Живой Журнал. Публикации 2011 - Владимир Сергеевич Березин

Это было больше чем позор, это была потенциальная авария, а, значит, преступление. А Тимошин знал с институтских времён фразу наркома путей сообщения о том, что всякая авария имеет имя, фамилию и отчество.

Он подхватил сумку с инструментами и побежал к светофору. Но только приготовившись к работе, он вдруг увидел, как к станции, повинуясь огням, медленно подходит поезд.

Что-то в нём было не то — и тут он понял: вагоны были Тверского завода. Вагоны были не аммендорфские, а ТВЗ, вот в чём дело. Пять гофров, а, иначе говоря — рёбер жёсткости, указывали на то, что это поезд из другого времени. И он шёл по второму пути — совсем с другой стороны.

Это был его поезд, тот давнишний, из тамбура которого вечность назад он скатился кубарем на промёрзшую асфальтированную платформу.

Поезд постоял несколько секунд в тишине, потом внутри что-то заскрипело, ухнуло, и он стал уходить обратно — в сторону морозного тумана, в своё уже забытое Тимошиным время.

И Тимошин сорвался с места. Из последних сил он припустил по обледенелой платформе. Ватник соскочил с плеч, но Тимошин не чувствовал холода.

Дверь призывно болталась, и Тимошин мысленно пожелал долгих лет жизни забывчивому проводнику. И вот, кося взглядом на приближающийся заборчик платформы, он прыгнул и, больно стукнувшись плечом, влетел в тамбур.

Он прошёл не один, а четыре вагона, пока не увидел старичка, что по-прежнему игрался со своим цилиндром Рубика, стоя в коридоре. Тимошин посмотрел на него выпученными глазами безумца, а старичок развёл руками и забормотал про то, что вот они только что чуть на боковую ветку не уехали, а всё потому, что впереди на переезде товарняк въехал в экскаватор.

Наконец, Тимошин открыл было рот:

— А где этот? Мордатый такой, а?

— А сошёл приятель твой, да и ладно. Нелюбезный он человек. Неинтеллигентный.

Тимошин проверил портфель и бумаги. Телефон, по-прежнему зажатый в руке, вдруг мигнул и запищал, докладывая, что поймана сеть.

Тимошин подложил его на подушку и взял в руки бритву, тупо нажав на кнопочку. Бритва зажужжала, забилась в его руках как пойманный зверёк — и это вконец отрезвило Тимошина.

Но что-то было не так. И тут он поймал на себе удивлённый взгляд старичка, последовал ему и тоже опустил глаза вниз. Тимошин стоял посреди купе, ещё хранившего остаток августовской жары, и тупо глядел на свои большие чёрные валенки, вокруг которых растекалась лужа натаявшего снега.

Извините, если кого обидел.

07 августа 2011

История к 12 августа

Знаменитая книга начинается так: "12 августа 18…, ровно в третий день после дня моего рождения, в который мне минуло десять лет и в который я получил такие чудесные подарки, в семь часов утра — Карл Иваныч разбудил меня, ударив над самой моей головой хлопушкой — из сахарной бумаги на палке — по мухе. Он сделал это так

неловко, что задел образок моего ангела, висевший на дубовой спинке кровати, и что убитая муха упала мне прямо на голову. Я высунул нос из-под одеяла, остановил рукою образок, который продолжал качаться, скинул убитую муху на пол и хотя заспанными, но сердитыми глазами окинул Карла Иваныча". (По этому поводу в самом начале другой знаменитой книги есть ехидное замечание: "Облачным, но светлым днем, в исходе четвертого часа, первого апреля 192… года (иностранный критик заметил как-то, что хотя многие романы, все немецкие например, начинаются с даты, только русские авторы — в силу оригинальной честности нашей литературы — не договаривают единиц), у дома номер семь по Танненбергской улице, в западной части Берлина, остановился мебельный фургон, очень длинный и очень желтый, запряженный желтым-же трактором с гипертрофией задних колес и более чем откровенной анатомией".

Толстой, как мы видим, не договаривал десятков.

Тургенев, впрочем, любил полные даты, но не договаривал координат: "Что, Петр, не видать еще? — спрашивал 20-го мая 1859 года, выходя без шапки на низкое крылечко постоялого двора на *** шоссе, барин лет сорока с небольшим, в запыленном пальто и клетчатых панталонах, у своего слуги, молодого и щекастого малого с беловатым пухом на подбородке и маленькими тусклыми глазенками", и не договаривал названий: "Перед раскрытым окном красивого дома, в одной из крайних улиц губернского города О… (дело происходило в 1842 году), сидели две женщины — одна лет пятидесяти, другая уже старушка, семидесяти лет."

Впрочем, как когда: "10 августа 1862 года, в четыре часа пополудни, в Баден-Бадене, перед известною "Сопvеrsаtion" толпилось множество народа. Погода стояла прелестная; все кругом — зеленые деревья, светлые дома уютного города, волнистые горы, — все празднично, полною чашей раскинулось под лучами благосклонного солнца; все улыбалось как-то слепо, доверчиво и мило, и та же неопределенная, но хорошая улыбка бродила на человечьих лицах, старых и молодых, безобразных и красивых".

Достоевский опускал как годы, так и названия (впрочем, легко восстанавливаемые: "В начале июля, в чрезвычайно жаркое время, под вечер, один молодой человек вышел из своей каморки, которую нанимал от жильцов в С — м переулке, на улицу и медленно, как бы в нерешимости, отправился к К — ну мосту".

Извините, если кого обидел.

11 августа 2011

История про табло

Все отчего-то стали постить фотографии рекламных плакатов партии Прохорова. Их снимали по всей России, и Прохоров в них то был на фоне сантехники, то реклама менялась на социальную, и вслед Прозхорову появлялсь надпись вроде "И тебя вылечат" с адресом какого-то хосписа, то выглядывал из гигантской тумбы, что делало его похожим на голую бабу в старинной авторучке. В, общем, всё было удивительно.

Да только я вляпался в это дело — действительно, это какие-то мистические изображения.

Но это и нормально — мистика это почти харизма.

Если бы эти табло ночью закорачивало, и из них сыпались яркие звёзды искр, то это и вовсе бы привлекло на выборы лишних пять процентов.

И вот, в одном немалом городе Прохоровское табло и вовсе заклинило — и я в недоумении смотрел на три буквы, которые знает весь мир и всё такое.

Нет, что-то в этом определённо есть.

Извините, если кого обидел.

11 августа 2011

История про одну рецензию на Шкловского

А вот рецензия Н. Замошкина на книгу Виктора Шкловского "Встречи". Благодаря любезности нынешнего главного редактора журнала