Доктор Джонс против Третьего рейха - Александр Щеголев

— Эй, что у нас во второй коробке? — окликнула его Лилиан.

Ренар толкнул ногой тару, в которой что-то приятно зазвенело.

— «Мерло» и «Масон-Виллаж», — торжественно объявил француз.

— Ну, это меня вдохновляет!

— Еще бы, — глаза Ренара заискрились мужской гордостью. — Лилиан, времени на общение у нас в обрез. Буду предельно откровенен, руководство близко к тому, чтобы применить к вам особые методы дознания. Поэтому вы должны рассказать мне все. Естественно, чтобы я мог защитить вас. Откуда такая преданность Джонсу? Насколько я в курсе, он был не слишком порядочен с вами.

— Я не имею ничего общего с шарлатаном и прохвостом по кличке Индиана, — сурово отрезала Лилиан. — У меня от него сплошные неприятности. Кроме того, я все рассказала вашим товарищам уже сто раз.

Она прошлась по палатке в новом платье, туда-обратно, с каждым шагом все грациознее поводя попкой.

— Вы бесспорно прекрасны, Лилиан, — не смог удержаться от комплимента Ренар.

— И я придерживаюсь того же мнения, — сказала «бесспорно прекрасная» мисс Кэмден и едва уловимым движением сбросила кисейную шаль на стол. Материя прикрыла большой нож, которым Ренар рассек путы и вскрыл коробку с вином. После чего элегантно присела на стул. — Ну, угощайте даму, месье.

Недолго задержавшись на проблемах археологии, микенских находках и загадках критского диска, разговор стал легким, напоминающим то бордосское вино, которое доставил галантный ухажер. Лилиан вспоминала о своей чикагской жизни, о том, как седые почтенные профессора оказывались похотливыми рукосуями, щупающими коленки у студенток во время сложного экзамена. Ренар вспоминал о своей парижской жизни, упирая на количество и качество своих любовниц.

Когда собутыльники заканчивали вторую поллитровку «Мерло», стало очень смешно. Особенно после того, как Ренар сказал, что у него было в общей сложности сорок восемь любовниц. Из них двенадцать с университетским образованием, в том числе три доктора философии, герцогиня, которая могла заткнуть за пояс любую выпускницу парижских домов терпимости, амурный коллектив из пяти африканских пигмеек и русская пианистка с татуировкой «Ильич на броневике» на одном интимном месте.

Лилиан чувствовала, что она уже не та, какой была раньше. От длительного алкогольного воздержания перед глазами плыло, а Ренар казался добрым и милым. Внезапно до нее дошло — еще минута, и она раскиснет. Поэтому вскочила, выхватила нож из-под тряпки и сверкнула им над головой беспечного археолога.

— Вы пьяны, Ренар. Советую срочно свалиться под стол и захрапеть.

Француз гордо заржал:

— Да не могу я свалиться под стол, милая девушка. Никак мне не захрапеть от пустякового винца. К вашему прискорбию, мои родители как раз занимаются виноделием, и я научился обращаться с алкоголем раньше, чем сидеть на горшке.

Лилиан представила себе грудничка Ренара и его кормилицу с бутылками «Мерло» вместо налитых титек, отчего тоже обхохоталась.

— Ладно, мне пора идти. Адье, Ренар. Хотя, надо признаться, вы — обаяшка. Встретимся как-нибудь в более цивилизованной обстановке.

И она прянула, как молодая лань, к выходу из палатки.

Далеко уйти поддатой «лани» не удалось. Проход заслонили три фигуры в черных плащах и шляпах, нелепых на фоне пустыни. Это был штурмбанфюрер Хорхер и двое его подручных.

— Я же предупреждал… — устало выдохнул Ренар.

А штурмбанфюрер Хорхер схватил своей ледяной ладонью разгоряченное запястье женщины.

— Ну вот, фройляйн Лилиан, мы снова вместе. Надеюсь, разлучить нас сможет только смерть. Сами понимаете, чья.

После таких зловещих слов мисс Кэмден вырвалась из страшных эсэсовских рук и, слабо визгнув, укрылась за спиной Ренара. Хорхер тем временем скинул плащ на руки помощникам и достал из кармана нечто железное, с цепями. У Лилиан сдавило горло. Однако железное приспособление не имело отношения к пыткам, а оказалось всего лишь вешалкой, предназначенной для верхней одежды.

Хорхер уселся за стол и проговорил будничным голосом:

— В ближайшее время мы с вами, фройляйн, будем тесно общаться. Я знаю, что вы расскажете мне все. И вы знаете. Еще когда вы находились в пределах рейха, я настаивал, чтобы вас подвергли особо эффективным методам дознания и нарушили в какой-то степени вашу целостность. Но мое чрезмерно гуманное начальство посчитало, что вы будете полезнее в неразъятом виде, якобы для вербовки отца и сына Джонсов. Большие чины из Управления имперской безопасности не поняли простой вещи — оба Джонса неуправляемы. В силу того, что младший из них является мишлингом, а старший обладает склонностью к женщинам низших рас, оба они — безусловные дегенераты.

Ренар попробовал вмешаться, ибо перед его глазами до сих пор маячили талия и попка мадмуазель Кэмден.

— Может быть, Хорхер, оставим это дело до утра?

Лицо штурмбанфюрера расплылось, а голос сделался сладким.

— Такое дело не терпит отлагательства. Ночь, как известно, нежна, — затем специалист из Берлина взял весомую паузу, во время которой посуровел и насупился. — Вам известно, кто обязал нас сотрудничать и определил наши полномочия. Я ведь не лезу в вашу работу, зачем тогда вы пытаетесь вредить мне?

— Ладно, ладно, — быстро сник Ренар. — Я ухожу.

И он действительно покинул палатку. Светало. Головной убор приходилось придерживать рукой, потому что свежий ветер задувал с той стороны, где бушевала гроза, столь необычная для этого времени года. На севере будто стояла темная стена.

Из своей палатки выбрался позевывающий Мюллер и собрался было промаршировать бодрым шагом в сортир, но, заметив Ренара, направился к нему. Чтобы утешить — по-своему, по-солдатски.

— Ну, не дуйтесь, дружище, от девчонки теперь будет хоть какая-то польза. Она ведь в руках мастера.

— Вы, штандартенфюрер, во всем такой прямолинейный, — с неудовольствием заметил Ренар. — И в археологии вы так же норовите использовать бульдозер, чтобы найти фарфоровую чашку.

— А вы любите щеголять своими слабостями, господин археолог. Невооруженным глазом видно, что эта слегка заплесневевшая фройляйн Лилиан вам весьма по вкусу.

Ренар хотел возразить, но вместо этого вдруг вперился в даль.

— Взгляните, Мюллер, — он интенсивно потыкал пальцем. — На холме, том, которого сейчас коснулось солнце, какое-то мельтешение.

Офицер рванулся в свою палатку и вернулся через мгновение с биноклем.

— Действительно, там люди… Ага, чернозадые что-то копают! Может, бедуины роют могилу своему товарищу?

— А мне кажется, это роют могилу нам. Вы забыли о конкурентах. — Ренар осунулся на глазах. — Ну, что стоите, Мюллер, как памятник? Это ваша ведь обязанность голосить: «В ружье!»