В поисках солнца (СИ) - Мария Дмитриевна Берестова

напоминая себе, что есть на свете вещи важнее отцовского одобрения. Иметь право быть таким, какой ты есть, определённо, входило в число этих вещей.

— Тэн… — меж тем, откашлявшись, попытался старший Тогнар исправить дело. — Твой друг сказал очень правильную вещь: у тебя слишком чуткое сердце, чтобы пройти мимо мерзости и не вмешаться. Стыдно должно быть не тебе, а тем, кто тебя обманул.

Однако Райтэн, который слишком остро сейчас переживал мысль о том, что отец никогда не примет его таким, какой он есть, его не услышал; сложив руки на груди, он горько парировал:

— На самом деле, признай, ты предпочёл бы сына, который в подобной ситуации не даёт себя обмануть.

Тогнар недовольно поморщился, потому что Райтэн, разумеется, в чём-то был прав. Прямой и неспособный к пониманию интриг характер старшего сына не раз вызывал в нём досаду — и, конечно же, это можно было прочувствовать. Даже и сегодня, в тоне и в подробности, с какой он выдавал свои рекомендации по дальнейшей игре с Михаром.

Однако у Тогнара было много лет на то, чтобы принять тот факт, что старшенький оказался совсем не таким, как он себе вымечтал; и, пусть он совсем не соответствовал той картинке, которую Тогнар рисовал себе, когда качал на руках орущего младенца, он оставался родным и дорогим человеком.

Сентиментальные разговоры обычно никому из Тогнаров не давались — их гордый нрав требовал не опускаться до сантиментов — но тут уж у отца хватило мозгов чётко и уверенно заявить:

— Если уж ставить вопрос так жёстко, то я, однозначно, предпочту сына с честным сердцем сыну-интригану.

Райтэн поморщился; в своём режиме он всё ещё находил в любой фразе лишь подтверждение своим самоуничижительным мыслям.

— Тоже мне, честное сердце! — насмешливо фыркнул он, заходя с козырей и пытаясь использовать против отца его же аргументы. — Не может быть благородного сердца у человека, который на долгие годы бросил свою семью! — на финале фразы голос его ощутимо дрогнул, и он, резко развернувшись, уткнулся в окно.

Он пытался бросить эту фразу в отца, чтобы уличить его в неискренности; но вместо того попал сам в себя, снова погрузившись в глубокое чувство вины перед близкими.

С минуту старший Тогнар молчал, не зная, что на это ответить. С одной стороны, Райтэн был прав; с другой — он не учитывал огромное количество важных нюансов.

— Тэн, — наконец, заговорил отец. — А вот давай ты не будешь принимать на себя ответственность за мои поступки?

Райтэн так опешил, что даже обернулся. Удивление было настолько сильным, что приглушило самоуничижение: он явно не понимал, к чему ведёт отец.

Со вздохом потерев лоб, Тогнар обошёл стол и сел на своё место. Сложив ладони перед собой домиком, он принялся рассуждать тоном небрежным и любезным:

— Ну, смотри, что у нас выходит, Тэн. Юноша сбегает из дому — так? — Райтэн нахмурил брови, ожидая подвоха. — Что, во имя Великого Пламени, может помешать его отцу вернуть его домой — с учётом тех связей и возможностей, коими его отец обладает как правитель Аньтье?

Райтэн чуть склонил голову набок, пытаясь понять, что за интригу ведёт отец. Там и тогда, в пятнадцать лет, он, с одной стороны, хотел стать независимым и боялся того, что отец попробует вернуть его силой; первое время после побега он пугался каждого шороха в ожидании посланных за ним людей… однако, с другой стороны…

Люди эти всё не появлялись. Отец, казалось, бездействовал, не предпринимая никаких действий по поискам блудного сына. И, хотя Райтэн боялся этих поисков и хотел, чтобы его не нашли, самым иррациональным образом он был ранен тем, что его желание вполне сбылось, и никто его и не искал. Это бездействие со стороны отца словно подтверждало самую болезненную и мучительную мысль: что отцу нужен был только наследник, а не сам Райтэн. И Райтэн таким, какой он есть, ему и даром не сдался. Сбежал — ну и хвала Великому Пламени, меньше проблем с дерзким сыночком, который вечно всё портит своими грубыми выходками и безрассудными поступками.

— Итак, — продолжил, меж тем, Тогнар, — как мы только что выяснили, это было моим свободным и осознанным решением: позволить тебе жить так, как ты выбрал. Ты не мог меня принудить к этому, Тэн. Никакими своими побегами. Ты был почти ребёнком, а я уже тогда был взрослым, облечённым, к тому же, властью. Наши уровни тогда были не сопоставимы, понимаешь?

По лицу Райтэна заходили желваки — кажется, он пытался нахмуриться ещё сильнее, но дальше было уже некуда. Слова отца, как ему сейчас казалось, только утверждают всё ту же мучительную мысль: ты, Тэн, мне и тогда нахрен не сдался, и теперь только проблемы и создаёшь.

— И раз уж теперь и ты человек взрослый, — продолжил, меж тем, отец, — и я спустился до статуса рядового члена общества — может, объяснишь мне, какого демона ты обвиняешь себя за мой выбор?

Тогнар хотел выразить мысль, что Райтэн не должен так сильно винить себя за свой побег; но получилось у него только хуже, потому что Райтэн услышал все его аргументы как «сбежал и сбежал, да кому ты был нужен?»

Раненый до глубины сердца Райтэн прожёг отца яростным, острым взглядом, резко подошёл к столу, опёрся на него руками напротив него и зло заявил:

— Гладко звучит, да всё софистика!

Смерив его насмешливым взглядом, Тогнар поправил:

— Вообще-то, эристика! [1]

— В самом деле?! — с непередаваемой язвительностью в голосе переспросил Райтэн. — И с чего же тогда такая честь, отпустить блудного сына шататься, где ему вздумается?! — зло переспросил он, явно уверенный, что после этого прямого вопроса отцу ничего не останется, как прямо признать, что ему не было до него никакого дела.

Тогнар, впрочем, явно придерживался иной версии.

— Тэн, — почесал он щёку и с некоторым смущением признался: — Но ведь, если бы я вернул тебя домой насильно, ты бы меня вконец возненавидел, ведь так?

Из Райтэна словно вышибло ударом в грудь весь воздух. Руки, которыми он опирался на стол, задрожали под весом потерявшего опору тела.

— Что? — только и смог сипло вытолкнуть из себя наружу он.

— Ну, — нарочито беспечным жестом взмахнул рукой Тогнар, — я боялся потерять тебя окончательно.

Бессмысленно моргая, Райтэн смотрел на него в упор и ничего не понимал.

В его видении ситуации такая трактовка отсутствовала как класс.

— Бред, — почти без звука, одними губами, выдохнул он.

То, что говорил сейчас отец, не могло быть правдой.

Райтэн лихорадочно искал внутри