Молитва к Прозерпине - Альберт Санчес Пиньоль

Подниматься на ноги смысла не имело. Зачем? Я остался сидеть на полу, обняв руками колени. Он посмотрел мне в глаза. На протяжении моей жизни мне пришлось не раз встречаться лицом к лицу со множеством могущественных людей и подземных жителей. Когда некоторые из них, самые коварные и злобные, смотрят на тебя, ты обычно думаешь: «Я погиб». Но когда на тебя смотрел Нестедум, в голове рождалась иная мысль: «Лучше бы я был мертв».

– Знаешь, что я тебе скажу, Марк? Я наконец придумал анекдот, – сообщил он. – Хочешь послушать?

Да будет тебе известно, Прозерпина, что у тектоников отсутствует само понятие юмора. Они почти никогда не смеются, потому что не умеют, не могут или не хотят. Правда, иногда вместо нашего веселого смеха они издают звуки, похожие на уханье совы, но на большее чудовища не способны. Когда я оказался в их подземном плену, тектоны поначалу, слыша мой отчаянный хохот, думали, что это признак какой-то болезни. Потом Нестедум попросил меня объяснить, что эти звуки означают, и я попытался втолковать чудовищам само понятие юмора. И надо отдать Нестедуму должное: ему удалось более или менее понять основные принципы.

Тектон посмотрел на меня своим испепеляющим взглядом и рассказал мне свой анекдот:

– Ненависть говорит Боли: «О, куда ты запропастилась? Ты мне нужна! Без тебя моя жизнь не имеет смысла!» А Боль отвечает: «Я ухожу от тебя, потому что не хочу тебе подчиняться».

Он подождал моей реакции, а потом спросил:

– Тебе не смешно?

– Ты так ничего и не понял, – вздохнул я. – Хороший анекдот должен отвечать двум требованиям: быть кратким и забавным. Твой диалог короткий, но не смешной. Более того, он очень скверный.

– Возможно, так оно и есть, – ответил он. – Но будешь ли ты смеяться, когда представишь, что могут сделать с тобой ненависть и боль?

Можно ли умереть просто от страха? В критических ситуациях каждый человек реагирует на события по-разному, и коренной житель Субуры мог ответить на угрозы только юмором.

– А теперь я расскажу тебе анекдот, – сказал я Нестедуму. – Два тектона случайно выходят на поверхность земли в солнечной и прекрасной Италии. Один говорит другому: «Ну вот. Мы уже оказались на самом верху, однако наша природа заставляет нас бесконечно рыть и копать». Тут он смотрит на голубое небо и продолжает: «О, вверх копать я не могу, потому что там только воздух и облака!» И, охваченный отчаянием, совершает самоубийство.

– А другой? – поинтересовался Нестедум.

– Другой смотрит вокруг и видит прекрасный мир, столь отличный от тех сумерек, откуда они явились, и говорит: «О! Если рыть вверх я не могу, мне остается только рыть вниз. Но тогда я опять окажусь в мире тектонов, откуда пришел».

– И что же?

– Охваченный отчаянием, он совершает самоубийство.

Нестедум: его взгляд, его глаза. Его культя, которой он провел по моей щеке. И его голос – никто другой не умел издавать такие звуки: то свистящие, словно шипение змеи, то хриплые, точно рычание медведя. Он наклонился ко мне еще ближе, посмотрел мне прямо в лицо и сказал с коварной нежностью:

– Мы еще увидимся под землей.

И ушел. Наверное, дел у него хватало: надо было подавить последние очаги сопротивления в огромном городе и найти клетки для многочисленного стада пленных. Это и были их трофеи, богатство для тектонов. Нестедум вышел из здания Сената в сопровождении некоего подобия своей личной охраны, которая следовала за ним по пятам. Но перед уходом он отдал несколько приказов. Я их прекрасно понял: он велел тектонам через отверстие в полу увести под землю пленных сенаторов. И, естественно, меня.

В обычных условиях на строительство туннеля, соединявшего два мира, могли уйти годы. Но тектоны знали все особенности почв, их состав и подземную географию. Я знал, что иногда они сокращали свои маршруты, пользуясь природными гротами и пещерами. Именно так они и поступили на сей раз. Колодец, который они вырыли сейчас, должен был привести их через расселины и пустоты в породах в их чудовищную республику.

Тектоны начали затаскивать в колодец сенаторов, которые визжали как свиньи. Но это им не помогало: огромная черная пасть поглощала их одного за другим, дюжины серых когтей хватали их за тоги с красной каймой и увлекали в пропасть. Когда в колодце исчез последний сенатор, они пришли за мной.

Нет, ни за что! Снова туда, в подземелье к тектоникам. Ради всех лемуров рода Туллиев, нет! Я не выдержу второго плена в подземелье. Мне уже были известны все ужасы и мучения, ожидавшие меня там, а теперь Нестедум захочет подвергнуть меня еще более страшным пыткам. Но судьба распорядилась именно так: серые когти вцепились в мои запястья и щиколотки: руки на каждом моем запястье, руки на каждой щиколотке. Их пальцы, жесткие, как кандалы, сжимали мою плоть и мои кости, спасения не было. О Прозерпина, каким беспомощным я себя чувствовал! И только повторял про себя: «Идиот, идиот! Почему ты не покончил с собой, когда еще мог?» Отверстие колодца было круглым, и в глубине я увидел кромешную тьму, пугавшую своей чернотой.

Когда мы оказались у края ямы, моим врагам пришлось на мгновенье отпустить мои руки и ноги, чтобы передать меня своим сородичам, которые работали в глубине колодца. Я воспользовался моментом, чтобы укусить несколько пальцев и рук, извернуться и схватиться за выступ расколотой мраморной плиты, покрывавшей пол Сената. Чудовища снизу тянули меня за ноги, их лапы сжимали мои голени, точно удавы. Я непристойно орал, ибо отчаяние всегда неприлично. Нет!

Все кончено. Но как раз в это мгновение три тектона, которые давили мне на плечи и на голову, полетели вниз, в яму. Случилось нечто удивительное и одновременно простое: их тела пролетели мимо меня и исчезли в темном колодце. А на их месте возникла Ситир. Ты постигаешь, Прозерпина, какой ужас и какую радость я испытал?

Ситир моментально завладела длинным шестом, который тектоны использовали для своих работ, и стала бить им по головам чудовищ, все еще державших меня за ноги, а потом вытащила меня из колодца. Ахия не обняла меня, потому что ей было некогда: в Сенате еще оставались тектоны, и они атаковали ее, клацая зубами и размахивая мечами и шестами. Ситир в диком танце убила всех врагов или почти всех. У тех, кто еще дышал, были раздроблены кости, и они валялись на полу, корчась от боли, или старались отползти подальше, волоча сломанные конечности. По правде говоря, Прозерпина, нам очень повезло, что тектоны не