Элрик: Лунные дороги - Муркок Майкл

– Отчего же так, сударь?

– Оттого, что Равновесие лучше всего отвечает интересам человечества.

Мы продолжали ехать рысью по неглубокому пыльному ущелью. Кусты боярышника пытались расти во впадинах, но по большей части нас окружали лишь голые скалы. Заставив коня перейти на спокойный шаг, Лобковиц развернулся в седле и протянул мне белую глиняную трубку и кисет. Я отказался. Он наполнил чашу, придавил табак пальцем и, снова усевшись в седло, указал на горизонт.

– Думаю, мы движемся в правильном направлении. И если продолжим ехать с такой же скоростью, то скоро доберемся до места.

– Какого места?

Почти извиняющимся тоном князь Лобковиц произнес:

– Теперь я уже могу вам сказать. Если нам повезет, мы приедем в город Какатанава.

– А почему мы не могли отправиться вместе с индейцами-какатанава, когда они возвращались домой?

– Потому что их путь – не наш путь. Если я рассчитал верно, мы найдем их через много лет после того, как они вернулись к себе. Эти воины – бессмертные хранители Равновесия.

– Но почему мы все из разных отрезков истории, князь Лобковиц?

– Вообще-то не истории, друг мой, ибо история – это всего лишь утешительные сказки, которые мы рассказываем, чтобы не сойти с ума. Мы все из разных частей мультивселенной. Мы появились на разных побегах, которые выросли на одной большой ветви, каждый побег – один из возможных миров, и растут они не во времени и пространстве, как мы это воспринимаем, а на Поле Времени, сквозь множество измерений. На Поле Времени все события случаются одновременно. Пространство же – лишь одно из измерений времени. Эти ветви мы называем сферами, или мирами, и они отделены друг от друга – обычно масштабом, так что ближайший к нам мир либо слишком велик, либо слишком мал, и мы его просто не можем увидеть, хотя физические различия между этими мирами почти незаметны.

Князь Лобковиц искоса взглянул на меня, словно хотел понять, улавливаю ли я ход его рассуждений.

– Но иногда случается, что ветра лимба дуют по всей мультивселенной, перебрасывая ветви вперед и назад, спутывая их и сбрасывая вниз. А мы, участники Игры Времени или другие существа, которые каким-то образом взаимодействуют с мультивселенной, лишь пытаемся сохранить стабильность и делаем все, чтобы, когда эти ветра дуют, ветви оставались здоровыми и крепкими, не сталкивались друг с другом, не размножались, создавая миллион разных и, по сути дела, умирающих побегов. Также мы стараемся не позволять ветвям разрастаться и становиться слишком толстыми и тяжелыми, ведь в этом случае весь сук может сломаться и погибнуть. Поэтому мы поддерживаем равновесие между радостным умножением Хаоса и упорядоченными сингулярностями Порядка. Мультивселенная – это древо, Равновесие находится в древе, древо в доме, а дом стоит на острове посреди озера…

Лобковиц словно вышел из транса, в который ввел себя произнесением этой ритмичной мантры. Встряхнулся и посмотрел на меня со смущенной улыбкой, словно я застал его за делом, не предназначенным для посторонних глаз.

И это все, что он мне рассказал. Я преисполнился оптимизма, поскольку теперь ждал, что он и дальше станет отвечать на мои вопросы, так как ему представилась такая возможность. Вероятно, он расслабился потому, что мы приближались к тому месту, где Уне угрожала таинственная опасность. Если уж даже Лобковиц настроен оптимистично, то у нас все шансы попасть туда и спасти ее.

Мы вновь перешли на галоп, словно скакали по мягкой почве заброшенной сельской местности, однако песчаник теперь начал плавиться, превращаясь в отвратительную, медлительную лаву под копытами нихрэйнских коней. Запах наполнил ноздри, угрожая забить легкие, но, пока мы пробирались по неспокойному оловянного цвета морю к далекому, блестящему, словно эбеновое дерево, слишком гладкому для копыт обычных смертных скакунов берегу, я ни разу не испугался. Нихрэйнские скакуны привычно бежали по скользкой поверхности. Пригнувшись, когда на нас надвинулись огромные деревья, мы обнаружили себя в ароматном сосновом бору, пронизанном лучами вечернего солнца – они отбрасывали глубокие тени и вызывали течение древесных соков. Лобковиц позволил своему коню остановиться и пощипать невидимую траву, а сам поднял голову, восхищаясь видом. Солнце заиграло на его румяном лице. В контрастном свете он казался идеальным памятником самому себе. Косые лучи света пробивались меж силуэтами деревьев, создавая великолепный узор. Я проследил за взглядом Лобковица, и на малый миг мне показалось, что я вижу в кронах совершенные черты юной девушки. Затем ветер качнул ветви, и видение исчезло.

Лобковиц повернулся ко мне и широко улыбнулся.

– Это один из тех миров, что готовы измениться в соответствии с нашими желаниями и принять любую форму, какую мы захотим. Но это-то и опасно, так что нам лучше отсюда убраться как можно скорее.

Мы понеслись рысью по холмам с редкой растительностью, по долинам, заросшим лесами, и выбрались на широкую равнину. Сереющее небо нависло над нами, холодный ветер трепал гривы лошадей. Лобковиц помрачнел и оглядывался, словно ожидал нападения врагов.

Тучи двинулись в нашу сторону, густые и черные, они зависли над горизонтом. Вдалеке я разглядел высокие вершины горной гряды. Помолился о том, чтобы это оказалась северная часть Скалистых гор. Несомненно, великая равнина могла быть американской прерией.

Начался дождь. Крупные капли упали на мою непокрытую голову. Я все еще был в той одежде, что дал мне Сепириз, и головного убора к ней не прилагалось. Я поднял над головой руку в перчатке, чтобы хоть как-то укрыться от дождя. Одежда Лобковица, разумеется, теперь идеально подходила для этой погоды, и мое неудобство его, кажется, забавляло. Он сунул руку в чересседельную сумку и вытащил тяжелый старый темно-синий морской плащ. Я с благодарностью принял его.

Вскоре я обрадовался плащу еще больше: северо-восточный ветер ударил по нам своим гигантским кулаком. Нихрэйнские кони упрямо продолжали бежать вперед, не снижая скорости. Их мощные мускулы напряглись сильнее – первый признак усталости. Вокруг нас тянулся бесконечный вельд. До сих пор мы не увидели ни бобров, ни птиц, ни оленей. Когда ветер завыл так яростно, что даже мой жеребец перешел на осторожный шаг, облака немного расступились. Красные солнечные лучи ненадолго осветили равнину, и мы увидели стадо оленей, спасавшихся от ветра. Первые животные, которых я здесь увидел, – и они явно пытались сбежать из этой местности. Интуиция подсказывала, что мы направляемся совсем не туда, куда следовало бы. Когда ветер немного стих, я поделился своим наблюдением с Лобковицем. Князь озабоченно нахмурился и подтвердил мои опасения: мы направлялись в самое сердце урагана. В Европе они случаются редко, и я не представлял, что нас ждет. Единственное, что я понимал: нам нужно срочно найти убежище.

Лобковиц подтвердил, что обыкновенно так и следует поступать.

– Но не в этот раз, – сказал он. – Он все равно найдет нас, и мы окажемся еще беззащитнее. Нужно продолжать ехать дальше.

– Кто нас найдет?

– Шоашуан, Владыка ветров. Он возглавляет опасный союз.

И тут же ветер вновь по-бычьи взревел, словно хотел заглушить слова моего друга. Гигантские пальцы дождя барабанили по нашим спинам, пока мы рысцой пересекали с равной легкостью болота, реки и луга. Единственной силой, которая могла замедлить нас, был жестокий, беспощадный ветер. Казалось, он привел с собой орду кикимор, и они дергали меня за одежду и дразнили коня. Я почти слышал их каркающий надрывный хохот.

Теперь мы ехали с Лобковицем рядом, стремя к стремени, чтобы не потерять друг друга в такую погоду. Время от времени он пытался говорить, перекрикивая ветер, но это оказалось невозможным. Когда кони перешли на шаг, я почти сразу заснул в седле. Тело мое ломило, но животные были неутомимы. Кажется, только так они и отдыхали.

Миля за милей прерия сменилась невысокими холмами, они переходили в горы, а те постепенно становились выше, пока высокой рваной грядой не взмыли к небесам. Как только мы достигли предгорий, ветер сдался. Тучи вдруг расступились – солнце как раз начинало заходить, и горы окрасились яркими пламенеющими вспышками охры, меди, сиены и темного пурпура, с лентами темного-желтого и алого. У каждой горной цепи своя особая красота, но такие восхитительные цвета я видел только в Скалистых горах.