Чакра Кентавра (трилогия) - Ольга Ларионова

Царственные мужи — о чем, впрочем, трудно было бы догадаться по их кожаным передникам, тюленьим сапогам и пятнам несмытой гари — степенно удалились для приведения себя в надлежащий для приема гостей вид. Уходя, король что‑то шепнул Ушинь, и не без укоризны — та вспыхнула и засуетилась, хотя дочери уже прекрасно накрывали па стол и без нее.

— Дорогая Ушинь, — поспешила вмешаться принцесса, — если вас тревожат мои малыши, то достаточно какой‑нибудь козьей шкуры, чтобы уложить их тут, в уголку — вон как они посапывают от здешних‑то запахов!

— Нет–нет, моя милая, пас с королем встревожило исчезновение нашей младшенькой. Ведь она первая должна была бы приветить вас! Ари! Трусишка! Мы тебя ждем…

Она появилась из‑за цветочной стены, словно прошла через нее — самая невзрачная из сестер, худенькая и словно пожизненно угнетенная собственной немиловидностью.

— Моя младшая — Ардиень. — Ушинь только назвала ее полным именем, но уже стало очевидно, кто па самом деле здесь была любимейшей дочерью. — Ну же, ручки–тонковеточки, мы ждем…

Только тут все вновь прибывшие обратили внимание на то, что на груди у девушки висел па ленте небольшой лоток; он был плотно уставлен какими‑то разноцветными чашечками. Ардиень смиренно склонила голову и направилась к мохнатой шкуре, на которой уже мирно дышали — нос к носу — смуглый золотоволосый Ю–ю и белокожая Фирюза, чья головка была еле прикрыта черным пушком. Пальцы девушки сложились щепоточками и легко запорхали над головками младенцев. Юргу вдруг померещилось, что она творит какой‑то очень земной старинный обряд, вроде крестного знамения. Но нет — Ардиень отступила на шаг, и стало видно, что она едва уловимыми прикосновениями украсила лобик девочки чем‑то вроде василька, а па щечках ненаследного принца появились контуры легко угадываемых крыльев. Малыши даже не проснулись, только Ю–ю сморщил свои августейший нос.

— А меня?.. — не замедлил выступить Харр по–Харрада.

Что‑то вроде улыбки промелькнуло на невзрачном личике; Ардиень вытерла руки о передник, и тогда стало видно, что в каждой из них — коротенькая кисточка. Она обмакнула их в чашечки, взмахнула руками — двигались они с непредставимой быстротой и независимо друг от друга — и через две секунды на черных руках менестреля появилось изображение пылающего меча и летящей кометы. Девушка снова вытерла кисточки о передник и обернулась к моне Сэниа. На секунду ее глаза расширились, словно она увидела что‑то, окружающее принцессу неуловимым для остальных ореолом, потом осторожно взяла ее левую руку и на тыльной стороне ладони осторожно нарисовала черное солнце. Не делая ни малейших попыток объяснить свои действия, она отвернулась от принцессы и приблизилась к командору, не поднимая глаз. Он, словно угадав ее просьбу, протянул ей левую руку. Ардиень взмахнула кисточками, и на ладони Юрга появился едва означенный светлый сиреневатый крест, нежный косой росчерк, как бы печальный знак неприкасаемости.

Что‑то подтолкнуло Юрга, и он, поднеся свою руку к губам, почтительно поцеловал этот крест.

Но тут снизу раздался шум шагов, мужские голоса, и король в сопровождении своего блеклого зятя появился возле накрытого уже стола. Ардиень заспешила навстречу, торопливо вытирая кисточки о передник, а затем с привычной молниеносной быстротой разукрасила их лица какими‑то магическими знаками и контурами золотых чаш. И снова вытерла кисточки о передник.

Снизу, с невидимой отсюда пристани, раздавался сдержанный гул голосов.

— Ардиень, у дворца ждут подаяния, — негромко, но отчетливо произнесла старшая из сестер.

Девушка завела руки за спину, чтобы развязать тесемки передника, и только тут стало видно, что беспорядочные цветовые пятна, оставшиеся от прикосновения кисточек, сложились в диковинный узор, напоминающий, хотя и отдаленно, летящего зимородка с огненной стрелою в клюве.

— Высокие гости могут истолковать чародейный узор по разумению своему, и будет им дано по речению их, — возгласила Радамфань торжественным тоном верховной жрицы.

Чувствовалось, что она привыкла выступать в роли хранительницы семейных и исторических традиций. Для маленького островного королевства это выглядело чуточку смешно. Тем не менее Юрг, не теряя почтительного выражения, поклонился какой‑то средней точке между расписным фартуком, Радамфанью, застывшей в позе Геры, и королевской четой:

— Благодарю за честь и за доброе предзнаменование, ибо синяя птица па моей родине является символом исполнения желаний.

— Ну да, — не замедлил вмешаться Харр, — только предварительно придется врезать кому‑то между глаз огненной стрелой!

— Да будет так, — сказал король Алэл.

Ардиень встряхнула передник и, подбежав к перилам, бросила его вниз. Ветер подхватил расписное полотнище, а взрыв нетерпеливых криков и топот подсказали, что на берегу началась погоня за летучим “подаянием”. Между тем король подал руку моне Сэниа и почтительно повел ее к столу; старшие сестры привычно и не столь торжественно повлекли под обе руки принца–консорта, так что опять осталось в тайне, с которой из них он повенчан. Юрг, мгновенно сориентировавшись, стал спутником улыбающейся Ушинь, а менестрель суетился вокруг младшенькой, помогая ей освободиться от лотка с красками и что‑то нашептывая ей на ухо, что она воспринимала с плохо скрытым недоверием.

Мир и благодать воцарились за простым дощатым столом, единственным украшением которого были створки великолепных раковин–жемчужниц, заменяющие собой блюда и тарелки. Церемонности больше не было — сестры в четыре руки обихаживали консорта, король, орудуя костяной вилкой и грубоватым кинжалом, разделывал запеченного гуся — или какую‑то другую водоплавающую птицу, а Харр щелкал орешки для Ардиени. Внезапно мона Сэниа вздрогнула и едва удержалась от пугливого восклицания: перед ее прибором неизвестно откуда появилось то пучеглазое шестиногое существо, которое привозила с собой в корзиночке королева Ушинь. Существо присело па задние конечности — теперь было видно, что они принадлежат отнюдь не насекомому, а некрупному зверьку вроде ласки, только средняя пара торчит коленками наружу. Перетянутое в талии, как у жужелицы, тельце было покрыто темно–бурым ворсом или шерсткой, а аккуратная мордочка с кончиком розового язычка ну никак не сочеталась с огромными фасеточными глазами, над которыми подрагивали два антенных завитка мотыльковых усиков. Существо протянуло нежную аккуратную лапку — совсем как благовоспитанная крыса — и взяло с ракушечной тарелки кусочек хлебной лепешки.

— Это один из наших свяничей, — сказала Ушинь. — Этого сладким не кормите, а то он последнее время что‑то почесываться стал.

— А что за зверь? — спросил Харр. — Мышей‑то хоть ловит?

Шамшиень, не сдержавшись, фыркнула.

— Сие не зверь, — наставительно заметила Радамфань, — а игрушка вечных богов. В домах он переносит и хранит их силы.

— Понятно. Домовой. — Юрг сам улыбнулся этой мирной допотопной ассоциации. — Нам бы в Бирюзовый Дол такого.

— Не вашего он племени, — неожиданно возразил Харр. — С вами‑то ему, поди, тоскливо будет. Облиняет. Не давай ему зверя, королева!

Ушинь почему‑то жалобно и просительно глянула на короля, словно напоминая ему о каком‑то давешнем разговоре. Но Алэл едва заметно мотнул головой. Королева разочарованно повернулась к чернокожему певцу:

— Я все время думаю, как бы наградить тебя за твою доброту, милый человек…

— А ты отдай за меня одну из твоих дочек!

Сломанная вилка хрустнула в руке короля. Ушинь заморгала, и па ее серебряных ресничках показались слезы. Радамфань сделала глотательное движение и выпрямилась, словно при этом почувствовала в пищеводе полуметровую кость. Шамшиень презрительно выпятила и без того отвислую нижнюю губу. Ардиень впервые лучезарно улыбнулась. Юрг проклял бесчувственность менестрелевых ножищ, по которым он бешено и безуспешно пинал.

И только Подковный эрл продолжал невозмутимо жевать.

Наконец Ушинь справилась с собой:

— Прости нас за наше замешательство, дорогой гость, и не прими за обиду невольный отказ: это невозможно вовсе не потому, что ты, в отличие от твоего спутника, не королевской крови. Просто все три наши дочери уже замужем.

— Это еще за кем? — вопросил так и не угомонившийся Харр по–Харрада.

— За принцем Захео, Подковным эрлом Дымноструйных островов.

Дымноструйный консорт продолжал жевать.

XI. Обретенная мумия

Шоковое состояние, понемногу освободившее от напряжения хозяев, теперь наложило холодную лапу на гостей.

— Почему это вас удивляет? — мягко, чуть ли не извиняющимся тоном проговорил Алэл. — Первозданные острова должны иметь наследника, которому я мог бы передать свое умение повелевать всеми пятью стихиями. Без этого Первозданные острова остались бы беззащитными после моей смерти.