Сын Авонара - Кэрол Берг

Упавший зид уже подобрался к мечу, но Д'Натель бился рядом, он отшвырнул меч ногой за Ворота. Зид сунулся за клинком в завесу темного пламени и с душераздирающим криком выскочил обратно, половина его тела почернела и дымилась.

Когда же Жиано пойдет в наступление? Принц был близок к победе. Комната содрогнулась, я похолодела. Огонь Ворот пылал сине-черным. Мне следовало бы радоваться умениям Д'Нателя, а меня охватил страх. Принц был полон ярости и решимости, его ничто не волновало, кроме битвы. Женщина-зид отступала, кровь сочилась из ее бесчисленных ран. Потом она упала, Д'Натель опустился на колени рядом с ней, зажав в руке кинжал, свой собственный серебряный кинжал с выгравированной на нем эмблемой Д'Арната.

Что за ужас пронзил меня, когда я смотрела, как он, мрачный и неумолимый, заносит кинжал над поверженным врагом? Жиано улыбался и ничего не предпринимал. Пламя Ворот было того же синюшного цвета, как и грозовая туча, застигнувшая нас на Кургане Пелла.

Это неправильно. Все неправильно.

Слова Дассина о любви и доверии зазвучали у меня в голове. Он надеялся, что здесь будет Кейрон, а не Д'Натель. Почему? Должна же быть причина. «В Д'Нателе есть нечто, оно подскажет ему, что необходимо сделать». Но Дассин имел в виду присланного им Д'Нателя, а не того, который рос в Авонаре и знал только сражения и смерть. Почему Кейрон?

Когда кинжал принца просвистел в сгустившемся воздухе, я схватила его за руку, отведя в сторону удар. Д'Натель отбросил меня с холодной яростью.

— Почему? Почему я должен останавливаться? Что ты имеешь в виду, говоря, что это неправильно?

Хотя я не произнесла ни звука, он явно слышал мольбы, звучащие в моих мыслях. Пока рычащий Жиано хватал меня за плечи и тащил назад, я пыталась сосредоточиться на словах. «Смотри, какой темный огонь у Ворот. Дассин отнял у тебя память, потому что ты был воспитан неправильно. Все эти годы дар'нети сражались и проигрывали. Ты должен найти другой способ выполнить свою миссию».

Жиано придавил меня к стене.

— Вечно встревающая дрянь. Неужели ты думаешь, я не слышал твоих плаксивых причитаний? Нужно было давно избавиться от тебя. — Его ненависть вонзалась в меня, но я не пущу его. Я еще не забыла, как создавать в мозгу защитные барьеры.

Кинжал принца снова взметнулся, чтобы прикончить зида. Я закрыла глаза и старалась выбросить из головы все, кроме самого важного. Когда я снова открыла глаза, кинжал так и не опустился, а взор Д'Нателя безумно скользил от одной его жертвы к другой.

— Жиано запланировал все это, — говорила я ему, изумленная тем, что слова легко текут, освободившись от влияния зида. — Вот почему нам удалось так запросто освободить тебя прошлой ночью. Он позволил нам. Так же как позволил добраться до дома Ферранта, до Юривана и Монтевиаля. Они и не собирались хватать тебя. Как было глупо думать, что нам снова и снова удается превзойти их. Это всегда было слишком просто. Ты слышал его? Когда ты сказал, что не позволишь убить себя, словно жертвенную овцу, он ответил, что и не собирался этого делать. Он привел Томаса, зная, что тот не сможет противостоять тебе. Жиано хочет, чтобы ты убил всех их.

— Тогда скажи мне, что я должен делать! — принц швырнул на пол кинжал, его рот кривился от гнева.

Придется довериться Дассину. Указания не дадут принцу той силы, которая ему нужна.

— Ты должен найти ответ внутри себя. Дассин верил, ты справишься. Я тоже верю. Я знаю тебя, Д'Натель. Ты достоин… полностью достоин… нашего доверия.

— Итак, принц дураков стал рабом женщины. — Жиано шагнул вперед. Наверное, мне просто показалось, что он несколько взволнован. — Ну, разве не смешно, что, направив тебя к этой женщине, Дассин лишил тебя единственного достоинства? Дульсе прав. Она сущее наказание.

Но принц не слушал Жиано. Он снова взял кинжал, провел пальцами по клинку, посмотрел на обгоревшего зида, который стонал в агонии. Каменное лицо Д'Нателя смягчилось, на нем отразилось недоуменное любопытство, когда он коснулся покалеченной руки воина.

Жиано застыл и зашипел, внезапно он схватил меня и прижал к себе. Кинжал, отнявший жизнь у Баглоса и разбойников Срединного леса, был нацелен мне в сердце, одно за другим, мои чувства охватывало пламя, пока я не начала верить, что огонь Ворот пылает у меня под кожей. Но принц ничего не замечал, а я отказывалась кричать. Ему нужно время, чтобы увидеть свой путь.

Мой враг подтащил меня к стене огня, к сине-черному занавесу, поднимающемуся на недостижимую высоту. Зид захохотал злобно и торжествующе, и принц поднял голову. Когда он увидел, что произошло, его лицо снова окаменело. Он вскочил, хватаясь за меч, и мое сердце затрепетало. Жжение стало таким нестерпимым, что я зарыдала.

— Отпусти женщину, — сказал принц холодно и злобно. — Тебе нужен я.

— Это верно, но условия ставлю я. Нужно избавиться от этой во все сующей свой нос бабы, пока ты не лишился всей своей решимости. — И со злобным смехом, разнесшимся по каменной комнате, Жиано швырнул меня в стену черного огня.

36

Я не погибла. Либо зид ошибался, думая, что переход за другую сторону уничтожит меня, либо он не хотел моей смерти. Но место, в котором я оказалась, не имело связи ни с одним из известных миров. Молнии разрывали багрово-серые облака над одинокими голыми деревьями и лысыми утесами. Пусть чудовищный и мрачный, этот пейзаж можно было бы принять, если бы, кроме него, здесь больше ничего не было. Но боковым зрением я видела и другие ландшафты: с одной стороны было поле с ослепительно яркими цветами, которые под живительным солнцем набирали бутоны, распускались и увядали за какие-то мгновения, а с другой стороны медленно двигался грязный поток, месиво из истощенных мужчин и женщин, отпихивающих и топчущих друг друга, чтобы напиться из кровавого озера. Когда я повернула голову, все исчезло, остался только грозовой пейзаж. Злобный ветер хлестал меня, оставляя на коже кровавые следы, и непрерывный рев огня Ворот, теперь почти оглушительный, смешивался с хором отчаянных воплей. Ад кромешный.

Кожа не обгорела, как у того зид а, который коснулся огня. Но все мое существо вибрировало, словно расстроенная скрипичная струна, гигантские трещины прорезали мое сознание, и я не могла собрать себя воедино. Видения… или воспоминания… нет, не воспоминания… ничего прекрасного или сладостного… оживали на безумном фоне: пьяный отец, блюющий над мертвым телом Томаса, хохочущий Мартин, сдирающий кожу со спины Тенни, моя мать, моя милая, любящая мать в потных объятиях Эварда. Один за другим эти искаженные образы заполнили все воспоминания, которыми я дорожила, уничтожая любовь, радость, гордость, разрослись, делая реальным только страх.