Смятение сердца - Эми Фетцер

— Но я люблю тебя…

— А я нет! Я презираю себя! Посмотри на этого неудачника. — Он развел руки широким беспомощным жестом. — Перед тобой все, что у меня есть: пара кольтов, несколько седельных мешков и запаленная лошадь.

И это составляет все его имущество.

Ни дома.

Ни земли.

Ни семьи.

Сэйбл смотрела на человека, которого любила всем сердцем, и не могла понять, почему он так слеп. Она могла бы прийти к нему, в чем была, без гроша за душой, и не моргнув глазом разделить с ним жизнь. Она приняла бы его любым.

— Тебе нужен человек, который даст тебе надежную крышу над головой и достойную пищу на столе, — говорил Хантер. Ее мрачный взгляд заставил его схватить ее за плечи и встряхнуть. — Я видел кусочек твоей жизни накануне вечером! Ты заслуживаешь всего этого, дорогая! Роскошные наряды, драгоценности…

— Не смей оскорблять меня! — не выдержала Сэйбл. — Разве человек — это сумма того, что он имеет: тряпок, недвижимости, побрякушек? Неужели ты до сих пор не понял меня? Неужели я для тебя — такая пустышка? Я никогда, ни за что не потребовала бы, чтобы ты изменил себе самому.

— Я знаю, милая, знаю, — вздохнул Хантер, и она отшатнулась с воинственным выражением лица, приготовившись к схватке, на которую он совсем не рассчитывал. — Но если тебе не нужно от меня большего, чем я уже представляю собой, то это меня не красит. Пойми меня сейчас, иначе для нас не будет никакого будущего. Выслушай. До тех пор, пока ты не вошла в мою жизнь, я жил незатейливо: ел, спал, разговаривал. Но чаще всего я пил. В сущности, Сэй, меня не было, это двигалось по земле подобие человека, лишенное души. Примерно то же самое, что ходячий мертвец. Моя семья давно потеряла всякий мой след. Возможно, я даже мертв для них. Пять лет, пять долгих лет все равно что вычеркнуты из моей жизни!

— Но почему ты обязательно должен предстать перед ними один?

Неужели он боится познакомить ее с родителями?

— Я не могу забрать тебя с собой…

Лицо Сэйбл разом утратило все свое воинственное оживление, всю готовность к долгому спору — подавленное выражение было теперь на нем. Если бы только он был уверен, что поступает единственно правильным образом! Возможно, существовал и другой выход: просто похитить ее сейчас. Это было бы романтическим завершением их трудного путешествия. Вот только ему некуда было увезти Сэйбл. Хантер знал, что будет мучиться сомнениями, и помочь этому было нельзя.

— Я должен сам, один, выплатить свои долги, принять на себя ответственность, которая лежит на старшем сыне и наследнике и которую я так долго оставлял другим. Я был обязан вернуться с войны домой и помочь наладить хозяйство. Я уклонился от этого. Время шло, и долг мой рос. Теперь будет непросто разобраться с ним.

Сэйбл стояла, глядя в землю, и думала о том, как рискованно выпускать обретенное счастье из рук даже ненадолго. Но счастье не было неуязвимым даже в ее руках, если его продолжали подтачивать изнутри последние из демонов Хантера. Было страшно представить себе одинокую жизнь, жизнь, в которой его не будет рядом. Благословив его отъезд, она добровольно обрекала себя на жалкое, беспросветное существование. Но был ли хоть шанс, что он уступит мольбам и останется? Что могло остановить его? Только не слезы. Может быть, рассказать ему о подозрениях насчет возможной беременности? Сознание того, что она носит его ребенка, конечно же, остановит его! А если нет? Он ведь ни разу не упомянул о том, что может жениться на ней, что он может хотя бы прожить с ней жизнь, не отягощая себя узами брака. Сказать ему о ребенке — все равно что упасть в ноги и пресмыкаться, умоляя не бросать ее.

— А как же я? — спросила Сэйбл тихо, давая Хантеру последний шанс одуматься. — Как же все то, что было между нами?

Тишина, показавшаяся ей ледяной, длилась несколько минут. Сознавая, что мольбы и слезы могут подточить его решимость, Хантер еще раз спросил себя, так ли уж он хочет уехать. Возможно, он слишком многого требовал, молча предлагая ждать своего возвращения. Сэйбл любила его, и он не сомневался в прочности ее чувств… теперь. Кто мог сказать, что будет через день, через неделю, через месяц? Однако он чувствовал себя, как змея, поменявшая кожу. Он испытывал властную потребность стряхнуть остатки прошлого, очистить себя полностью и окончательно.

— Придется пока отложить то, что было между нами. Пусть оно подождет.

Его слова прозвучали сухо, но Сэйбл в отчаянии отмахнулась от голоса рассудка.

— Как долго? — воскликнула она с истерической ноткой в голосе.

— Этого я не знаю, — вздохнул Хантер, отводя взгляд.

Неопределенность. Самое страшное, что только бывает в любви. Уклончивость его ответа означала, конечно, что он не готов связать себя ни с чем и ни с кем, даже с ней, даже ненадолго. Как ей жить, пока Хантер играет в благородство? И так ли уж невозможно для него было взять ее с собой? Наверное, он просто не хотел этого. Он вычеркивал ее из своей жизни после всего, что им пришлось пережить вместе, и даже не давал мало-мальски конкретного обещания, за которое можно было бы ухватиться, которым она могла бы жить в его отсутствие. Гнев ее вспыхнул, как факел.

— А если я не дождусь тебя?

Хантер вздрогнул. Он был так глубоко погружен в свои раздумья, что обвел окружающее ошеломленным взглядом. Ему бросился в глаза подол дорогого платья Сэйбл, кромкой подметающего земляной пол кузницы. Она была здесь созданием чужеродным.

— Ты не хочешь сделать меня частью своей жизни, — продолжала она, повышая голос, — и при этом ждешь, что я буду вышивать салфетки и ждать? Что я буду жить надеждой? Возможно, когда-нибудь мой рыцарь решит, что достаточно хорош для меня — и вернется? Ну уж нет! Нельзя постоянно сомневаться в себе, Хантер. Нельзя стать белым как снег, без малейшего пятнышка. Прошлое — это наша тень, она есть у каждого человека, но ты не хочешь смириться с этим. Тогда лучше уходи. Убедись в том, что никто, кроме тебя самого, не судит тебя. Семья примет старшего сына с распростертыми объятиями, но наступит ли тогда мир в твоей душе? Только мать может ждать всю жизнь, Хантер, но не любимая женщина!

Сэйбл почувствовала, что сломается и разразится рыданиями, если скажет еще хоть слово. Повернувшись на подкашивающихся ногах, она зашагала к двери.

Хантер молча смотрел ей вслед. Он надеялся, что она остановится, повернется, бросится к нему, и Сэйбл действительно помедлила у двери… только чтобы, подхватив юбки, броситься прочь бегом.

Он был один.

Она не просто оставила его — она надавала ему словесных пощечин, выставила поступок, который он расценивал как благородный, в глупом и подлом свете.