Содружество кольца - Джон Толкиен

Под конец четвертого дня он, как обычно, изнывал от безделья, глядя на воду за кормой поверх голов Фродо и Арагорна, пригнувшихся на веслах. Его клонило в сон, и он мечтал почувствовать под пятками твердую землю. Вдруг что-то привлекло его внимание, безразличный до сих пор взгляд оживился. Но, по-видимому, то, что он заметил, ему показалось, потому что он начал тереть глаза, но больше ничего не увидел.

На ночь они причалили к маленькому островку возле западного берега. Сэм лег рядом с Фродо, завернулся в одеяло, но, похоже, спать не хотел.

— Мне сегодня смешной сон приснился, господин Фродо, — сказал он. — Часа за два до остановки. А может быть, и не сон. Смешно.

— Ну, что тебе приснилось? — сказал Фродо, зная, что Сэм не успокоится, пока не выложит до конца. — Выкладывай, а то я с самого Лотлориэна еще ни разу не смеялся.

— Так оно не в том смысле смешно, хозяин! Оно странно и в жизни не бывает. Но и не сон. Вот послушайте! Я видел бревно с глазами!

— Бревно — так бревно, — сказал Фродо. — Их в Реке много. А про глаза не ври.

— Но я же видел! — сказал Сэм. — Эти глаза меня и удивили. Я из-за них и проснулся, если спал. Сначала это было бревно, плыло за лодкой Гимли в сумерках, я на него внимания не обращал; а потом оно будто за нами погналось. Это уже было странно, бревно — а догоняет, и тут я увидел глаза на бугорке у ближнего конца. Они светились. И вообще это было не бревно, потому что у него были лапы, как у лебедя, только большие, и оно их в воду то опустит, то вытащит, то опустит, то вытащит… Вот тогда я и стал тереть глаза, хотел точно убедиться, а потом закричать, если оно не исчезнет. И оно уже быстро плыло и почти до Гимли добралось. Но то ли оно своими фонарями заметило, как я пошевелился и на него смотрю, то ли я в самом деле спал, а тут проснулся, но когда посмотрел опять — его уже не было. А потом мне показалось, что тень промелькнула у берега, но глаз я уже не видел. «Опять спишь, Сэм Гэмджи?» — сказал я себе, а потом поразмыслил и теперь уже ни в чем не уверен. Что вы-то скажете, господин Фродо?

— Если бы я сам раньше не видел этих глаз, я бы сказал, что это было бревно и туман, а ты спал, Сэмми, — ответил Фродо. — Но эти глаза появляются не в первый раз. Я видел их давно, когда мы шли в Лориэн. В ту ночь кто-то с такими глазами лез на дерево, я заметил его с тэлана. Халдир его тоже видел. А помнишь, что говорили эльфы, которые разбили орчью банду?

— А, — сказал Сэм. — Вспомнил. Я даже больше помню. Я не очень хорошо умею думать, но если сложить все это вместе и прибавить рассказы господина Бильбо, то я, пожалуй, соображу, как эту тварь зовут. Имя очень противное. Голлум, ага?

— Вот этого я последнее время сам боюсь, — сказал Фродо. — С той самой ночи на флете. Наверное, он околачивался в Мории и там напал на наш след. Я надеялся, что пока мы будем в Лориэне, он нас потеряет из виду; а эта жалкая тварь, по-видимому, таилась в лесу у Серебрянки, пока не дождалась нашего отплытия!

— Похоже, так и было, — сказал Сэм. — Теперь надо быть настороже. А то в одну прекрасную ночь кто-нибудь почувствует его мерзкие лапы у себя на горле, если вообще успеет проснуться и почувствовать. Вот к этому я и вел. Будить Бродяжника и остальных ночью сегодня уже незачем. Я посторожу. А высплюсь завтра, я ведь в лодке всего лишь багаж, можно сказать.

— Вполне можно, — сказал Фродо. — Я бы сказал, «багаж с глазами». Сторожи. Только обещай разбудить меня на смену, когда полночи отдежуришь. Если, конечно, раньше ничего не случится.

В самый темный час ночи Фродо вынырнул из глубокого сна.

— Мне очень стыдно вас будить, — сказал Сэм, тряся хозяина, — но вы сами сказали. Ничего тревожного не случилось. Вернее, я не заметил. Был какой-то всплеск, и вроде кто-то вздыхал перед тем, как я вас начал будить, но ночью возле воды всякие звуки бывают.

Сэм улегся, а Фродо завернулся в одеяло и сел, борясь со сном. Медленно проходили минуты, складывались в часы, но ничего не происходило. Фродо чуть не поддался искушению снова лечь и заснуть, как вдруг к одной из зачаленных лодок подплыла темная, еле различимая тень. Из воды протянулась белесоватая рука и ухватилась за планшир. Два бледных глаза холодно засветились над водой, вперились в лодку, потом поднялись выше и уставились на островок, как раз на Фродо. Они были в нескольких локтях от него, и хоббит слышал, как темная тварь дышит, с присвистом втягивая воздух. Он встал, вытаскивая Жало из ножен, и ответил взглядом на взгляд. Глаза тут же погасли. Раздалось тихое шипение, всплеск — и кто-то темный, в воде действительно похожий на бревно, отплыл от берега в ночь. Арагорн зашевелился во сне, повернулся на бок, сел.

— Что случилось? — прошептал он, молниеносно оказываясь рядом с Фродо. — Мне во сне почудилось движение. Зачем ты вынул меч?

— Голлум, — ответил Фродо. — По-моему, он.

— А! — сказал Арагорн. — Значит, ты об этом мелком вредителе знаешь? Он шлепал за нами по всей Мории и потом — до Нимродэли. Мы сели в лодки, а он улегся на бревно и греб за нами всеми четырьмя. Я пару раз ночью пробовал его схватить, но он хитрый, как лиса, и скользкий, как рыба. Я надеялся, что в большой реке он устанет, а он оказался прекрасным пловцом. Попробуем завтра грести быстрее, чтоб отстал. Ложись, спи, я посторожу до утра. Хотел бы я его поймать, он мог бы нам пригодиться. Но если не поймаем, лучше оторваться от него. Он очень опасен. И сам может кого-нибудь придушить в темноте, и врагов может навести на след.

В остаток ночи Голлум только раз или два мелькнул смутной тенью. После этого Отряд постоянно был настороже, но больше Голлума никто не видел. Если он и продолжал преследование, то был чрезвычайно осторожен. По настоянию Арагорна, всерьез налегли, наконец, на весла, и теперь подолгу гребли. Берега быстро проносились мимо, но по сторонам путники не смотрели, так как плыли, в основном, по ночам и в сумерках, а днем отдыхали, каждый раз с трудом находя укрытие на голом берегу.

Так, без особых происшествий, прошла неделя. Наступил восьмой день плавания.

Погода была по-прежнему серой, небо в сплошных тучах, но к ночи западная часть неба немного расчистилась, и в облаках прорезались озерца желтоватого и зеленоватого света, в которых проплывал бледно мерцающий молодой месяц. Сэм поглядывал на него и морщил лоб.

На следующий день приречный пейзаж начал резко меняться. Оба берега поднялись и стали каменистыми. Пошли скалы с крутыми склонами, заросшими терновником и дикой сливой, в путанице сухих стеблей ползучих растений. За ним поднимались высокие серые утесы с раскрашенными вершинами, а еще подальше — высокие хребты с вцепившимися в их обветренные гребни кривыми елками. Это начиналось серое Приречное Нагорье Эмин Муйл, южный пограничный бастион Глухоманья.