Трудный переход - Иван Машуков

Глаша метнулась к порогу, набросила на плечи полушубок и выскочила на улицу. Тереха сел на лавку.

— Так, стало быть, — медленно проговорил он, — женился, значит, сынок?

— Если, тятя, ты против чего имеешь… — начал Мишка. Лицо у парня сразу сделалось твёрдым, в нём резко выступили скулы, а брови насупились. Взгляд серых глаз у Мишки прям, неуступчив.

Агафья испуганно посмотрела на сына.

— По закону? — сурово спросил Тереха.

— По закону, по загсу этому, как полагается. А свадьбу не играли, тебя ждали! — заторопилась Агафья, дрожа как осиновый лист.

И неизвестно, что бы сказал Тереха, но в это время широко распахнулась дверь. В избу вбежала Аннушка.

— Терентий Иваныч! — сказала она, запыхавшись. — С приездом!

— Спасибо, — ответил Тереха.

Что Парфёнов приехал, Аннушке сообщила Глаша. У Парфёновых своей бани не было, они мылись у Веретенниковых. Глаша прибежала с просьбой истопить баню.

— Топи, — разрешила Аннушка. — А кому?

— Свёкор приехал — вот что! — задорно вскинув голову, сказала Глаша.

Она побежала затоплять каменку, Аннушка же бросилась к соседям.

— Ну, как там мой, Терентий Иванович?

— А ничего, работает. Деньги хотел со мной послать, да я не взял… По почте небось пошлёт…

— Домой не собирается?

— Не слыхал.

Аннушка вздохнула. Уж скорей бы ехал Егор! Всё же прошлым летом Аннушка накосила мало сена, весной грозит настоящая бескормица. Холзаный начал "заваливаться", то есть он с вечера ложился в стойле, а утром его приходилось поднимать — тянуть за хвост и подсовывать под передние ноги палку; у старого коня не стало сил самому подниматься. Аннушке одной с ним не справиться, она звала на помощь соседей — то Мишку, то Ефима Полозкова. А Егор — где он там? Неужели он думает и ещё год домой не являться? Аннушка досадовала.

— Беда нынче с кормами, — сказала она.

— Сена совсем плохие, — подхватила Агафья.

— У нас навряд ли хватит сена, — проговорил и Мишка, взглянув на отца.

— А кони? — спросил Тереха.

— Играют, как звери! — радостно сказал Мишка.

Тереха оделся и вышел во двор. Прежде всего он отправился посмотреть на коней. Частенько они снились ему там, в Имане. И вот сейчас они перед ним, два рослых томских коня в одну масть — гнедые. Они косили на Тереху круглые большие глаза, фыркали, прядали ушами. Тереха огладил их, похлопал по крупу. Ничего не скажешь, добрые кони, сытые, Мишка хорошо хозяйничал. Чем подробнее Тереха всё разглядывал, тем больше убеждался в этом. Парень — молодец, старательный, работящий.

— Дурак! — сказал он в сердцах. — Смотри, чего лишился!

Мишка, потупившись, промолчал.

Истопила баню и пришла домой Глаша. Тереха ласково сказал ей:

— Сват-то здоров ли?

— Здоровый, — ответила Глаша, смело взглянув на свёкра.

— А сватья?

— И она тоже.

— Вечерком-то пускай придут. Позови ужо их. Скажи: просим, мол.

— Ладно, тятенька.

В Крутихе был давний обычай у невесток звать свёкра тятенькой. Терехе понравилось, что Глаша не изменила этому обычаю. "А девка-то, видать, ничего", — подумал он. Ещё днём Тереха сходил в баню, а вечером к Парфёновым пришли Перфил и его жена. Тереха достал водку. Восклицания, вопросы, возгласы удивления сменялись серьёзной беседой. Перфил говорил:

— Не иначе, сват, в колхозе быть тебе.

— Чего ж от других-то отделяться! — сказала жена Перфила.

Мишка, сидевший за столом, смотрел на отца выжидающе.

— Поглядим, — ответил Тереха.

— Тут и глядеть нечего!

— Ты возьми, к примеру, сена, — говорил несколько позже Терехе захмелевший Перфил. — Сена нынче никуда. У единоличников скот кормить нечем, а в колхозе мы сенокосилками-то сколько сена наворочали! Не-ет, в единоличности нынче, брат, худо…

— Будете в колхозе, все вместе, тогда… — говорила Перфилова жена.

— Тогда и свадьбу сыграем, ей-богу, сват, а? — перебивал её Перфил.

Гости засиделись до поздна. Под конец Тереха достал из кармана бумажник, нашёл и зачитал гостям газетную заметку, в которой писалось об успехах бригады Парфёнова на лесозаготовках.

— Это мы с комсомолами там соревнование устраивали, будь они неладны, — сказал Тереха. К удивлению всех, он засмеялся.

"А ничего у меня батька-то", — думал, глядя на него, Мишка. Но он всё ещё был настороже.

Ночью, лёжа на кровати, Агафья шептала Терехе на ухо:

— Молодые-то хорошо живут… Я боялась, что девка-то шибко нравная будет, а она ничего, послушливая… А что я спрошу тебя. — Агафья придвинулась совсем близко. — Мужику-то кочкинскому за коней небось приплачивать придётся? Коней-то мы у него забрали, а девка-то другая? Ведь слово, наверно, дадено…

— Дадено, дадено… — недовольно пробормотал Тереха. — Скажет тоже! Его уж, поди, давно раскулачили, этого мужика! Спи.

Агафья послушно прикорнула около мужа.

На следующий день она встала, как ни в чём не бывало. Все её страхи кончились. Да, по правде сказать, она уж привыкла к тому, что в доме есть невестка. Очень легко и быстро вошла Агафья в роль свекрови. Сиди, большой работой себя не утруждай, всё сделают молодые руки. Это ли не жизнь? Но и во дворе теперь орудовал молодой хозяин. Нельзя сказать, чтобы Мишка не слушал отца, он его слушал, но поступал по-своему. И Тереха день ото дня отодвигался в тень, а на первом плане для всех людей оказывался Мишка.

— Постарел Тереха, — судачили в Крутихе.

Это и раньше бывало: отец при взрослом сыне, как говорилось, "садился в угол". Так и Тереха поначалу сел в свой угол, а вперёд вышел Мишка. Прежде, если отец был ещё в силе и не желал уступать в доме первенства, случалось, он отделял сына. А теперь куда же отделишь? Весь народ в колхозе. Только людей насмешишь… И Тереха неожиданно для себя сдался.

Однажды к Мишке словно невзначай зашёл Николай Парфёнов. Он почтительно поздоровался с Терехой, но обращался всё время к Мишке.

— Ну, как, Терентий Иванович? — наконец сказал Николай Парфёнов. — Скоро сеять, пахать. В колхозе будете или всё ещё наособицу от людей?

— В колхозе, — ответил за отца Мишка. Он не оставлял своей мечты стать трактористом.

Тереха промолчал. "Так, видно, тому и быть, — думал он. — Куда все люди, туда и мы, теперь уж к одному концу".

Мишка подал заявление в колхоз. А Тереха совсем было хотел записываться в старики, но ему не дали. Пришёл всё тот же Николай Парфёнов.

— Дядя Терентий, — сказал он. — Мы слыхали, что ты на Лесозаготовках-то бригадиром был? А у нас ведь тут тоже бригады. Правление думает назначить тебя полевым бригадиром. Ты как на это смотришь?

Тереха заволновался. "Ах, черти, — думал он, — прознали-таки. Наверно, им Мишка сказал, а может, сват Перфил?" Он вытащил из бумажника газетную вырезку, показал её Николаю. Потом с суровой важностью взглянул на сына. "Рано ты меня, сынок, в угол-то хотел загнать, — как бы говорил этот его взгляд. — Видать, другое нынче время!"

Прежде Тереха Парфёнов, наверно, так бы и засох по-стариковски в своём углу. А сейчас он ещё поработает!

Полевым бригадиром, как говорил Николай Парфёнов, Тереху не назначили, а, словно подметив его хозяйскую любовь к лошадям, определили на конюшню, на должность не менее ответственную: заведовать колхозным тяглом.

— Ты молодец, на своём поставил, — говорил Мишке Петя Мотыльков, встретив его на улице.

Петя собирался на курсы трактористов в Каменск. Он слышал, что Парфёновы вступили в колхоз, хотел помириться с Мишкой. Оба помнили свою ссору зимой, на спектакле. Сейчас Петя первым протянул Мишке руку.

Молодой Парфёнов довольно улыбнулся:

— Я ж тогда зря от отца-то отказывался. Он ведь у меня оказался не кто-нибудь, а ударник!

Весной совсем плохо стало с кормами. В один из дней Аннушка вышла во двор и увидела, что Холзаный лежит пластом и даже головы не поднимает. Аннушка побежала за помощью — на этот раз к Терехе Парфёнову. Тереха пришёл, хмуро взглянул на старого коня.

— Должно, кончится, — проговорил он, — недокармливаешь, баба.

Аннушка заплакала.

А назавтра Тереха привёз ко двору Веретенниковых воз сена. Воз был навьючен на совесть, в телегу запряжён сильный гнедой конь. Раньше конь этот стоял во дворе Терехи, а сейчас Парфёнов приехал на нём от колхоза. Аннушка этому сильно удивилась. Она никак не ожидала со стороны Терехи такого поступка.

— Да как же это? — растерянно спрашивала Аннушка.

— А так уж, — сказал Тереха, — хоть вы и не колхозники… а животная, она не виновата. Надо подход иметь. Конь-то тягло! Нельзя тягло губить!

И теперь, готовясь свалить воз, Тереха втолковывал Аннушке:

— Егор-то твой домой же приедет, куда он денется! Приедет, а в дому поруха, животина стощала. На ком робить-то? Это непорядок. В колхоз худых лошадей нам тоже не надо. А с хорошими лошадьми — пожалуйста! — Оказывается, он, выручая Аннушку, заботился о колхозе!