Избранное - Факир Байкурт

— Не знаю, с чего начать, мой бей, мой эфенди… Правительство построило плотину для оваджикцев. А они не дают воду крестьянам из нижних деревень. Зато свои поля каждую неделю поливают. Картофель у нас горит. Что делать — ума не приложу. Уехал бы в Германию, да только наших сейчас туда не пускают. И с пшеницей плохо. В прошлом году малость еще собрали, а в нынешнем и того не будет. Не знаю, как тебе все это объяснить…

— Прошение принес?

— Зачем тебе прошение? Сними трубку да и распорядись: так, мол, и так.

— Без прошения я не могу заниматься твоим делом. Вон там, под чинарами, сидят писцы. Попроси их — напишут. — Каймакам нажал на кнопку звонка. Перед ним тут же вырос жандарм. Каймакам поменял очки и встал, а жандарм выпроводил просителя на улицу.

«Вот тебе и правительство!» — возмутился Хайри Джан и вновь недобрым словом помянул жену.

Хайри спустился по прохладным каменным ступеням, поправил торбу и зашагал в сторону рынка. Там, под чинарой, толпилось множество народу. Писцы писали прошения для крестьян. Хайри Джан занял очередь к одному из них — его звали Хильми-эфенди. Хайри долго, со всеми подробностями рассказывал о своем деле и заключил такой просьбой:

— Напиши мне прошение получше. Пусть дадут воду.

— Тебе надо написать очень длинное прошение, — сказал Хильми-эфенди. — За такое меньше тридцати я не возьму. О цене надо договориться загодя. Чтобы потом не было никаких споров.

— А за двадцать не согласишься?

— Ладно, сойдемся на двадцати пяти. Но уж больше я не уступлю, даже если сам Аллах ходатаем будет. Писцов тут много. Попробуй любого спроси: меньше сорока-пятидесяти не возьмется. А я прошу недорого: всего двадцать пять.

«Ну и пройдоха», — подумал Хайри Джан.

— Хорошо, пиши! Только получше, — согласился он.

— Это уж моя забота, — сказал Хильми-эфенди. И начал отстукивать прошение на своей старенькой, видавшей виды «эрике». Остановится, подумает — и опять за дело. На то, чтобы заполнить два листа бумаги тесными, с небольшими интервалами строчками, ушло два часа.

Канцелярия открылась. Но каймакам еще не вернулся. Сидя под акацией за каменным домом, Хайри съел яйцо и две картофелины.

Затем подошел к жандармам и стал ждать. Появился каймакам. Просители, сидевшие у стены на корточках, встали. Вместе с жандармами вытянулись по стойке «смирно». Каймакам шел, ни на кого не глядя. Заметив прошение, зажатое в руке Хайри Джана, он поманил его пальцем:

— Заходи ко мне.

Взяв прошение, каймакам пробежал его глазами, на последней странице поставил свою резолюцию — несколько слов — и расписался.

— Иди к агроному. Он займется твоим делом.

— А ты не позвонишь ему?

— Я написал все, что нужно. Иди.

Каймакам говорил без раздражения, и в душе Хайри затеплилась слабая надежда. Он пошел искать агронома. Его кабинет помещался в отдельном, недавно построенном доме, снятом правительством, на Мельничной улице.

Агроном был среднего роста, угольно-смуглый, с почти такими же великолепными усищами, как у Хайри.

— Ты из Деликайа? — спросил он.

— Нет, из Кырмалы.

— Чего тебе надо?

— Оваджикцы не дают воды.

— Из своей оросительной сети?

— Сорок лир в час просят.

Агроном бегло проглядел прошение и, пряча в усах улыбку, сказал:

— Конечно, не дадут. Мы создали для них кооператив. Его члены выбрали правление. В их распоряжения мы не вмешиваемся. Закон о торговле предоставляет кооперативам различные привилегии и льготы. Понимаешь?

— Нет, не понимаю.

— В дела кооператива мы не вмешиваемся.

— Ты уж извини, но ты-то на что здесь сидишь?

— Говори повежливей. Мы следим за соблюдением закона.

— Себе они берут воду по пять лир за час. Ну ладно, пусть нам дадут по десяти. А они начали с двадцати пяти и дошли до сорока. Завтра, боюсь, пятьдесят потребуют. Несправедливо это. Плотина принадлежит государству. А мы, можно сказать, его солдаты — землепашцы. Скажи же им, чтобы дали и нам воды, хоть немножко. Я хотел было отвести воду из верхних деревень, а они: нельзя, запрещено. Я посеял больше тонны картофеля. Если он весь сгорит, как мне целый год протянуть, да еще с большой семьей?!

— Кооператив был открыт для жителей всех окрестных деревень. Где ты в то время-то был? А вот теперь, когда правление приняло несколько решений, ты вдруг объявился и давай канючить: «Дайте и мне хоть немножко воды». Поздно уже. Забирай свое прошение и уходи. Не мешай работать.

— За это прошение я уплатил двадцать пять лир. И каймакам наложил свою резолюцию.

— А знаешь, что он написал? «Прошу разобраться». Вот я и разобрался.

— Что же мне, снова к каймакаму идти?

— Зачем? Возвращайся к себе в деревню.

У Хайри голова пошла кругом, он чуть было не рухнул на бетон. Опамятовавшись, он побрел той же улицей, но в обратную сторону. У большого каменного дома задержался и нашел глазами задернутое тюлем окно кабинета, где восседал каймакам. Смачно сплюнув, он направился к рынку. В голове у него продолжало гудеть. Он не имел ни малейшего понятия, что ему делать. Подойдя к Хильми-эфенди, протянул прошение.

— Не так ты написал эту бумагу.

Поправив очки, пожилой писец внимательно перечитал прошение.

— Что тут не так?

— Значит, что-то не так, раз мне отказ. Каймакам послал меня к агроному.

— Все верно. К кому же еще?

— Надо было писать прошение не на имя каймакама, а на имя самого Аллаха.

Хильми-эфенди никогда еще не слышал ничего подобного. Он захихикал.

— Да-да, на имя самого великого Аллаха.

— Великому Аллаху не подают прошений, — опять хихикнул Хильми-эфенди.

— Еще как подают! — Хайри говорил с непререкаемой властностью генерала. — Начнешь так: «Всемилостивому господу нашему, обитающему на небесах, через канцелярию вали». — Он положил руку на плечо писцу. — Пиши скорее. А то весь картофель пропадет. Написал начало? Теперь продолжай: «Я рассказал о своей беде каймакаму, подал ему прошение — пустое дело. Сходил к агроному — тоже пустое дело. Зря время терял. У меня не осталось другого выхода, кроме как обратиться к тебе, обитающему на небесах. Обрушь, разбей на куски оваджикскую плотину. Спали весь их картофель и свеклу. Испепели их сады и огороды — пусть наконец поймут, что такое безводье. И ороси мои поля. Не то мы, все семь душ, помрем с голодухи. Спаси нас, а уж мы тебя отблагодарим. Не поскупимся на обеты и посты. А как только соберу и продам картофель, принесу тебе любую жертву, какую пожелаешь. Целую твои руки, Всевышний. С почтением…» Вот так и напиши.

Хильми-эфенди сидел, удивленно тараща глаза.

— Чего ты ждешь — пиши! А внизу не забудь подписать адрес: «Хайри Джан. От всех кырмалыйских крестьян. Через жандармерию». И на конверте надпиши адрес. Я брошу его в почтовый ящик. И еще вставь где-нибудь: «Не подобает тебе, Аллах, заботиться лишь о богатых — хозяевах доходных домов, поместий и фабрик. Надо и нам, бедноте, хоть капельку помочь. Покарай этого сморчка каймакама и агронома. Есть же у тебя еще молнии в запасе. Вот и метни несколько им на головы. Пусть и другим хороший урок будет!» Пиши! — И он легонько подтолкнул писца.

Хильми-эфенди быстро отстучал все, что ему продиктовал Хайри. Надписав конверт, вложил в него новое прошение, заклеил и протянул Хайри.

— Вот, возьми. Всего тебе хорошего. — И пробормотал себе под нос: — Уж не рехнулся ли, бедолага?!

Хайри кинулся бегом на почту. Еле-еле успел до закрытия. Почтальон Керим-эфенди, ухмыляясь, прочитал адрес на конверте. «Есть же такие несчастные рабы божьи! — мелькнуло у него в голове. — А впрочем, мне-то что? Моя обязанность — доставлять письма по назначению. Отправлю письмо в ильче. А уж вали пускай там решает, как с ним поступить…»

Солнце клонилось все ниже, прежде чем окончательно припасть к груди Матери-Земли. Хайри торопливо шагал по дороге. Вот уже и луна выплыла из-за лысых холмов. А он, весь в испарине, все шагал и шагал. Уже под самое утро, полумертвый от усталости, наконец добрался до своей деревни. И сразу же разбудил жену.

— Измучился, на ногах не стою, — сказал он ей. — Забери ребят и отправляйся на картофельное поле, чтобы я тут мог спокойно поспать. Ты у нас мастерица петь плачи. Вот и поплачь в поле. — И в чем был повалился на кровать.

— Ну что, подал прошение? — спросила его жена, прежде чем будить детей. — Добился чего-нибудь?

— Скоро увидишь, чего я добился.

— Скажи хоть два словечка. Что решил каймакам?

— Я написал прошение на имя Аллаха, — ответил Хайри с закрытыми глазами. — Должно, он его уже получил.

Хорошо зная нрав своего мужа, жена подумала, что он над ней издевается. Она растормошила детей и ушла вместе с ними.

Хайри тут же захрапел. Во сне ему привиделось, будто над ним пролетают бесчисленные стаи птиц, и все устремляются к горным вершинам. Мимо него, по всей округе, бежали бурные реки. Не переставая хлестал дождь.