Из Парижа в Астрахань. Свежие впечатления от путешествия в Россию - Александр Дюма

― Дети мои, ― сказал он, ― настал мой последний час; смерть была бы для меня утешением и ничем иным, если бы, представая перед богом, я держал ответ перед ним только за дни, проведенные в ссылке; я уходил бы из мира и от вас более успокоенным, если бы подавал вам, как сделал это здесь, только примеры мужества и добродетели. Если вы когда-нибудь вернетесь ко двору, помните только примеры и наставления, полученные от меня в ссылке. Прощайте! Силы покидают меня; подойдите ближе, чтобы получить мое благословение.

Он попытался протянуть руки к детям, видя их на коленях у своего ложа; но ему не было отпущено времени, чтобы произнести еще хоть слово; его голос угас, голова склонилась к плечу, тело затрепетало, охваченное слабой конвульсией. Он был мертв.

Когда Меншиков умер, офицер, надзирающий за семьей, стал оказывать несколько больше внимания оставшимся в живых, чего до этого за ним не водилось. Направлял их так, чтобы заставить ценить все, что оставил и завещал им отец, дал свободы больше, чем давал прежде, и разрешил им время от времени выбираться в Якутск [Березов] и слушать богослужение.

В одну из таких вылазок княжна Меншикова проходила мимо бедной сибирской лачуги, рядом с которой изба, построенная ее отцом, была дворцом. В оконце этой лачуги показалась голова старца со всклоченной бородой и нечесаными волосами. Девушка испугалась и сделала крюк, чтобы не оказаться слишком близко к страшному человеку. Ужас стал еще больше, когда она услышала, что он окликает ее по имени и фамилии. Поскольку оклик был доброжелательным, она подошла, с большим вниманием взглянула на этого человека, но не узнала его и хотела, было, идти дальше.

Старик снова ее остановил.

― Княжна, ― сказал он, ― почему вы бежите от меня? Должно ли сохранять вражду между собой в таких краях и в нашем положении?

― Кто ты? ― спросила девушка. ― И какой смысл мне тебя ненавидеть?

― Разве ты меня не узнала? ― спросил крестьянин.

― Нет, ― отозвалась она.

― Я князь Долгорукий, заклятый враг твоего отца. Девушка сделала шаг в сторону старика, глянула на него с удивлением:

― Действительно, ― сказала она, ― это, конечно, ты! И с какого времени, за какое оскорбление бога и царя ты находишься здесь?

― Царь умер, ― ответил Долгорукий, ― умер через неделю, после того, как был помолвлен с моей дочерью, которую ты видишь лежащей на этой скамье, как и с твоей сестрой, которая лежит в могиле. Сегодня его трон занят женщиной, приглашенной нами из Курляндии в расчете жить в ее правление более счастливо, чем при ее предшественниках. Мы обманулись. По капризу ее фаворита ― герцога де Бирона, она сослала нас за надуманные преступления. На протяжении всего нашего путешествия сюда, с нами обращались, как с самыми презренными преступниками; нас лишили всего необходимого и вынудили почти умирать от голода. Моя жена умерла в дороге, и моя дочь кончается; но, несмотря на нищету, в которой я оказался, надеюсь дожить до времени и, в свою очередь, увидеть в этом краю и на этом месте женщину, предавшую Россию алчности своих любовников.

Этой женщиной была Анна Ивановна, дочь того самого слабоумного Ивана, кто некоторое время царствовал вместе с Петром I.

Видя эту злобу в Долгоруком, слыша ненависть в его словах, княжна перепугалась и ушла. Вернувшись домой, она все рассказала брату в присутствии офицера. Ничто не могло быть более приятным для молодого человека, чем подобный рассказ; он еще не забыл, что это с одним из сыновей Долгорукого, и по совету старого князя, Петр II бежал из Петергофа. Он, в свой черед, закусил удила, грозя и обещая старику при первой же встрече обойтись с ним так, как он, на его взгляд, того заслуживает.

И тогда вмешался офицер.

― Вспомните, ― сказал он, ― о чувстве сострадания, что переполняло сердце вашего покойного отца. Пока билось его сердце, он не уставал советовать вам ― забыть обиды. Вы поклялись у его смертного одра простить вашим врагам.

― Не нарушайте вашей клятвы, ― сказал в конце офицер; ― если же вы будете упорствовать в вашем намерении, я вынужден буду вновь отобрать ту немногую свободу, что дал вам.

Молодой человек прислушался к доброму совету и не сделал ничего из того, о чем заявил. Казалось, что бог пожелал его вознаградить. Через неделю, после встречи его сестры со стариком Долгоруким, поступил приказ императрицы, который призывал ко двору выживших Меншиковых. Первой заботой обоих, девушки и молодого человека, было отправиться в церковь Якутска [Березова], чтобы поблагодарить бога.

Они должны были обязательно проходить мимо лачуги Долгорукого и, чтобы избежать встречи со стариком, постарались, как могли, обойти ее стороной. Но старик маячил в окне. Позвал их. Молодежь подошла.

― Поскольку вам дают ту свободу, в какой мне отказывают, зайдите ко мне, молодые люди, ― сказал он, ― взаимно утешимся общей участью и рассказом о наших горестях.

Меншиков колебался минуту, принять ли приглашение врага, но видя его таким несчастным:

― Сознаюсь, ― оказал он, ― что у меня сохранилась ненависть к тебе, но найдя тебя в столь жалком состоянии, не испытываю больше ничего к тебе, кроме жалости. Итак, я прощаю тебя, как простил тебя мой отец; ибо, может быть, жертва дурных чувств, которую он принес богу, сегодня обернулась для нас милостью императрицы.

― И какую же милость она вам оказала? ― с любопытством спросил Долгорукий.

― Она возвращает нас ко двору.

― Значит, вы туда возвращаетесь? ― спросил Долгорукий со вздохом.

― Да, а чтобы нас не обвинили в преступлении ― переговорах, которые мы с тобой ведем, ты не должен искать ничего дурного в том, что мы сейчас уйдем.

― Когда вы едете? ― спросил Долгорукий.

― Завтра.

― Что ж, прощайте! ― сказал старик, вздыхая. ― Поезжайте, но, отправляясь, забудьте, молю вас об этом, все мотивы вражды, какие только могут восстанавливать вас против меня. Подумайте о несчастных, которых здесь вы оставляете, о лишенных уже первого, что жизненно необходимо, о тех, кого вы больше не увидите. Ох! Говоря о нашей нищете, я не сказал ничего, что не соответствовало бы правде, и если вы сомневаетесь в моих словах, то взгляните на моего сына, на мою дочь, на мою сноху, простертых на полу и отягченных болезнями, что оставляют им силы кое-как подниматься. Пойдемте, сделайте последнее усилие в сострадании; не откажите им в утешении услышать от вас слова прощания.

Молодые люди вошли в халупу и в самом деле увидели зрелище, разрывающее сердце. Две молодые женщины и молодой мужчина ― не выскочки, как они, но представители старинного княжеского рода, потомки прежних суверенов России ― лежали, умирая, кто на деревянных скамьях, кто на полу, где было немного соломы. Меншиков и его сестра переглянулись. И улыбнулись. Их сердца поняли одно другое.