Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси - Лев Черепнин

Особый вариант повести об убийстве Михаила в Орде помещен в летописях Ермолинской и Львовской. Здесь роль Узбека в расправе с тверским князем еще более снижена, чем в Тверском сборнике и Рогожском летописце. Его фигура почти незаметна. Применительно к нему не только отсутствует эпитет «безаконный», но он назван официально «царем». По сравнению с текстом Тверского сборника и Рогожского летописца и участие князя Юрия Даниловича в убийстве Михаила Ярославича представлено в Ермолинской и Львовской летописях еще менее значительным. Он действует здесь «по совету Кавгадыеву», в то время как в Тверском сборнике и Рогожском летописце его имя стояло рядом с именем Кавгадыя в качестве виновника (хотя и с меньшей долей ответственности) печальной судьбы тверского князя. В качестве обвинений, предъявленных Михаилу на суде, фигурируют три пункта: 1) неуплата дани в Орду («царевы дани не давал еси»); 2) сопротивление ханскому послу («противу посла билъся еси»); 3) отравление Кончаки, сестры хана Узбека, жены Юрия Даниловича («княгиню Юрьеву уморил еси»).

Вероятно, разбираемый вариант повести отражает московскую версию, возникшую примерно в княжение Калиты. Дипломатия Калиты в отношении ордынского хана Узбека, с войсками которого он в 1327 г. усмирял антитатарское восстание в Твери, отразилась на трактовке повестью о событиях 1318 г. роли хана в убийстве Михаила Ярославича (она абсолютно пассивна). Если прямо не признается, то и не отрицается вина Михаила перед ханом и перед Юрием Даниловичем московским. Это, конечно, позиция московских князей. Наконец, в интересах последних было изобразить Юрия Даниловича человеком, не стремящимся расправиться со своим соперником, и лицом, подчиняющимся распоряжениям ханского «посла» (этим как бы подчеркивалась лояльность московских князей в отношении Орды). В данном варианте повести есть один яркий эпизод. Кавгадый, увидев нагое тело убитого тверского князя, обратился «сь яростью» к князю Юрию: «не брат ли ты стареши, как отедь, да чему сяк поврьжено наго?» Тогда Юрий велел «покрыта» труп[1612]. Таким образом, Юрий рисуется князем, не желающим надругаться над своим соперником, ни живым, ни мертвым но в своих действиях целиком зависящим от указаний Кавгадыя и даже боящимся без ведома последнего прикрыть наготу мертвого тела своего соотечественника.

Третий летописный вариант повести о событиях 1318 г. вошел в состав летописей Софийской первой, Воскресенской, Типографской. Этот текст отличается прежде всего большой витиеватостью. В идейном отношении в нем можно отметить ряд моментов, отличающих его от первых двух, выше изученных, вариантов. Прежде всего дается родословная Михаила Ярославича (отмечается его родство по прямой линии с великим князем владимиро-суздальским Всеволодом Юрьевичем) и подчеркивается его право (в порядке родового старшинства) на занятие великокняжеского стола: «…по старейшинству дошел бяше степень княжения великого». Тем самым в повести проводится мысль о том, что у Юрия Даниловича не было оснований добиваться великого княжения. В повести подчеркивается, что митрополит Максим отговаривал Юрия от поездки в Орду после смерти великого князя Андрея Александровича, обещая ему, что Михаил Ярославич, получив великокняжеский титул, поделится с ним своими владениями: «…чего въсхочешь из отчины вашей, то ти дасть». Однако Юрий не послушался митрополита, дав ему несколько двусмысленный ответ: «хотя, отче, иду в Орду, но не хощу великого княжения».

Следующая идея разбираемой повести — это мысль об активной роли хана Узбека в разжигании вражды между русскими князьями. Узбек характеризуется как «царь», который «не пощадети нача роду христьяньского». Это он «своею казнию сплел ему [Михаилу] венець пресветел». Но личность Узбека интересует составителя повести не сама по себе, а с точки зрения той политики, которую проводят ордынские власти в отношении Руси. Они стараются ссорить князей между собой, обещая каждому из них за большие дары свое покровительство: «обычай бо поганых и до сех мест вмещуще вражду межю братии князей русьскых, и себе болшая дары взимаху». Подобная политика Орды вызывает междукняжеские усобицы («и бывши пре велице межи ими…») и приносит большое зло Руси, отягощение народу («…и бысть, тягота велика в Русьскои земли…»)[1613].

Вероятно, рассматриваемый вариант повести об убийстве в Орде князя Михаила возник не ранее второй половины XIV в. — тогда, когда началась активная борьба Руси с Золотой ордой, и это обстоятельство оказало влияние на оценку русско-ордынских отношений в прошлом. Отсюда отрицательная оценка в данном тексте хана Узбека. В качестве гипотезы мне хочется высказать одну мысль: не был ли создан изучаемый вариант повести в связи с судебным разбирательством, производившимся в Орде в 1431–1432 гг. по делу о правах на великокняжеский стол московского князя Василия Васильевича II и его дяди, князя Юрия Дмитриевича галицкого? Юрий Дмитриевич ссылался как раз на то, что ему великое княжение должно принадлежать по праву старейшинства[1614]. Суд в Орде над русскими князьями, происходивший в начале XV в., мог пробудить у современников интерес к суду, имевшему там место в начале XIV в. В связи с этим была переделана старая повесть о гибели в Орде Михаила тверского, причем в ней была заострена тема о вреде ордынской политики, направленной на возбуждение распрей в среде русских князей. Осуждались и сами князья за «свады» между собой, облегчающие татаро-монгольским захватчикам возможность сохранить свою власть над Русью.

Если, отрешившись от политических тенденций повести (в ее различных вариантах) о суде над тверским князем и его казни в Орде, попытаться воспроизвести реальную действительность, то следует сказать, что главными обвинениями, предъявленными Михаилу, были: утайка от Орды собранной дани или ее недобор и неповиновение ханскому послу[1615]. Именно поэтому перед казнью Михаила в Орде над ним проделали следующую церемонию: как неоплатного должника привели его с колодой на шее «в торг», куда созвали «вся заимодавца» (т. е., по-видимому, тех ордынских ростовщиков-откупщиков дани, которые внесли ее за Михаила хану и теперь требовали возврата долга). Поставив князя на колено, Кавгадый при большом стечении народа «много словеса изорче» ему «досадна»[1616]. Это была церемония, ставившая целью внушить страх русским князьям. Был ли причастен к казни Михаила Юрий Данилович? А. Н. Насонов считает, что нет, что Юрий являлся лишь «орудием ордынской политики», «верным слугой хана», «блюстителем ордынских интересов»[1617]. Однако все, что мы знаем о Юрии Даниловиче, свидетельствует, что он активно добивался владимирского великого княжения. Поэтому вряд ли можно допустить, что он не содействовал Кавгадыю в расправе со своим соперником.

После убийства в Орде Михаила князь Юрий Данилович вернулся на Русь, захватив с собою в качестве заложников сына Михаила — Константина Михайловича и его бояр. В Москву было привезено из Орды тело покойного тверского князя. Во Владимире состоялось формальное примирение Юрия с другим сыном покойного Михаила Ярославича — тверским князем Александром Михайловичем. Согласно версии тверского летописания, посредниками между двумя князьями выступили епископы ростовский и ярославский, которые позвали «князя Александра к князю Юрию в любовь». Другую версию находим в Ермолинской летописи, судя по которой сам тверской князь Александр Михайлович по совету матери принял меры к тому, чтобы договориться с Юрием, и для этого поехал во Владимир. Во всяком случае ясно, что хозяином положения в данный момент был Юрий Данилович. По словам летописи, тверские бояре «едва с молбою» уговорили его отдать им тело Михаила Ярославича, которое и было похоронено в Твери, Из Твери же было перевезено в Ростов и там погребено тело жены Юрия — Кончаки. Стремясь держать под своим контролем тверское правительство, Юрий принял меры к тому, чтобы сделать своим подручным князя Константина Михайловича тверского, и в этих целях устроил его брак со своей дочерью Софьей[1618].

Затем Юрий попытался закрепить за собой Новгород, послав туда своего брата Афанасия[1619].

Дальнейшие московско-тверские отношения были связаны с взаимоотношениями Руси с Ордой и Литвой. Тверской князь Дмитрий Михайлович (сын Михаила Ярославича) явно ориентировался на союз с Великим княжеством Литовским. В 1320 г. он вступил в брак с дочерью литовского князя Гедимина — Мариею. Московские же князья поддерживали тесную связь с Ордой, содействуя ордынским откупщикам и ростовщикам в выколачивании налогов с русского населения. По возвращении Юрия из Орды к нему явился ордынский посол Байдера, причем, по сообщению летописи, татары «много зла учиниша» во Владимире. В 1320 г. «злии татарове» появились в Ростове, но восставшие горожане изгнали их из города («…и собравшеся людие, изгониша их из града»). Тогда же брат Юрия Иван Данилович отправился в Орду, очевидно, для переговоров по вопросу об уплате «выхода» и по другим вопросам русско-ордынских взаимоотношений. В 1321 г. в Кашин нагрянули татарин Гаянчар «с жидовином должником» (т. е. заимодавцем, в долгу у которого были местные князья) и «много зла учиниша» местным жителям[1620].