… Para bellum! - Владимир Алексеенко

Всего над Кубанью произошло три воздушных сражения. По количеству воздушных боёв и участвовавших в них самолётов на узком участке фронта они были первыми такими крупными за всю войну.

Первое воздушное сражение началось 17 апреля, когда противник попытался ликвидировать десантные части на плацдарме в районе Мысхако. На войска 18-й армии противник бросил 450 бомбардировщиков и около 200 истребителей. С советской стороны для противодействия немецкому наступлению в районе Мысхако привлекалось 500 самолётов, в том числе 100 бомбардировщиков. В этот день немецкие бомбардировщики совершили более 1000 самолёто-вылетов в район Мысхако.

20 апреля противник вновь предпринял мощное наступление, но за 30 минут до начала наступления советская авиация силами 60 бомбардировщиков и 30 истребителей нанесла по противнику упреждающий удар, а через несколько минут – снова удар группой в 100 самолётов, что сорвало наступление противника. Затем, с 29 апреля по 10 мая, развернулись бои в районе станицы Крымской. Об их интенсивности говорит то, что за три часа наступления немецкая авиация произвела более 1500 самолёто-вылетов.

Советская авиация с 26 мая по 7 июня произвела 845 самолёто-вылетов по аэродромам противника Саки, Сарабуз, Керчь, Тамань, Анапа. Немецкая бомбардировочная авиация действовала и с аэродромов Крыма и Украины. Воздушные бои над Кубанским плацдармом были ожесточёнными. На сравнительно узком, 25—30 километров, участке фронта, в день происходило до 40 групповых воздушных боёв, в каждом из которых с обеих сторон участвовало 50—80 самолётов.

В ходе воздушных сражений советская авиация произвела около 35 тысяч самолёто-вылетов, из них 77 % – фронтовая, 9 % – авиация дальнего действия и 14 % – авиация Черноморского флота. По советским данным, противник потерял 1100 самолётов, в том числе более 800 – в воздушных боях.

И снова о точности учётных данных. По данным советских архивов, ВВС РККА уничтожили все самолёты 4-го воздушного флота (всего их было 1050). Немцы же, со своей стороны, сообщили, что уничтожили в воздушных боях свыше 1000 советских самолётов и 300 самолётов сбили зенитным огнём, то есть больше, чем их было на этом участке фронта … Обе воюющие стороны относительно потерь противника действовали по старому правилу: «Пиши поболее, что их жалеть-то, басурманов!». Так что истину можно понять только из сопоставления многих данных. Однако то, что на Кубани происходили грандиозные воздушные сражения, в которые обе противоборствующие стороны бросили лучшее из имеющегося у них, и что потери с обеих сторон были огромны, сомнению не подлежит. Архивными данными, публикациями, самими участниками подтверждено, что на Кубани действовали самые лучшие, хорошо подготовленные, имевшие большой боевой опыт немецкие лётчики, зачастую летавшие парами с 1939 года, умело использовавшие в бою радиосвязь и эшелонирование по высоте. Даже молодые лётчики из пополнения имели не менее 200 часов налёта, а прибыв во фронтовые части, они должны были налетать ещё не менее 100 часов в прифронтовой полосе, прикрывая свои аэродромы, изучая местность, и только потом вводились в бой под прикрытием опытных лётчиков. Немцы, исходя из того, что у русских больше самолётов и лётчиков, своих берегли. В люфтваффе считалось: если в бою был сбит один советский самолёт и при этом потерян один немецкий, то это не победа, а поражение. На основании изучения немецких документов, литературы, изданной в ФРГ, и моих личных бесед с бывшими лётчиками люфтваффе я уяснил формулу боя, которой руководствовались немецкие лётчики: «Увидеть противника, оценить обстановку, принять решение, ударить, уйти».

С советской стороны, наряду с лётчиками, имевшими уже солидный боевой опыт, такими, как А. И. Покрышкин, Г. Г. Голубев, А. Ф. Клубов, Н. Ф. Смирнов, В. Г. Семенишин, В. И. Фадеев, Б. Б. Глинка, Д. Б. Глинка, Г. А. Речкалов и многими другими асами, были молодые пилоты, имевшие после окончания лётных школ мизерный налёт, а также лётчики, прибывшие из внутренних округов и с Дальнего Востока, и не имевшие боевого опыта.

На командном пункте командира немецкой авиагруппы всегда находились два радиста: один прослушивал переговоры своих самолётов, и с его помощью командир руководил боем, а второй, знающий русский язык, прослушивал переговоры советских самолётов. А послушать было что. Противник составлял списки фамилий наших лётчиков, определял среди них командиров и ведущих групп. У пленных лётчиков немцы отбирали групповые фотокарточки, уточняли личности и делали фотоальбомы. Вот откуда предупреждающие команды: «Покрышкин в воздухе!» и другие. Много потерь среди опытнейших советских лётчиков было и в результате неумения распознать радио игру противника. Услышав сообщение: «Фадеев! Я Петров! Нахожусь там-то, веду бой, помоги!», советские асы, не задумываясь, бросались на помощь, а там их уже поджидали особые «охотники», такие, как «кубанский лев» Иоганн Визе …

Немцы же своим известным асам позывные часто меняли. Например, будущий ас № 1 люфтваффе Эрих Хартман в боях на Кубани участвовал под своей фамилией, а уже став известным, фамилию менял. В частности, под Курском он уже летал под псевдонимом «Рабутски».

Попробуем всё-таки оценить потери в воздушных боях. О наших потерях на Кубани даже спустя 50 лет после окончания войны полностью достоверных данных нет, хотя публикации есть. Нужно оценить боевые потери самолётов, сбитых в воздушных боях или сбитых зенитной артиллерией противника, и не включать в это число те, которые разбились при перелётах, учебных полётах на фронтовых аэродромах, хотя и эти потери, естественно, считаются боевыми. Немцы, например, различают такие потери: «погиб под воздействием противника» и «погиб без воздействия противника». Вот данные из немецких архивов о потерях лётчиков 52-й истребительной эскадры на Кубани с 17.04 по 17.06 1943 года. Всего потеряно 35 лётчиков (убиты, ранены, пропали без вести). Указаны имена, фамилии и воинские звания. Учитывая, что здесь сражались три истребительные эскадры такого же уровня подготовки, то потери истребителей по аналогии можно будет оценить: 35х3=105 человек. В румынской, словацкой и хорватской эскадрильях было 60 лётчиков. Так как их подготовка была гораздо хуже, можно ожидать, что они потеряли до 50 % лётного состава, то есть 30 лётчиков. Получается: потери лётчиков-истребителей на Кубани за этот период составили около 135 человек, что составляет почти 50 % первоначального состава. Кстати, 30 апреля 1943 года в воздушном бою на Кубани был тяжело ранен лейтенант Ешоннек, сын начальника генерального штаба люфтваффе генерал-полковника Ешоннека, также учившегося в Липецкой авиашколе в период тесного сотрудничества рейхсвера и Красной Армии. Рассказ сына о возросшей мощи советской авиации удручающе подействовал на начальника генерального штаба, отвечающего за подготовку и ведение боевых действий люфтваффе.

На Кубани действовала и особая эскадрилья ночных истребителей под командованием оберлейтенанта Петцольда. Эта эскадрилья, умело используя радиосвязь, чётко взаимодействовала с зенитчиками и прожектористами, нанося большие потери советским ночным бомбардировщикам. Сама же она потерь практически не понесла. Точных данных о потерях немецкой бомбардировочной и разведывательной авиации за данный период у меня пока нет, но нужно отметить, что на Кубани действовали опытные лётчики и в том числе самый известный – полковник Рудель. Самолёты имели надёжное прикрытие истребителями по пути следования к цели и обратно, а также над полем боя. Однако советские командиры уже научились хорошо пользоваться радиостанциями и наводили истребителей по радио. Истребители имели самую главную задачу: сбивать в первую очередь немецкие бомбардировщики, не допуская их к цели, поэтому потери немецких бомбардировщиков были значительными, особенно среди пикирующих бомбардировщиков Ю-87. Воздушные бои и сражения, проведённые на Кубани, показали возросшее мастерство лётного состава и авиационных командиров. Чётко была организована система оповещения и наведения истребителей на противника, широко применялось наращивание авиационных сил в ходе воздушного сражения. Широко применялись вертикальный манёвр, эшелонирование по высоте боевых порядков, своевременный ввод в сражение резервов, управление групповым воздушным боем с наземных пунктов управления. Истребители часто применяли способ «свободной охоты» и блокирование аэродромов противника. Перехват бомбардировщиков осуществлялся сильными манёвренными группами истребителей на дальних подступах к линии фронта.

На Кубани немцы встретились уже с более организованным противником, который за прошедший период войны многому научился и стал представлять собой всё более грозную силу. Ас № 1 Германии Эрих Хартман, который с октября 1942 года и до конца войны сражался на восточном фронте, приводя список потерь своей 52-й истребительной эскадры, самой лучшей по результативности в истребительной авиации, говорил об этом периоде войны: «Этот список потерь помогает разрушить легенду о том, что с русскими было гораздо легче воевать. Особенно с 1943 года об этом не могло быть и речи. Интересно, что известные немецкие асы, сражавшиеся на западном фронте, а затем переброшенные на восточный, вскоре погибали или попадали в плен. Вспомните, например, таких асов, как Аси Ган, Зигфрид Шнель, Герхард Хомут, Эрих Лейе. Причины различны: психологические, технические, материальные и даже погодные. Многое зависело от тылового снабжения и организации аэродромной службы. Восточный и западный фронты нельзя сравнивать …».