Сказки и мифы народов Чукотки и Камчатки - Автор неизвестен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ах, сука, опять она меня обманула, а я думала, что это и вправду кто-то другой.
Снова погналась за сукой. Пришла к реке, кричит:
— Кекукемтальхан. перевези меня!
Сука научила мужа, как отвечать:
— Скажи ей: «Лодок нет!»
Старушка сказала;
— А та как попала туда?
Снова сука научила мужа:
— Скажи ей: «Выпила в реке всю воду!»
Кекукемтальхан крикнул:
— Бабка, сука всю воду в реке выпила!
Стала старушка пить воду. Стошнило ее, опять стала пить. Всю воду выпила. Тут живот у старушки лопнул. Умерла она, поплыла вниз по течению. Стала сука хорошо жить.
202. Мышь и ворон
Рассказал М. Заев (см. прим. к № 165), зап. и пер. Е. П. Орлова. Публикуется впервые.
Вариант сказки о глупом вороне, которого обманывают мыши (ср. здесь № 179; The Karyak, № 88).
Однажды мышь пошла к морю промышлять; добыла нерпу и сразу потащила ее домой. Вдруг заметил ее ворон, спросил:
— Что ты несешь?
Мышка ответила:
— Дерево несу.
Ворон снова сказал:
— Нет, это не дерево: смотри-ка, голова болтается.
— Да это сучок!
Тут ворон рассердился, отобрал нерпу, всю ее разрезал и куски в свой дом перетаскал.
Заплакала мышка и пошла домой. Дети принялись утешать ее, ласкаться:
— Что случилось?
Мышка сказала, что ее ворон обобрал. Тут мышки воскликнули:
— Ночью мы все перетаскаем обратно!
Разрезал ворон всю нерпу, вынес наружу, чтобы немного подмерзла. Настала ночь. А мыши взяли да и перетаскали все мясо к себе.
На другой день проснулся ворон — а мяса-то как и не бывало! Тут ворон рассердился, пошел к мышам, думает: «Все равно всех перебью!»
Уже близко подошел, мышки радостно закричали:
— Дедушка, дедушка, дедушка! Кемчигой накормим, сараны наварим!
Ворон обрадовался, похвалил мышей.
Потом ворон наелся и сразу уснул. Тут мыши пришили красные тряпочки к его ресницам.
Проснулся ворон и домой отправился. Навстречу ему его сын идет. Показалось ворону, будто его сын горит. Взял он его и принялся колотить об стенку. Так и убил своего сына.
Тут вышла жена, заметила на ресницах ворона красные тряпочки, стала отпарывать. Ворон закричал:
— Эн-не-нех, эн-не-нех!
Отпорола. Ворон снова пошел к мышам. Мыши опять обрадовались:
— Де-душ-ка, де-душ-ка, де-душ-ка! Кем-чи-гой на-кор-мим! Са-ра-ны на-ва-рим!
Опять ворона сытно накормили, опять сразу усыпили. Тут мыши разрисовали его лицо. Поднялся ворон, а мыши говорят:
— Иди прямо к воде!
Пошел ворон к воде; увидел свое отражение и залюбовался: ах, какая красивая женщина в воде живет! Пришел домой, жене сказал:
— Мне тебя не надо, я нашел жену гораздо красивее тебя!
Тут ворон взял все свои кухлянки, торбаза, чижи, рукавицы и пошел к реке. Побросал в реку свои кухлянки и торбаза. Потом сам бросился в воду и утонул так, как Кутх.
203. Казарочка
Рассказала в 1954 г. жительница сел. Напана Тигильского р-на B. И. Пономарева; зап. и пер. Е. П. Орлова. Публикуется впервые.
Тексты № 203–206 представляют собой серию вариантов ительменской сказки о бескрылом гусенке, который не может улететь с родителями в теплые страны и вынужден зимовать в полынье. В этой сказке действующими лицами выступают как звери, так и люди.
Здесь с особенным лиризмом передан мотив материнской заботы, товарищеской взаимовыручки. В качестве положительных героев выступают традиционные персонажи ительменско-корякского фольклора — старшие дети Кутха: Эмэмкут и Синаневт. Они спасают гусенка от холода, от лисы, делают ему крылья из травы. В трех вариантах этой сказки крылья делает Синаневт, в одном — Эмэмкут. В двух вариантах вредоносное существо — лиса, пытающаяся достать гусенка из полыньи, околевает от выпитой воды, в двух — она уходит. В последнем варианте гуси в благодарность за спасение гусенка женят своего старшего сына на Синаневт. Космогонические представления древних ительменов о кровном родстве людей и животных находят в сказках подобного типа непосредственное отражение.
Давно когда-то жили-были гуси. Прилетели они издалека, из теплых земель. Вот прилетели они весной. По краям тундры еще снег был, а посередине уже растаял. Начали гуси делать гнезда. Снесла гусыня несколько яиц. Потом уж птенцы вывелись. Мать начала их кормить и растить. Птенцы росли быстро. Стала мать учить их летать. Один птенец никак не может летать, крылья у него не растут. Стали мать с отцом думать. Уже морозы начались, а у него все крылья не вырастают. Долго думали: что же делать? Ничего не могли придумать. Решили оставить его одного в тундре.
Уже травка сохнет, вянет, с деревьев сухой лист падает. Собираются гуси в дальний путь. Лететь готовятся. Один только гусенок сидит в сторонке, на мать и брата смотрит.
— Оставайся здесь, нет ведь у тебя крыльев. Нам уж лететь пора. Завтра еще до света улетим.
Проснулись гуси ночью, замахали крыльями, полетели. Только казарочка одна посреди озера осталась. Сидит и причитает:
— Казарка я, казарка бескрылая! Очень мне холодно, очень я мерзну!
А гуси все дальше и дальше летят. Услышала мать причитания дочки, сказала:
— Хорошо, красиво мое дитя причитает. Больно моей душе, давайте воротимся!
Вернулись. Увидела казарочка подлетевших гусей, сильно обрадовалась. Переночевали они со своей казарочкой, наставляют ее:
— Не причитай! Неужели мы тоже с тобой замерзать должны? Что же нам с тобой делать?
Проснулись еще до света и опять улетели. Снова казарочка посреди озера одна осталась. Сидит и плачет:
— Казарка я, казарка бескрылая! Очень мне холодно, очень я мерзну!
Уже совсем гуси из виду скрылись, а мать все слышит, как ее дочка причитает.
— Бедняжка! Давайте вернемся! Уж лучше все вместе замерзнем.
А муж уговаривает:
— Что ты делаешь? Неужели будем из-за нее замерзать? Уж если она такая уродилась!
Опять воротились к казарочке. Увидела она мать с отцом, очень обрадовалась. А тут уже забереги236 сделались. Подошла казарка к матери и сказала:
— Зачем из-за меня вернулись? Пусть уж я одна замерзну!
Очень больно душе дитя одно оставлять. Мать решила: «Сходим к Синаневт и Эмэмкуту, попросим, не возьмут ли казарочку к себе в дети».
Пришли к Эмэмкуту и сказали:
— Мы к вам пришли. Вот уж холодно становится, а мы не можем улететь!
— Из-за чего не можете?
— Наше дитя здесь останется, бескрылое оно. Плачет! Возьмите его себе!
Согласился Эмэмкут взять к себе казарочку.
— Возьмем! Когда улетаете?
— Ночью еще до света улетим!
Пришли к казарочке, сказали:
— Завтра к тебе Эмэмкут придет, иди к нему: он тебя будет воспитывать. Может, кто другой придет, так к нему не ходи. Мы завтра улетим. Если и причитать будешь — все равно не вернемся!
Улетели гуси. Казарочка опять запричитала на озере, а озеро уже совсем льдом затянулось. Мерзнет казарочка и причитает:
— Казарка я, казарка бескрылая! Очень мне холодно, очень я мерзну!
— Бедняжечка наша осталась! Мерзнет; холодно ей, — говорит мать.
Очень далеко улетели гуси, но все слышат, как их дитя причитает. И все-таки не вернулись.
Вышла лиса из норы, услышала: кто-то причитает.
— Ого! Кто это? Где это так громко кричат?
Выбежала из норы и подошла к сидящему на озере птенцу.
— Ты что там делаешь? Иди ко мне, моим ребеночком будешь!
А казарочка отвечает:
— Нет, не пойду я к тебе. Ты меня съешь!
— Не съем!
— Нет, съешь!
Рассердилась лиса, стала за казаркой гоняться, схватить хотела. Не могла поймать. Очень устала. Отдохнула, стала озеро пить:
— Сейчас выпью озеро и съем тебя!
Пила, пила, не могла выпить, только живот лопнул. Сразу околела.
Пришел Эмэмкут к озеру, сразу чумашек гусенку в воду бросил.
— Садись сюда, подплывай ко мне!
Уселась казарочка, подплыла к нему. Принес ее Эмэмкут домой, там ее накормили и отогрели.
Начали с того дня думать, как бы ей крылья сделать. А Синаневт хорошей рукодельницей была. Начала плести травяные метелки. Время уже к весне шло. Скоро гуси прилетят, обязательно прилетят. Сделала Синаневт казарочке крылья. Надела она, стала летать. До крыши долетела, дальше не может.
— Как на травяных крыльях летать? Очень высоко и далеко все равно нельзя!
Опять Синаневт села рукодельничать. Другие крылья начала плести.
На улице уже снег таял. Вот и жаворонки прилетели, утки, а крылья все не готовы. Вот наконец сделала Синаневт другие крылья. Надели их на казарочку.
— Ну, теперь лети, встречай родителей!
