается изгнанием. Изгнанием свободного человека страной господ.

Как об этом рассказывает Тынянов?

Тынянов рассказывает об этом неправильно.

Он заканчивает третью часть романа элегией "Погасло дневное светило" и выделяет из этого последнего пушкинского произведения, попавшего в его роман:

"...угрюмое море".

"...рану, рану..."

...Но прежних сердца ран, Глубоких ран любви, ничто не излечило...

Ничего больше.

Это не то, о чем говорится в стихотворении. Это желание получить из стихотворения то, что нужно для романа и для статьи "Безыменная любовь" Тынянову и что не нужно было Пушкину, потому что если бы ему было нужно это, то он об этом бы и написал. Но он написал не об этом.

Первое произведение после высылки Пушкин написал о другом. Он написал об изгнании. О том, что он с презрением относится к тому, что его изгнали, и поэтому называет изгнание бегством. Бегством, которому он рад.

Вот что написал Пушкин:

Я вижу берег отдаленный,

Земли полуденной волшебные края;

С волненьем и тоской туда стремлюся я,

Воспоминаньем упоенный...

.....................................

Лети, корабль, неси меня к пределам дальным

По грозной прихоти обманчивых морей,

Но только не к брегам печальным

Туманной родины моей...

..................................

Я вас бежал, отечески края...

Через двадцать лет изгнанный Лермонтов тоже скажет о бегстве, о добровольном изгнании:

Прощай, немытая Россия.

* * *

Каждый новый роман Тынянова- это не только новый взгляд на вещи, но это новый взгляд на старые вещи. В разные годы своей жизни Тынянов пишет об Отечественной войне, о восстании декабристов, о Кюхельбекере, Грибоедове, Пушкине, и в разные годы его жизни эти события и люди освещаются им по-разному. Это разное освещение связано с историческими обстоятельствами, определившими развитие художника.

Как всякий человек, вернувшись в места своей юности, по-новому видит пережитое, так и Тынянов по-иному увидел свое литературное прошлое. Поэтому в последнем его романе события и люди, о которых он писал в молодости, предстают другими, чем были они в первых книгах. В творческом развитии писателя роман о Пушкине - явление иного качества, и его отличие от ранних романов связано не со второстепенными, а с главными вопросами. Главными вопросами для Тынянова были отношение к истории, роль и значение факта в историческом процессе, связь со временем, в которое он жил.

После сложных, значительных и новаторских по концепциям и стилистике "Смерти Вазир-Мухтара" и рассказов пришла простая, прекрасная и традиционная проза "Пушкина", проза, которая уже была.

Он слишком долго не писал эту книгу и начал писать ее тогда, когда между его представлением о Пушкине и представлением тех лет еще не было полного взаимопонимания. Не думая, что он прав во всем, но и не всегда соглашаясь с наиболее распространенным мнением, писатель создал двойственное и противоречивое по концепции и стилистике произведение.