В никуда - Нельсон Демилль

– Согласна, – кивнула Сьюзан. – Нам ни к чему светиться в гостинице или пансионе. Но может быть, стоит найти какое-нибудь место, чтобы переночевать, – вроде церкви или парка, который мы проезжали. До Лаокая не меньше двух часов опасной дороги – в туман, через горы. Если за нами увяжется джип, мы из-за рокота мотоцикла не услышим его и не успеем оторваться. А если попадется навстречу – еще вопрос, как с ним разъехаться. – Она посмотрела на меня. – И ты выбросил мой пистолет.

– Ты ведь сказала, что у тебя есть еще.

Сьюзан улыбнулась.

– Я принимаю чисто солдатское решение: ретироваться и бежать под покровом темноты. Мы поедем дальше.

Она не ответила.

Нам принесли пиво, и Сьюзан предложила тост:

– За три самых худших дня, которые я провела во Вьетнаме с самым лучшим мужчиной, которого только встречала.

Мы чокнулись.

– Ты же хотела небольшое приключение.

– Но еще я хотела горячий душ и мягкую постель, не говоря уж о хорошем обеде.

– В тюрьме ты ничего этого не получишь. – Я посмотрел на нее и добавил: – Мы зашли слишком далеко, чтобы теперь наделать ошибок.

– Знаю. Ты мастер сматываться отсюда, когда до вылета остается всего несколько часов.

– Проделывал дважды.

Сьюзан подозвала официантку и на французском языке дала ей понять, что мы хотели бы что-нибудь поесть. А потом улыбнулась мне:

– Надо приехать сюда летом.

– Пришли мне открытку.

Она задумчиво потягивала пиво и обводила глазами столики.

– Здесь наверняка есть факс. Можно попросить кого-нибудь отправить за нас сообщение. Пусть хотя бы знают, что нам удалось.

– До тех пор пока мы не явимся с докладом в Ханой, им ровным счетом наплевать, что нам удалось.

– Ну... мы можем доложить, что встретились с Тран Ван Вином и он отдал нам какие-то сувениры.

– Сьюзан, чем меньше знают в Сайгоне, Вашингтоне и американском посольстве в Ханое, тем лучше. С тех пор как они две недели с твоей помощью кормили меня всяческой чушью, я им нисколько не верю.

Официантка принесла вазочку орехов и две тарелки каких-то кусочков на вертеле под соусом с запахом орехов.

– Что это за мясо? – спросил я.

– Не налегай особенно – нам предстоит долгая дорога. – Она встала. – Пойду в вестибюль, посмотрю, нет ли там брошюр для туристов. Скоро вернусь.

А я остался в компании пива и таинственного мяса. Ревнивцы не любят, когда их женщины исчезают с глаз. Я человек не ревнивый, но по опыту знаю: Сьюзан лучше держать на виду.

Она возвратилась через несколько минут с несколькими брошюрами. И пролистала одну из них.

– Здесь есть маленькая карта Шапа и вот дорога на Лаокай. Хочешь, прочитаю о ней?

– Конечно.

– Так вот... вокруг нас горы Хоангльеншон – французы называли их Тонкинскими Альпами... здесь сохранилось много диких животных... горные козлы, обезьяны...

– Ненавижу обезьян.

– Зимой очень холодно... если вы пускаетесь в путь, надо запастись специальными покрышками и дровяными обогревателями, потому что дальше нет никаких приютов.

– Сьюзан, нам осталось всего тридцать пять километров. Это расстояние я могу проехать в исподнем. По дороге есть еще деревни?

По-моему, нет... здесь не сказано. Но в горах обитает племя редзао. Очень застенчивые люди и не любят пришельцев.

– Отлично.

– Так... через двенадцать километров перевал Диндьео – самый высокогорный во Вьетнаме – две с половиной тысячи метров. По эту сторону погода холодная, сырая и туманная. По другую сторону должно быть солнечно.

– Даже по ночам?

– Пол, заткнись. Дальше... На перевале дуют сильные ветры. Но уже на несколько сотен метров ниже начинает теплеть. Шапа – самая холодная точка во Вьетнаме. А Лаокай – самая теплая... Это хорошо. Перевал Диндьео – разделительная линия между двумя климатическими системами.

– Сьюзан, можно мне вставить слово?

– Нет. Через десять километров после Шапа есть Серебряный водопад, где мы можем утопить мотоцикл.

– В брошюре и об этом сказано?

– Меня предупреждали, что ты невозможный выпендреха и с тобой очень трудно работать. Но не сказали и половины.

– А меня проинформировали, – парировал я, – что ты – деловой человек и оказываешь любезность Дяде Сэму. Но не сообщили и процента.

– Сюрприз – повезло.

– Пошли отсюда, пока не обзавелись компанией.

Мы расплатились по счету, выбрались на улицу, дали швейцару чаевые и забрали у него мотоцикл.

– Как холодно, – пожаловалась Сьюзан.

– Ничего, по другую сторону перевала вовсю сияет солнце.

Мы надели перчатки, кожаные ушанки, горские шарфы и поехали. Вернулись обратно в город, и Сьюзан показала, как выехать на дорогу, которая вела на север, в Лаокай.

Темное, окутанное туманом шоссе забиралось все выше в горы. Оно оказалось даже мощеным, но видимость настолько снизилась, что приходилось держать скорость между десятью и пятнадцатью километрами в час.

Примерно через сорок пять минут я услышал впереди шум падающей воды. И вскоре увидел низвергающийся с крутизны слева от шоссе водопад. Слева от дороги зиял обрыв. Я слез с мотоцикла. Туман не позволял разглядеть дна – я подобрал большой камень и бросил его вниз. Прошло несколько минут, пока он не ударился о другой камень, потом еще и еще, пока не замерло эхо.

– Что ж, – повернулся я к Сьюзан, – как и сказано в твоей брошюре, мотоцикл мы утопим здесь.

Мы не стали глушить мотор и вдвоем столкнули "БМВ" "Париж – Дакар" с дороги. Примерно через две секунды он грохнулся о скалу – раз, другой. Наконец все стихло.

– Хорошая была машина, – проговорил я. – Надо будет такую купить.

Дальше мы пошли пешком. Дорога поднималась круто вверх, северный ветер дул нам в лицо. Потребовалось не меньше часа, чтобы одолеть оставшиеся до перевала Диндьео два-три километра. Чем выше, тем немилосерднее завывал ветер, и мы наваливались грудью на встречный поток и молча брели вперед.

На перевале ветер достиг такой силы, что нам пришлось остановиться и укрыться с подветренной стороны скалы. Мы сели и перевели дыхание. Сьюзан несколько минут не могла зажечь сигарету.

– Придется бросать курить, – заявила она. – Не могу перевести дух.

– На той стороне склона будет легче. Ты как, в порядке?

– Да... только надо немного передохнуть.

– Хочешь мою куртку?

– Нет. Мы в тропической стране.

Я посмотрел на нее в сумеречном свете, и наши глаза встретились.

– Ты мне нравишься.

– И ты мне тоже, – улыбнулась она. – Черт возьми, как бы мы могли жить с тобой вместе.

– Могли бы.

Сьюзан затушила сигарету, и мы начали подниматься. Но она вдруг замерла.

– Пригнись!

Мы упали на землю и распластались за скалой.

Сквозь рев ветра я услышал рокот мотора и увидел рассеянный туманом свет желтых фар. Мы лежали на земле, а свет становился все ярче – машина приближалась с той стороны, откуда пришли мы. Мимо нас мелькнул силуэт большого военного грузовика. Мы не вставали еще с минуту.

– Думаешь, это нас ищут? – спросила Сьюзан.

– Понятия не имею, – ответил я. – Но если даже нас, они ищут двух человек на мотоцикле.

Я переждал еще минуту. А затем мы встали и вышли из-за скалы на ветер. Чтобы лучше слышать, пришлось снять с лица шарф и поднять клапаны ушанки. Я то и дело оборачивался проверить, не покажется ли сзади свет фар. Пока мы шли пешком, вряд ли нас могли обнаружить из автомобиля, однако следовало соблюдать осторожность.

Мы миновали верхнюю точку перевала. Ветер не утихал, но теперь дорога пошла вниз и можно было шагать быстрее.

Пятьюдесятью метрами ниже ветер заметно стих и сделалось теплее. А через пять минут я увидел впереди желтый свет фар и услышал звук мотора.

Слева от нас был обрыв, справа между дорогой и отвесной каменной стеной неширокая речушка. Мы, не колеблясь ни секунды, упали в ледяную воду.

Автомобиль приближался, мотор урчал громче, фары светили ярче.

Мы лежали неподвижно.

Наконец он проехал, но я не заметил, что это была за машина.

Я выждал еще секунд тридцать, поднялся на колени и посмотрел на юг. Свет фар поднимался на перевал. Я встал.

– О'кей, пошли дальше.

Сьюзан вылезла из воды, и мы вышли на дорогу. Мы промокли до нитки и заледенели, но, пока двигались, смерть нам не грозила.

Рядом с дорогой не было никаких признаков жилья, даже домов горцев. Если вьетнамцы и горные люди считали, что в Дьенбьенфу холодно, они ни за что бы не согласились селиться здесь.

Через два часа после того, как мы миновали перевал, туман поднялся и потеплело. Мы почти высохли. Я снял перчатки, шарф и шапку и сложил в рюкзак. Сьюзан все оставила на себе.