Ступени в вечность - Людмила Минич

— Вот-вот. Опять нападение. Так и люди, которых ты презираешь. Ярость, когда на малую малость приоткрываешь их естество, той же природы. Сейчас я скажу кое-что, недостойное Великого, но я больше не могу стоять на этой ступени. Напрасно те, кто смотрит в вечность, выходят из пещер Амиджара, возвращаются в мир для того, чтобы опекать людские Нити. Нами движет сочувствие к тем, кто, как ты говоришь, слеп, глух и ленив, но иногда… иногда я думаю, что, не будь меня, не было бы и тебя, порождение вездесущего равновесия! Иногда мне кажется: в том, что Великие остаются здесь, привязанные к миру, и вмешиваются в дела людские, меньше блага, чем это достаточно, чтобы оправдать зло вашего существования, Сыновья Тархи, и вам подобные! Те пять человек, о которых ты вспомнил, хороший тому пример. Никто не последовал за мной, хоть я и пытался спасти от тебя их Нити.

— В последнем ты, безусловно, прав. Пример хороший. Ты до сих пор не смирился с тем, что отдал их мне, одного за другим. Но это не твое несовершенство. То, что ты им предлагаешь, нельзя увидеть, обменять… или съесть. То, что ты предлагаешь, нельзя получить тут же, расплатившись, чем придется. За то, что ты предлагаешь, вообще нельзя расплатиться. Более того, и это невероятно смешно, ты не можешь этого дать во всей полноте. Я же все это могу, но и предложение мое гораздо скромнее, хоть и заманчивее. Человеческая природа такова, что они предпочтут идти за мной. За тобой последуют лишь те, кто прежде научен такими, как я, но их немного, и я обхожу подобных носителей Нитей стороной. Не потому, что боюсь неудачи — у любого можно найти уязвимое место, — а потому, что не трогаю тех, кто вспомнил, что Нить есть на самом деле, что это не просто слово, которым стращают их Ведатели. Я люблю Нити, они безупречны, хоть люди и навешали на них много грязи, некоторые не узнать даже, — рассмеялся он после долгого перерыва. — Тот, кто тянется к ним, для меня запретен. Других вполне достаточно.

Противники смотрели друг на друга.

— Мне жаль, что раньше я не слышал тебя, — уронил Раванга.

— Ты это говорил.

— Да, я признаю: ты даешь то, что можешь, а я не могу даровать то, что хотел бы. То, что предлагаешь ты, им понятно. То, что я стремлюсь принести, не может быть достигнуто во всей полноте, потому что сам я одолел всего лишь очередную ступень. В твоих словах не только яд, но и правда. И то и другое одновременно. После произошедшего в Табале, после многих верных и преданных, оставивших меня, после Маритхи, укорявшей меня, и укорявшей справедливо, ко мне приходят странные мысли. В чем истинная помощь слепому, если путь обретения зрения слишком тяжел, а поводырь ждет рядом, готовый следовать за ним? Помогать любому или же не помогать никому — в этом как будто нет большой разницы. Возможно, самое лучшее — предоставить их своей судьбе, она врачует лучше любого Великого. Ведь я слышу лишь некоторые слова в Великой Песне, а каждая Нить сама поет ее в общем хоре. Только она знает истину, и ей не надо испрашивать этого знания. Помогать судьбе исцелять слепоту и лень, чтобы каждый возжаждал услышать свою Нить, пройти этой дорогой — вот лучшая помощь, и для этого пройденного мной пути уже достаточно.

— Ты хочешь заменить собой Бессмертных?

— Нет, я всего лишь их голос. А значит, и голос судьбы человеческой. Она плетется по законам Бессмертных. Однако бывает, что наказание приходит слишком поздно, а иногда опаздывает милость. Это не люди, это Бессмертные удалили меня из Табалы — они дают знак, что я больше не нужен миру таким, каким был. Твое появление в пограничье нарушило равновесие, что тлело там последние десятилетия лишь моими стараниями. Нужны ли они, эти старания, если последствия так ужасны?

— Ты спрашиваешь у меня или обращаешься вовне? Мои ответ «нет». Люди в Табале привыкли жить и в змеином гнезде, и в покое одновременно. Своим появлением я нарушил равновесие, от этого никуда не деться. Я дергал их за Нити, но лишь в той мере, что мне позволена в Табале согласно нашему договору. Как всегда, я только извлекал то, что в них уже было, точно так же, как в Корке и Такхуре. Договором это не запрещено. Однако и этого хватило: ты уже объявлен самозванцем, из Табалы расползаются самые отвратительные слухи о Великом Раванге, скоро они дойдут до всех поселков в запретных землях. Учеников твоих разогнали, — он хмыкнул, — а те, что уцелели, прячутся в страхе и спешно отрекаются от ложного учения. В довершение всего разъяренные паломники подожгли Храм, а хранители перерезали паломников. Зачинщики были не твоими сторонниками, но ты теперь не в чести в Табале, и все это опять же вменили тебе в вину. Да, тут изрядная доля моих стараний, но не я жег Храм, не я резал, не я избивал, не я порочил твое имя. Ты приучил их слепо верить. Они так берегли самую легенду о тебе, что, когда она рухнула, их гнев оказался слишком силен. Ты не можешь быть повсюду одновременно. Особенно если где-то рядом я.

Раванга легко вздохнул.

— Ты постарался на славу. Но жертв можно… нужно было избежать. В чем тут целесообразность? И жечь Храм Бессмертных не стоило.

— Мне нужна была Маритха, а ты ни на миг ее не оставлял. Что еще могло тебя отвлечь?

— Ты мог прийти за ней раньше, до того как я расстался с Табалой. Кстати, мне пришлось вмешаться из-за того самого тарпа, что ты раздобыл для Маритхи. Решил спутать мои планы даже в мелочах, но последствия… оказались неожиданными.

— Прийти? Ты был бы рядом с ней задолго до того. Я не обладаю твоей способностью вмиг проникать сквозь пространство. Ты ведь следил за мной постоянно. Свою Нить я не могу от тебя спрятать, как бы ни старался. Слишком она заметна. Так же, как и ты не можешь скрыть своей.

— И потому ты решил действовать чужими руками?

Аркаис только искривил губы в усмешке, но ничего не ответил.

— Это ты скрывал Нити Васаи и Такхура?

Сын Тархи кивнул.

— Излишне спрашивать. Кто еще мог это сделать? — усмехнулся он.

— Ты удовлетворишь мой интерес? Что ты ему пообещал?

— Он сам пришел к Сыну Тархи. Хотел превзойти тебя мощью, просил указать ему способ.

— Наконец-то нашелся человек, попросивший того, что ты дать не в силах!

— Я предложил кое-что помельче. Навсегда удалить тебя из Табалы.

— Ты знал, что я уйду?

— Дела твои к тому моменту были столь незавидны! Мне не понадобилось твое прозрение, чтобы сообразить, чем все закончится. Он же обещал следовать в запретные земли и сделать то, что я велю, точь-в-точь. Васаи запретные земли не жалует, но страх перед тобой слишком силен. Я сказал ему, что Раванга знает обо всех его делах и вскоре удалит из Табалы, прогонит из Храма, запечатает в нем Посвящение Ведателя, лишит даже той силы, что самого Васаи сейчас никак не удовлетворяет. Много разных неприятностей напророчил. Васаи очень расстроился, — посмеивался он. — Да и мысль о сокровищах, что обещал Такхур, засела в его больной голове.