Лучше подавать холодным - Джо Аберкромби

Он изводил себя мыслью о том, что они хохочут над ним, хоть при этом и знал что всё чепуха. Он недостаточно важен чтобы над ним смеяться, и от этого распалялся лишь сильнее. Всё ещё, как бы то ни было, цеплялся за свою гордость. Будто утопающий за слишком мелкую, чтобы удержать его на плаву корягу. Он — увечное позорище, после того как столько раз спасал ей жизнь? Столько раз не жалел свою? И после всех этих гадских ступенек по которым карабкался на эту сучью гору. Неужто в итоге нельзя надеяться на нечто, получше издёвки? Он выдрал нож из трещины в дереве. Нож, что подарила ему Монза в первый день их встречи. Давно, когда у него было два глаза и далеко не такие окровавленные руки. Давно, когда он собрался оставить убийства в прошлом и стать хорошим человеком. Вряд-ли он сможет вспомнить на что похоже то чувство.

Монза сидела мрачная и пьяная.

В последнее время ей не очень-то хотелось есть, ещё меньше хотелось церемоний, и вовсе не хотелось жополизства, поэтому Рогонтов пир накануне гибели превратился в кошмар. Для пиров, церемоний и лести был Бенна. Ему бы понравилось здесь — хвастать, смеяться, обниматься со здешним отребьем. Если бы он нашёл свободную минутку от лести презирающих его людей, он бы наклонился к ней, и положил бы успокаивающую ладонь ей на руку, и шепнул бы ей на ушко что-нибудь, от чего бы она улыбнулась и воспряла. Показывать зубы в рычащем оскале — вот её наилучшее достижение на сегодня.

Сволочная головная боль пульсировала нисходя с той стороны, где сидят золотые монеты, и изящное позвякивание столовых приборов равнозначно забиваемым ей в лоб гвоздям. Внутренности свело судорогой, похоже непрекращающейся с того момента, как она оставила утопленника Верного на мельничном колесе. Лучшее, на что она способна — не поворачиваться к Рогонту и не блевать, блевать и полностью заблевать его белый, отороченный золотом китель.

Он подвинулся в её сторону с вежливым беспокойством. — Откуда столько уныния, генерал Муркатто?

— Уныния? — Чтобы вымолвить слово ей пришлось проглотить подступившую желчь. — Армия Орсо на марше.

Рогонт медленно повращал бокал с вином за ножку. — Слыхали. При умелом содействии вашего старого наставника, Никомо Коски. Высматривая переправу, разведчики Тысячи Мечей уже достигли Холма Мензеса.

— Значит больше никаких задержек.

— Надо полагать — нет. Мои славные замыслы вскоре сотрутся в пыль. Как часто и просиходит с подобными замыслами.

— Вы уверены, что ночь накануне вашей гибели лучшее время для празднества?

— Послезавтра может быть уже слишком поздно.

— Хех. — Верно подмечено. — Может быть для вас свершится чудо.

— Я никогда горячо не веровал в божественное вмешательство.

— Нет? А зачем же тогда они? — Монзха дёрнула головой в сторону скопления гурков, чуть ниже главного стола, одетых в жреческие белые мантии и ермолки.

Герцог посмотрел на них. — О, их помощь лежит далеко за границей духовного. Это эмиссары Пророка Кхалюля. Герцога Орсо поддерживает Союз, обеспечивают их банки. Я должен обзавестись собственными друзьями. А ведь даже Император Гуркхула склоняется перед Пророком.

— Каждый кому-то служит, да? Ну что ж, Император и Пророк смогут утешить друг друга после вестей от жрецов о вашей голове на пике.

— Они быстро оклемаются. Стирия для них дело побочное. Уверен, они уже готовятся к следующей битве.

— В бесконечной войне. — Она осушила бокал и со стуком плюхнула его обратно на стол. Может в Осприи и выжимают лучшее в мире вино, но ей оно показалось со вкусом рвоты. Как и всё прочее. Её жизнь соткана из тошноты. Тошноты и частого, болезненного поноса. Саднящих дёсен, ободранного языка, ноющих зубов, щиплющей задницы. Лошадинолицый слуга в напомаженном парике выплыл из-за её плеча и обрушил в пустой кубок водопад вина, как будто вычурно опрокинув бутылку высоко над её головой улучшил его вкус. С доведённой до совершенства непринуждённостью, слуга отступил. В конце концов, в Осприи отступление — фирменное блюдо. От последней затяжки лишь перестали трястись её руки, ничего более.

Поэтому она молила чтобы бездумное, похабное, вырубающее пьяное забытьё навалилось и уничтожило отчаяние.

Она блуждала глазами по самым богатым и самым бестолковым гражданам Осприи. Если приглядеться как следует, банкет дошёл до края визгливой истерии. Чересчур много пьют. Чересчур быстро говорят. Чересчур громко хохочут. Ничто так не сбивает планку как надвигающееся неотвратимое уничтожение. Одно утешенье в грядущем разгроме Рогонта в том, что изрядное число этих придурков вместе с ним лишатся всего. — Вы уверены, что мне надо здесь присутствовать? — пробурчала она.

— Ну кто-то же должен. — Рогонт зыркнул вбок на сущую девчонку, графиню Котарду Аффойскую. Без особого воодушевления.

— Доблестная Лига Восьми, похоже стала Лигой Двух. — Он придвинулся ближе. — И, чтобы быть полностью искренним, я гадаю, а что если для меня ещё не слишко поздно из неё выйти. Печальная истина состоит в том, что у меня иссякли почётные гости.

— Выходит я укрепляю ваш увядший авторитет в качестве пугала?

— Совершенно верно. Вдобавок весьма очаровательного. А все эти россказни о моём увядании, всего лишь непристойные сплетни, я вас уверяю. — Монза не нашла в себе сил даже на то, чтобы рассердиться, не говоря уже о развеселиться, и лишь утомлённо фыркнула.

— Вам надо что-нибудь съесть. — Он указал вилкой на её нетронутую тарелку. — Вы выглядите исхудавшей.

— Меня мутит. — Так, а ещё правая рука настолько болит, что она едва-ли удержит нож. — Меня постоянно мутит.

— Серьёзно? Что-нибудь съели? — Рогонт вилкой отправил в рот мясо, со всем смаком человека, которому осталось протянуть отсилы неделю. — Или что-нибудь сделали?

— Может это просто из-за общества.

— Я бы совсем не удивился. Моя тётя Сефелина постоянно перечила мне. Она была весьма склонной к тошноте дамой. Вы в некотором смысле напоминаете мне её. Острый ум, великие задатки, железная воля, но желудок слабее, чем можно было ожидать.

— Простите за разочарование. — Известно мёртвым, она достаточно разочаровывала саму себя.

— Меня? О, в точности наоборот, уверяю вас. Мы таковы, что никто не сотворён из камня, ведь так?

Если бы. Монза набрала в рот побольше вина и насупилась на кубок. Год назад к Рогонту у неё не было ничего кроме презренья. Она помнила как они с Бенной и Верным издевались — что он за трус, что за вероломный сюзник! А теперь Бенна мёртв, Верного она убила и прибежала искать убежища у Рогонта, как капризное дитя у богатого дядюшки. У дядюшки, который на этот раз не мог защитить даже самого себя. Её взгляд помимо желания притянуло к концу длинного стола справа, где в одиночестве сидел Трясучка.