Я исповедуюсь - Жауме Кабре

Бебенхаузен. Его сильно отреставрировали. Туда еще водили туристов, но никто уже не спрашивал, что такое «секуляризирован». И я подумал вдруг о Бернате и о его книгах. Прошло двадцать лет, и ничего не изменилось – ни в Бебенхаузене, ни в Бернате. А когда начало темнеть, он пошел на тюбингенское кладбище и стал гулять по нему, как делал это уже много раз – и один, и с Бернатом, и с Сарой… Он слышал глухой звук их шагов по утрамбованной земле. Ноги сами привели его к пустой могиле Франца Грюббе на самом краю кладбища. У памятника Лотар Грюббе и его племянница Герта Ландау, из Бебенхаузена, – та самая, которая когда-то так любезно согласилась сфотографировать их с Бернатом, – расставляли розы, белые, как душа их героического сына и брата. Услышав шаги, Герта обернулась и при виде его с трудом подавила страх.

– Лотар, – сказала она едва слышно, в полном ужасе.

Лотар Грюббе тоже обернулся. Эсэсовский офицер стоял перед ним и пока что молча ждал объяснений.

– Я привожу в порядок эти могилы, – наконец произнес Лотар Грюббе.

– Документы, – потребовал оберштурмбаннфюрер СС Адриан Хартбольд-Боск, застыв перед стариком и женщиной помоложе.

Герта от страха никак не могла открыть сумку. Лотара охватила такая паника, что он стал вести себя так, будто ему на все наплевать, будто он уже лежал мертвый рядом с тобой, Анна, и рядом с отважным Францем.

– Вот черт! – воскликнул он. – Я их дома забыл!

– Я их дома забыл, господин оберштурмбаннфюрер! – поправил его оберштурмбаннфюрер СС Адриан Хартбольд-Боск.

– Я их дома забыл, господин оберштурмбаннфюрер! – выкрикнул Лотар, глядя в глаза воинственному офицеру.

– Что вы делаете тут, на могиле предателя, а?

– Это мой сын, господин оберштурмбаннфюрер, – ответил Лотар и указал на застывшую от ужаса Герту. – А с этой девушкой я незнаком.

– Следуйте за мной.

Допросом руководил сам оберштурмбаннфюрер СС Адриан Хартбольд-Боск. Нельзя исключать возможность, что, несмотря на преклонный возраст, Лотар имел контакты с группой гнусного Герберта Баума. Но ведь он старик! (фра Микел) Дети и старики одинаково опасны для рейха. Так точно! (фра Микел) Вытрясите из него всю информацию. Любыми средствами? Любыми средствами. Бейте его по пяткам для начала. Как долго? Пока трижды читается Ave Maria. А потом подержите на дыбе, пока единожды читается Credo in unum Deum. Слушаюсь, ваше преосвященство.

Герта Ландау, чудесным образом избежавшая ареста, в течение получаса отчаянно пыталась связаться по телефону с Берлином, где ее проинформировали, каким образом она может поговорить с Аушвицем, и, опять же чудом, только час спустя, она смогла услышать голос Конрада:

– Хайль Гитлер! Алло! – И нетерпеливо: – Говорите, пожалуйста!

– Конрад, это Герта.

– Кто?

– Герта Ландау, твоя двоюродная сестра. Если ты еще не забыл свою семью.

– Ну, что случилось?

– Арестовали Лотара.

– Какого Лотара?

– Лотара Грюббе, твоего дядю. Какого же еще?

– А, отца этого мерзавца Франца.

– Да, отца Франца.

– И чего ты от меня хочешь?

– Чтобы ты вмешался и помог. Его будут пытать и в конце концов убьют.

– Кто его арестовал?

– Эсэсовцы.

– А за что?

– За то, что он положил цветы на могилу Франца. Сделай же что-нибудь!

– Послушай… Я ведь здесь…

– Конрад, ради бога!

– У меня сейчас очень много работы. Ты хочешь, чтобы я нас всех засветил?

– Но ведь это твой дядя!

– Наверно, его арестовали не просто так.

– Не говори этого, Конрад!

– Слушай, Герта, спасение утопающих – дело рук самих утопающих.

– Holländisch? – услышала Герта, как говорит кому-то Конрад, а потом в трубку: – Не знаю, как ты, Герта, но я работаю. И у меня слишком много дел, чтобы заниматься подобными глупостями. Хайль Гитлер!

Герта услышала, как этот сукин сын Конрад вешает трубку, обрекая на смерть Лотара, и горько заплакала.

Шестидесятидвухлетний Лотар Грюббе не был опасен для рейха, но его смерть могла стать показательной: отец гнусного предателя, возлагающий цветы на могилу, как будто это памятник внутреннему сопротивлению. Могилу, которая…

Оберштурмбаннфюрер СС Адриан Хартбольд-Боск приоткрыл рот и задумался. Ну конечно! И он обратился к двум близнецам, подпиравшим стену:

– Раскопайте могилу предателя!

Могила гнусного предателя и труса Франца Грюббе была пуста. Старый Лотар посмеялся над властями, положив украдкой цветы на то место, где ничего не было. Пустая могила опаснее, чем могила с костями внутри: пустота делает ее всеобщей и превращает в памятник.

– А с заключенным что будем делать, ваше преосвященство?

Адриан Хартбольд-Боск набрал побольше воздуха в легкие. И, закрыв глаза, сказал тихим дрожащим голосом: повесьте его на крюке мясника как предателя рейха.

– Вы хотите сказать… А это не слишком жестоко? Он ведь совсем старый.

– Фра Микел… – В голосе оберштурмбаннфюрера послышалась угроза. Заметив, что кругом все молчат, он посмотрел на своих подчиненных, опустивших голову. И закричал, брызжа слюной: – Уберите эту падаль!

Лотара Грюббе, полуживого от ужаса перед казнью, которая его ожидала, отвели в камеру смерти. Так как не каждый день казнят предателей, то пришлось сначала устанавливать специальное приспособление, к которому подвешивается хорошо наточенный крюк. Когда Лотара начали поднимать на веревке, он от страха обливался потом и задыхался в собственной рвоте. Он успел сказать: не волнуйся, Анна, все в порядке. И умер за полсекунды до того, как его насадили на крюк с той яростью, с которой подобает сажать на кол предателей.

– Кто эта Анна? – спросил сам себя вслух один из близнецов.

– Уже не важно, – ответил второй.

Зал Сагарры[404] в Атенеу в половине восьмого вечера того хмурого четверга вмещал стульев пятьдесят, занятых молодыми людьми, которые, казалось, рассеянно слушали игравшую в зале слащавую музыку. Пожилой мужчина, несколько растерянный, выбрал стул в задних рядах, словно боясь, что у него спросят домашнее задание. Две старушки в первом ряду были явно разочарованы, поскольку не заметили никаких признаков предполагаемого фуршета, и делились сплетнями, подначивая друг друга. На столе у стены лежало по экземпляру всех пяти книг полного собрания сочинений Берната Пленсы. Текла пришла и сидела в первом ряду – Адриа каждый раз не переставал ей удивляться. Текла все время оглядывалась, как будто наблюдала, кто пришел. Адриа подошел к ней и поцеловал в щеку. Она улыбнулась ему, в первый раз с тех пор, как он приходил к ним домой, безуспешно пытаясь помирить их. Как давно, оказывается, они не виделись!

– Неплохо, да? – спросил Адриа, приподнимая брови, чтобы показать на зал.

– Я не ожидала такого. К тому же – много молодежи.

– Ага.

– Ну как твои уроки с Льуренсом?

– Отлично! Я уже могу создать документ и сохранить его на дискете. – Адриа на секунду задумался. – Но я пока еще не способен писать прямо на компьютере. Я – бумажный человек.

– Подожди, справишься.

– Да, если мне нужно будет справляться.

Тут зазвонил телефон, но никто не обратил на него внимания. Адриа обернулся и поднял брови. Никто не реагировал, как будто звонка вообще не было!

На столе в президиуме тоже лежали все пять опубликованных книг Берната, они были разложены так, чтобы все могли видеть их обложки. Слащавую музыку выключили, но телефон, хотя и тише, все продолжал звонить, когда появился Бернат в сопровождении Карлоты Гарриги. В первый момент Адриа удивился, не увидев у него в руках скрипки, но потом улыбнулся своей реакции. Автор и докладчик заняли свои места. Бернат подмигнул мне и довольно оглядел сидящих в зале. Карлота Гаррига начала доклад, сказав, что ей всегда очень нравилось то, что пишет Бернат Пленса, и он опять подмигнул мне, так что мне даже вдруг показалось, что он затеял весь этот дурдом ради меня. Поэтому я решил сосредоточиться и внимательно слушать выступление профессора Гарриги.

Истории из обычной жизни с не очень-то счастливыми персонажами, которые никак не могут решить, любить или промолчать, – все это изложено хорошим стилем. Еще одной стороны произведений я коснусь позже.

Через полчаса, когда Гаррига уже коснулась всех тем, в том числе и темы влияний на писателя, Адриа поднял руку и поинтересовался, может ли он спросить автора, по какой причине действующие лица первых четырех книг так похожи друг на друга и внешне, и психологически, но тут же пожалел об этом. Бернат, подумав пару секунд, сказал: да, да, вы правы. Я это сделал намеренно. Я таким образом хотел дать понять, что эти персонажи – лишь наброски тех, что появятся в романе, который я сейчас пишу.