Трудный переход - Иван Машуков

Демьян не смог заметить этой переглядки: она была мгновенной. Видел её лишь совершенно потерявшийся Генка. Широкоплечий, плотный забайкалец смело шагнул от порога прямо на середину барака. А Корней стал отодвигаться вдоль нар, к двери.

— Кто такие? — громко спросил Демьян.

Он всё время с подозрением относился к Корнею. С Викентием Алексеевичем Соколовым Демьян даже советовался, чтобы Корнея уволить. Соколов не разделял его опасений. Несколько дней назад семейский вдруг заболел — жаловался на боли в животе, говорил, что не может делать тяжёлую работу. А сейчас он как будто здоров? Но чёрт с ним, с Корнеем! Главное — что за люди сюда пришли? Демьян окинул их взглядом. Рябой высокий. Усатый. Ещё двое русских. Кореец. Быстрая, как молния, догадка осенила его: не с добром здесь эти люди! Демьян быстро повернулся к Корнею.

— Ты, паря, пошто пятишься-то? — насмешливо сказал он. — А ну, давай от двери! — грозно надвинулся на Корнея Демьян и повернулся к выходу.

Прижавшегося в своём углу Генку он сразу-то и не заметил. Да и не о Генке была его мысль в эти секунды. Он думал о том, чтобы выскочить вон из барака и закричать. Часовые у складов не так далеко, могут услышать… А Палага осталась в соседнем бараке. Эх, жалко, нет у него верной партизанской шашки!.. Львиным прыжком очутился Демьян у двери, сшиб Корнея. Но на него уже накинулись сзади. Демьян тряхнул плечами и вырвался. Сильным рывком освободил он руки, которые ему хотели заломить за спину. Но его уже оттеснили от двери…

— Что вы делаете? Не убивайте!

Это крикнул Генка. Демьян его услыхал.

— Генка, ко мне! Выручай! — прохрипел он.

К Волкову подбежал Храмцов.

— Ты что кричишь, а? — По его безволосому лицу расползался синяк.

Генка мог бы броситься на Корнея. Как вцепился бы он ему сейчас в горло! "Но меня же тогда убьют!" — пронеслось у него в голове. А вслед за этим явилась и предательская мысль: "Не будет Демьяна — и ничего он не узнает!"

— Не выпускайте его, не выпускайте! — истерически выл Корней, прыгая у порога.

— Ко мне! Лови банду! — во всю мочь закричал Демьян.

Ему сдавили горло.

— Ах вы, сволочи! — хрипел Демьян. — Св… На кого поднялись, гады?

Он снова рванулся. Косых отлетел к стене. Упала, грохоча трубой, железная печка, по бараку полетела зола и горячие угли. "Что же это? Убивают! Эх, Дёмка, пропадаешь! А где же Генка? Или он убежал? Народ позовёт? Палаге скажет?"

— Генка! — снова позвал Демьян. Парень не отозвался.

Под порогом лежал топор — им кололи дрова для железной печки. Демьян успел заметить его. Он бросался к порогу, но его не пускали. Два раза он уже расшвыривал своих врагов. Силён был забайкалец! Но как волки, напав стаей, рвут и терзают благородного оленя, так вновь и вновь наваливались на Демьяна враги. В какой-то миг Корней схватил лежащий у порога топор, подбежал сзади к Демьяну и со всей силой ударил его по затылку. Демьян зашатался. Словно красным огнём вспыхнули и осветились двери барака. Вошёл Никифор Шароглазов. Он был всё такой же, как и тогда, — грозно-весёлый, живой. "Бей их, Дёмша! Не поддавайся, паря!" — негромко, но явственно сказал Никифор для одного Демьяна. И это было последнее в жизни видение Лопатина. Он замертво упал, обливаясь кровью.

— А этого? Тоже заодно? — в бешенстве подскочил к Генке Косых с револьвером в руке.

— Я с вами, я с вами! — в ужасе закричал парень и поднял руки.

Убийцы стали по одному выскакивать из барака, а за ними и Генка Волков.

В то утро Егор Веретенников и Сергей Широков шли друг за другом по лесной тропе. Егор был впереди. Он всё ещё работал на штабелёвке. Десятником у весёлых штабелевщиц была теперь Вера Морозова. Поэтому сюда иногда и заходил Сергей.

— К кому это он? — строили шутливые догадки девушки и лукаво смотрели на Веру.

Вера смущалась. А Сергей ревниво думал, что никому на свете он не уступит этой девчонки! С Генкой Волковым он ещё за неё посчитается!

Идя вслед за Егором, Сергей приотстал, занятый по обыкновению своими мыслями. А Егор ещё издали заметил лесорубов, шедших им навстречу по тропе к берегу Имана. "Но куда же они идут? — подумал он. — Ведь в той стороне нет никаких делян". Он хотел сказать об этом Сергею, однако люди эти уже подходили. Нет, это были не лесорубы. Впереди быстро шёл Косых, за ним гуськом остальные. Егор свернул чуть в сторону, чтобы дать им дорогу на пешеходной тропе. Когда же они все цепочкой стали проходить перед ним, Егор буквально нос к носу столкнулся с Генкой Волковым. В первое мгновение он оторопел от неожиданности, потом вскрикнул:

— Генка!

Веретенников успел заметить, как испуганно расширились и словно в разные стороны стали смотреть тёмные глаза парня.

— Генка Волков! Ты что тут делаешь? Куда идёшь? — повторил Егор.

Так вот где снова, через два года, пересеклись их дорожки!

Веретенников сейчас ничего так не желал, как спросить Генку: верно ли, что он виновен в убийстве Мотылькова? А если это верно, то пусть всем будет известно, кто такие братья Волковы! Они предатели и убийцы! Егор ещё не знал, что он сделает с Генкой, из-за которого ему столько пришлось пережить, но, взглянув вдруг на спутников Генки, он отступил. Сзади Егора, дыша ему в затылок, стоял кореец. Рябой отставил ногу и в упор рассматривал Егора холодными, изучающими глазами. Лицо его бледнело, и рябины ярче выступали на нём. А дальше стояли Корней, ещё какой-то русский и ещё двое… Все они смотрели на Егора. Стоял и Генка и не говорил ни слова. Сказать ему было нечего…

Всё это продолжалось очень недолго — всего какие-то мгновения. Егор оглянулся на подошедшего Сергея. Тот остановился немного позади его и тоже смотрел на Генку. Он ещё ничего не мог понять. Откуда и почему здесь этот ненавистный ему парень? Между тем группа людей, стоящих на снегу посреди небольшой полянки, пришла в движение. Оттолкнув Генку плечом, к Егору подошёл рябой.

— Ты обознался. Понятно? Это не Генка, — сквозь зубы проговорил он, смотря прямо в глаза Егору своими холодными, как две синие льдинки, глазами.

И опять Егор хотел сказать, что ошибки быть не может. Это — самый настоящий Генка Волков, с другим человеком спутать его никак нельзя. Однако он ничего не сказал. Он понял, что за люди перед ним, а Генка в их компании…

"Бандиты!" — пронеслось в голове Егора. Он опять оглянулся на Сергея. Но тот смотрел на него, всё ещё недоумевая. Косых свистнул и шагнул вперёд. За ним бросились по тропе и все другие — след в след, как волки.

Как только они скрылись, Егор подбежал к Сергею.

— Слушай, парень, — заговорил он с силой. — Беги скорей, зови народ, у тебя ноги молодые… Зови… Ведь это же бандиты! Бандиты! Эх, не знаешь ты Волковых. Их ловить надо. Звери это! Беги же! А я за ними послежу. Беги!

Что сделалось с Егором! Обычно спокойный и даже немного насмешливый, в эту минуту он был неузнаваем. Словно вдруг разом прорвалось в нём то, что так долго накапливалось, — гнев против Волковых, раскаяние, что он когда-то жалел Генку, под защиту его брал и даже пострадал из-за него, поссорился чуть не с половиной деревни, с Григорием… Да стоил ли он того, Генка?! "А правда-то? — прозвучал в его душе голос. — А вот тебе и правда! Пенёк ты, пенёк". Но некогда об этом было думать. Схватить надо Волкова и тех, кто с ним! И Егор вновь повторил Сергею:

— Беги же! — и тотчас побежал сам.

Ему пришлось, скрываясь за деревьями, долго следить за Косых и теми, кто с ним был. И тут, рискуя собой и казня себя, Егор Веретенников снова пережил всю свою жизнь. В памяти Егора ясно встала картина того утра, когда пришёл к нему в избу Григорий Сапожков. Теперь выходило, что Григорий был во всём прав? Хоть и трудно это признать, а приходится: Егор перед самим собою был всегда честен. "На месте Григория я бы тоже теперь стал того человека преследовать, который Генку спрячет или укроет. Поймать его надо, поймать!" И все силы его души сосредоточились на этой мысли. Ах, Егор, Егор! Как же поздно ты пришёл к новому для себя решению! Сколько пришлось тебе для этого перестрадать! Ну чего, кажется, проще? Не пустил бы он тогда на порог своей избы Генку Волкова — и дело с концом! Или, узнав, что младший Волков подозревается в убийстве, выдал бы его властям. Да, наконец, не стал бы уж так рьяно отстаивать на суде и невиновность Генки. Во всех этих случаях был бы Егор Веретенников человеком другой жизни и другой судьбы. Не пришёл бы к нему тогда со словами упрёка Григорий Сапожков, не открыли бы у него комсомольцы замок на амбаре, не уехал бы он и на Дальний Восток. И вообще всё могло быть по-другому. Могло быть, да не стало — вот в чём вся штука! У Веретенникова теперь словно глаза на всё открывались. А ведь было же, что он думал противоположное тому, что переживает сейчас, и считал себя правым. Словно другой мужик, а не он, жил тогда в сибирской деревне Крутихе, которого нынешний Веретенников жестоко осуждает. Этот другой мужик был себе на уме и жил сам по себе… Все видели только, что отгораживается Егор от людей и, кроме Волковых, никого не хочет признавать. Так и жил он, отгороженный ото всех и повёрнутый лишь в одну сторону — в сторону своей богатой родни. А сейчас он думает, что в этом и была его главная ошибка. "Одна у них шайка — что Карманов Селиверст, что Платон, что Генка…" Вот ведь до какого открытия дошёл Веретенников! И не из книжек или из газет он это вычитал, а истинно на своём крестьянском горбу испытал и вынес. Открытие это исподволь подготовлялось. Дружба с Климом Поповым помогла ему кое в чём разобраться. А сейчас встреча с бандитами и Генкой подводила последнюю черту.