Смятение сердца - Эми Фетцер

Она сказала, что не станет ждать.

Блуждая пустым взглядом по кузнице, Хантер увидел ящик, из которого в день их встречи Дугал Фрейзер достал фляжку с виски.

Выпить захотелось так, что горло стиснул спазм.

Он часто хватался в жизни за бутылку, но никогда еще эта потребность не была так сильна.

Но Хантер не открыл ящик. Ему показалось, что он целую вечность смотрел на распахнутые двери кузницы, не находя сил на то, чтобы потянуть лошадь за поводья. Но, главное, он не находил сил выйти наружу и там, быть может, увидеть вдали Сэйбл, убегающую прочь от кузницы, от него — убегающую из его жизни. Наконец неподвижность стала невыносимой. Пересекая двор, Хантер держал голову низко склоненной.

Часовой у запертых ворот не выказал при виде него никакого удивления: он еще с вечера получил приказ выпустить Мак-Кракена затемно. Мейтланд охотно распорядился на этот счет, меньше всего желая в ближайшем будущем снова столкнуться с Хантером на территории форта. Проводник Сэйбл Кавано отныне был для коменданта живым напоминанием о допущенных ошибках.

Именно поэтому часовой с готовностью отпер для Хантера ворота и приоткрыл одну из тяжелых створок. Он проделал это в одиночку и с усилием, и петли пронзительно и жалобно заскрипели. Унылый, безнадежный звук не прибавил Хантеру оживления.

Позже он должен был встряхнуться, но пока испытывал только боль.

Он уже приготовился дернуть лошадь за узду, когда за спиной раздался звук — что-то вроде приглушенного окрика. Хантер обернулся. Там стояла Сэйбл, одной рукой придерживая подол платья, другую прижав ко рту, словно сожалея о том, что окликнула его. Лавандовые глаза смотрели с нескрываемым страхом. Он понял: она считала, что видит его в последний раз. Молча он бросился к ней и до боли сжал в объятиях.

— Не забывай, что ты моя, не забывай никогда! Я просто не смогу уехать навсегда, Сэй. Даже если тебе вдруг взбредет в голову спрятаться от меня, я найду тебя, куда бы ты ни убежала. И я знаю, что ты будешь ждать меня, по своей воле или против нее. Я уже говорил, что люблю тебя, и повторяю это сейчас. Верь мне так же, как верила до сих пор. — Он отстранил ее, вгляделся в искаженное лицо и добавил:

— Не сомневайся во мне.

«Вот теперь мы и посмотрим, достаточно ли сильно ты его любишь, — прошептал, голос ее души. — Если достаточно, ты не откажешь ему в праве заключить мир с самим собой».

— Я верю, верю тебе! — воскликнула Сэйбл, из последних сил борясь с подступающими рыданиями. Она вся дрожала, закусив губу, но все-таки сумела произнести недрогнувшим голосом. — Я люблю тебя, Хантер.

Напряжение стало невыносимым для каждого из них. Не говоря ничего больше, он отстранил руки, которыми она безотчетно цеплялась за его плечи, вскочил в седло и вскоре исчез за приоткрытыми воротами.

Створка качнулась на место с горестным стоном, а когда звук умолк, стал слышен отдаленный стук копыт, стремительно стихающий. Сэйбл не замечала, что продолжает задерживать дыхание, чтобы уловить самое отдаленное эхо его. Но за стенами форта все было тихо, слабый свет нарождающегося дня выделил из темноты контуры спящих зданий. Медленно-медленно волоча ноги, побрела она домой. В своей комнате, недавней свидетельнице их счастья, она уронила голову на руки и зарыдала, надеясь выплакать все слезы и впредь не плакать никогда.

Глава 42

Торговец лошадьми протянул вперед мозолистую ладонь. Пока монеты сыпались в нее с мелодичным звоном, на лице его оставалось застывшее выражение равнодушия: какая разница, кому и зачем нужна лошадь, лишь бы щедро платили. Дождавшись, пока он исчезнет между лавчонками форта, Сэйбл вскочила на купленное животное и поспешно втащила сестру в седло. Одной рукой держась за гриву, другой Лэйн прижимала к себе объемистый армейский ранец. В нем был спрятан небольшой баул. Сэйбл знала, что сестра скоротала дни разлуки за шитьем одежды для сына (не столько веря в то, что он когда-нибудь будет носить эту одежду, сколько пытаясь сохранить здравый рассудок). Только это она взяла с собой из родительского дома.

Сэйбл подстегнула лошадь. Теперь, когда форт остался далеко позади, можно было не бояться погони. Впрочем, отец и Мейтланд были слишком заняты исправлением недавних просчетов, чтобы следить за ней и Лэйн так же строго, как раньше. Условленное место находилось в тополиной роще, единственной в окрестностях форта. После долгих часов в седле Лэйн спешилась с трудом. Было видно, что у нее ломит все тело, однако, не в силах бездействовать, она принялась ходить взад-вперед по крохотной поляне.

— Ты уверена, что он приедет?

— Как я могу быть уверена? Мы три дня не могли выбраться из форта!

Сэйбл пожалела, что не умеет лазать по деревьям, даже в мужском наряде, и не может как следует осмотреться. Она напряженно прислушивалась, опасаясь уловить топот коней целого взвода кавалеристов. Им удалось выскользнуть за ворота с помощью Дугала Фрейзера, который вывез их в неприметном фуражном фургоне. Оставалось лишь надеяться, что никто не заподозрит добряка-шотландца в пособничестве беглянкам и он не заплатит неприятностями за свое мягкосердечие. Разумеется, он поступил так благодаря многолетней дружбе с Хантером. Заметив, что мысли вот-вот повернут в нежелательном направлении, Сэйбл подняла пригоршню камешков и начала швырять в кусты. Все, что угодно, любое занятие — только не воспоминания о нем.

Лэйн успела пройтись перед ней не меньше двадцати раз — туда и обратно.

— Сядь, Лэйни, ты мне действуешь на нервы!

— Мои, и подавно, на пределе! Я не смогу сидеть, я так соскучилась по нему, Сэйбл!

— Я тоже скучал по тебе, костер моего сердца.

— Черный Волк!

Лэйн стремительно повернулась. Сэйбл медленно отступила в тень дерева, вытирая о брюки внезапно вспотевшие ладони.

Двое стояли очень близко друг от друга, не прикасаясь. Сэйбл не видела взгляда индейца, но догадывалась, что он испытующий, пронзительный.

— Так ли жена должна встречать мужа, в разлуке с которым провела много дней? — наконец спросил Черный Волк.

Голос его звучал сурово, почти сухо. Тем не менее Лэйн что-то расслышала в нем, потому что бросилась мужу на шею.

Было заметно, что достоинство вождя борется в Черном Волке с потребностью приласкать ее. Наконец он стиснул Лэйн в объятиях так, что она издала возглас боли и счастья. Их тела начали двигаться, прижимаясь все более исступленно, все более страстно. Сэйбл громко прокашлялась, сгорая от зависти. Индеец тотчас отстранился, возвращаясь к обычному своему внешнему бесстрастию.

— Как Маленький Ястреб? — спросила Лэйн.

— Он был бы счастливее в руках матери.