Ложные надежды (СИ) - "Нельма"

— Малыш, тебе не о чем переживать, мои люди отвлекли охрану, чтобы я смог тебя забрать. Я забрал тебя, как и обещал, видишь? — говорит он, поглядывая на неё с самодовольной улыбкой и огоньками насмешки в глазах. — Ты ничего им не рассказала?

— Конечно же нет, — отвечает торопливо, растирает свои плечи ладонями и делает температуру в салоне чуть выше, чтобы унять идущий по телу озноб. — Мне очень страшно, Андрей. Не представляешь, как сильно я испугалась, когда они начали на меня наседать. Этот Байрамов выглядит и ведёт себя, как чёртов Ганнибал Лектор.

— И что ты ему отвечала?

— Сказала, что я не при чём, что я ничего не знаю… Но я ведь правда не при чём, я даже не представляю, что именно произошло. Ты украл эти деньги, да?

— Конечно же нет, — врёт без запинки и смеётся, поглаживает пальцами её холодную щёку, чтобы приободрить и расслабить. — Просто произошло досадное недоразумение и деньги ушли не на тот счёт. Уже завтра всё исправят и они вернутся на место, так что от тебя отстанут.

— А если нет? Если они так и останутся при мнении, что я замешана в этом?

— Ксюш, не гоноши. Если так, то я честно признаю, что сам напортачил. Тебя я в обиду не дам, — замечает толику сомнения в её бегающем взгляде и добавляет уже жёстче, с нажимом: — Я только что вытащил тебя прямо у них из-под носа, нехило так рискуя. Ради тебя. Этого что, мало?

— Нет, нет… просто, Андрей, прости меня. Мне очень страшно, — она несколько раз шмыгает носом, пытаясь не расплакаться, но слёзы всё равно начинают капать, раздражающе-громко шмякаются на кожаную поверхность лежащей на её коленях сумочки.

— Ну всё, давай, успокаивайся. Теперь всё будет хорошо, малыш.

Он бросает взгляд на часы, отмечая про себя, что осталось продержаться уже меньше часа. Обещанные ему люди приедут и возьмут решение проблемы с Ксюшей на себя, оформив всё таким образом, что никто и никогда не сможет доказать, что ей помогли отправиться на тот свет.

Милая, милая Ксюша. Пожалуй, впервые он готов был признать, что виноват перед ней, взболтнув много лишнего под эйфорией от нескольких часов страстного примирения, произошедшего между ними месяц назад. Соскучился по ней, такой солнечной и яркой. Даже хотел намекнуть, что готов принять её обратно на постоянной основе и запретить ей крутить своим аппетитным задом перед братьями Байрамовыми.

Хорошо, что не успел. И первым под подозрение попал именно её молоденький ёбырь, младший сын Байрамова, ещё более бестолковый, чем его собственный сын. Не зря, наверное, говорят, что на детях гениев природа отдыхает.

Ему приходится ездить кругами и несколько раз поворачивать не туда, чтобы ещё оттянуть время. Пока сидит за рулём, у него есть отличное оправдание для собственного бездействия и отсутствия хоть каких-либо попыток успокоить или утешить её, да и неизвестно, как она поведёт себя, когда они окажутся дома.

Хотелось бы выебать её напоследок, но, наверное, не стоит. Вдруг потом это помешает обставить её смерть как положено?

— Я буду пока у тебя, да? Пока деньги не вернутся? — сама заводит разговор Ксюша, слегка успокоившись, когда они уже поднимаются к нему в квартиру.

— Не получится, малыш. Я переживаю, чтобы ты была в полной безопасности, поэтому скоро приедут мои люди и надёжно спрячут тебя на какое-то время, — проводит ласково по её светлым волосам и галантно запускает в квартиру первой. — Хочешь что-нибудь выпить, чтобы успокоиться?

— Да.

Он вытягивает из бара первую попавшуюся под руку бутылку, оказавшуюся текилой, из холодильника достаёт лайм, и принимается нарезать его тонкими дольками, поглядывая то на сидящую напротив с растерянным и испуганным выражением Ксюшу, то снова на часы.

Десять минут.

— Зачем мне прятаться, если завтра деньги уже будут на месте?

— Ксюша, — он вздыхает тяжело, останавливается и пытается смотреть на неё с заботой и лаской, однако злость и раздражения всё равно берут своё и бесцеремонно прорываются в гадком подобии нормальной улыбки. — Вдруг им в голову что-нибудь взбредёт. А я хочу быть уверен, что с тобой всё в порядке.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты не будешь признаваться, да? В любом случае никогда не скажешь им, что это из-за тебя пропали деньги, — она смотрит на него в упор, и в блестящих от слёз глазах начинает медленно угасать огонёк надежды. — И как я сразу не поняла. Это ведь не в твоих правилах, Андрей. Ты не признаёшь своих ошибок.

— Ты даже мою заботу смогла извернуть так, будто я какой-то монстр, — он качает головой и недовольно поджимает губы, крепче сжимает пальцы на рукояти ножа, чувствуя дикую злость на эту истеричную дуру.

И вот с ней он собирался иметь какое-то подобие серьёзных отношений? Сотни баб на её месте заглядывали бы ему в рот и лизали жопу — как в переносном, так и в прямом смысле, — стоило только намекнуть, а эта сука вечно пыталась втянуть его в какие-то философствования, словно не была обычной меркантильной провинциальной блядью.

— Сейчас меня спрячут, и все окончательно решат, что это именно я виновата в краже, поэтому сбежала. Вот какой твой расчёт, да? Хочешь просто свалить всё на меня?

— Ксюш, прекрати. Тебя отправят за границу, будешь там отдыхать, ни в чём себе не отказывать. Это самый лучший вариант для всех нас.

— А ты, Андрей? Я думала, что мы с тобой… что ты…

Лежащий на столе телефон пиликает от пришедшего сообщения, и он со вздохом облегчения смотрит на него, понимая, что нужные люди наконец-то подъехали. И улыбается, не задумываясь отвечая ей:

— Обязательно буду к тебе приходить.

В повисшем молчании он успевает заглянуть в её округлившиеся от понимания истины, с сильно расширившимися зрачками карие глаза. И уже придумывает, как исправить собственную оплошность, но оказывается слишком поздно: Ксюша подскакивает и стремглав бросается на выход.

— Стой! Ты неправильно поняла, — кричит ей с досады, ведь уговор был на то, что с людьми она поедет сама, по своей воле. Приходится бежать вслед за ней, но схватить её за руку и остановить получается только в общем холле.

— Отпусти меня, пожалуйста, Андрей! Я люблю тебя, я ничего им не расскажу, только отпусти меня! — истерично бормочет она, упираясь одной рукой ему в грудь, а вторую упрямо пытаясь выдернуть из его цепких и сильных пальцев. — Умоляю, не нужно…

— Тебе просто помогут сбежать, угомонись!

— Не надо, умоляю, я не расскажу…

— Ксюша, заткнись! — злобно шипит он, желая влепить ей хорошую оплеуху, чтобы заставить прекратить столь раздражающую, отвратительную, омерзительную истерику. Только в одной руке так и остался зажат нож, а другой приходится держать эту суку, чтобы она не сбежала.

— Андрей, пожалуйста. Я люблю тебя, — шепчет она и заглядывает ему в глаза со щенячьей преданностью, вызывая еле терпимую брезгливость. — Я просто хочу домой…

Его передёргивает от отвращения, от злости, от презрения настолько всеобъемлющего, что оно приносит ему настоящую физическую боль. Она раздражает, раздражает, раздражает его самим фактом своего существования.

— Да завали ты ебало! — рычит глухо и, не раздумывая, с размаху вонзает нож ей в грудь. Разжимает пальцы, позволяя её телу тотчас же упасть на пол с глухим звуком. Продолжает смотреть прямо в глаза, так и оставшиеся широко распахнутыми от изумления, но мгновенно остекленевшие, будто затянувшиеся белёсой плёнкой.

И, наконец-то, не плачущие.

Он стоит так несколько минут, кривится от досады, разглядывая валяюшийся под ногами труп, пока из лифта не выходят те люди, вместо которых пришлось работать ему самому.

— Что нам с ней делать? — спрашивает один из мужчин с недовольством, возвращая его из собственных мыслей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Она хотела домой. Вот и отправьте её домой.

…

— Ибрагим тебя предал, — не дожидаясь ответа, продолжает Кирилл, на что он лишь начинает громко смеяться.

— Не говори чушь. Я доверил бы ему даже свою жизнь.

— Полицейские машины уже дежурят у терминала А аэропорта Шереметьево, дожидаясь там твоего появления.