СОЧИНЕНИЯ В ДВУХ ТОМАХ. ТОМ 1 - Клод Фаррер

Уже три раза приоткрывалась дверь, и оба старика осторожно заглядывали в комнату. Я хорошо заметил, что они были, видимо, удивлены, — смущены зрелищем мой дряхлости, этой внезапно наступившей старости.

Который теперь час? Какое число? Какой год? Моя борода уже стала совсем белою. Я вижу ее — она сделалась густой и длинной. Так быстро растут волосы только у мертвецов… Руки мои похудели: под морщинистою кожею ясно прощупываются ссохшиеся кости…

Кажется, заходит солнце… Да, да, это наступает ночь. Снова мои хозяева вошли в мою комнату: отец и сын. Маркиза нет, я так и не видел его больше. Опять они подходят к кровати и с серьезным выражением лица внимательно осматривают меня. Потом уходят, все так же, в полном молчании. Теперь в большом подсвечнике зажжены три свечи, три пламенеющих острия сверкают на концах трех копий… А там, на дне бездны, сгущается мрак, и вода становится совсем черной…

— О! о! Но что это?.. Зачем внесли в комнату факелы? Что значат эти крики, этот шум?.. Но нет, ведь, это не здесь, а там… Наверху, над пропастью. Я вижу, как опускаются вниз факелы, как люди заглядывают вниз, ко мне… Я различаю группу солдат, их мундиры, синие с красным… Вот и носилки… Ах, да! Я понимаю: эти люди ищут меня…

Они что-то кричат. Слышны ругательства. Потом кто-то один приказывает молчать. Теперь до моего слуха ясно доносятся отдельные слова:

— Вот он, говорю вам! Он лежит на дне. Надо спуститься!

— Осторожнее! Смотри, не сорвись!..

— Ничего! Не первый раз!.. О! ла, ла!.. И несет же от него! Чтоб его черти взяли!..

— Тише, не ори так громко!

— Да его и не узнаешь теперь, сержант!.. Он совсем сгнил…

— Что такое? Совсем сгнил? Что ты несешь? Он и умер-то всего не больше суток!

— А я почем знаю?.. Может, и не больше суток, а что он разваливается — так это верно! Должно быть, от того, что лежал в воде!.. Ну, все равно! Опускайте холст и веревки… Я завяжу его со всех сторон…

— Слушай!.. Может, это другой кто-нибудь? Не ошибиться бы тут! Пошарь-ка у него в карманах!..

— Попробую… Да нет, понятно — это он! Вот и удостоверение при нем, и карточки, и всякая всячина… Нечего и говорить, что он… Ну, холст спускаете?

— Ну, раз, два, три!.. Тяните молодца! О, ла, ла! Вот так раз!..

— Ну, чего еще там?

— Да в нем никакого и весу нет!

— Постой тогда! Раз он так прогнил, посмотри сперва кругом, не осталось ли там руки или ноги, пожалуй?

— Нет, сержант, все цело, и с головой даже!.. Конец веревки держите наверху?

— Да. Готово.

— Ну, так тяните!..

— Вот хорошо! Теперь живей назад…

— Носилки не трясите.

— Ну, не все ли ему теперь равно, на тряских он поедет дрогах или нет…

Саван, скрученный вокруг моего тела, давит мне голову, жмет мои члены… Носилки подвигаются вперед, раскачиваясь из стороны в сторону… А я вижу все, все хорошо вижу…

Пламя факелов и свет трех свечей в канделябре теперь нераздельно сливаются в моих глазах…

А вокруг черная ночь…

Саван закрывает мне глаза. Саван — там, а здесь смыкает их сон. Сон — это та же смерть…

XXXIV

Еще раз начинается рассвет…

Я не вижу его, скорее — как-то угадываю… Правда, в окне, забранном решеткою, темно по-прежнему. Но все же ночь уже на исходе. Сквозь толстые оконные стекла я чувствую тот холодок, который бывает перед наступлением утра…

Три свечи в канделябре выгорели почти до самых наконечников копий. Их фитили еле держатся в последних остатках воска. Пламя колеблется и тихо мерцает, то вспыхивая, то снова потухая…

Сон несколько восстановил мои силы, правда, очень немного. Может быть, мне удастся приподняться на этот раз с постели…

Я пытаюсь сосредоточиться и сообразить, сколько времени прошло с начала моего злосчастного приключения. Сегодня… сегодня только еще начинается день… Вчера я провел все время здесь… Да ведь это вчера я так состарился в течение одного дня, от утра и до вечера. — А третьего дня… третьего дня вечером я пришел в дом к вечно живым людям… Всего-навсего, значит, прошло две ночи и один, один только день…

Я не расслышал, как отворилась дверь.

На этот раз меня застали врасплох. Я не успел, как прежде, прищурить глаза, чтобы притвориться спящим.

Опять они тут вдвоем: граф Франсуа и виконт Антуан. Они смотрят на меня, и опять, как вчера, я вижу удивление на их лицах…

Граф Франсуа говорит мне:

— Встаньте, пожалуйста, сударь…

Я поднялся без малейшего усилия. Правда, я слаб, очень слаб, но вместе с тем не чувствую тяжести в своем теле… Кажется, в нем вовсе не осталось никакого веса!..

Граф Франсуа продолжал, обращаясь ко мне:

— Мой отец чувствует себя сегодня до крайности утомленным и не в состоянии выйти из своей комнаты. Поэтому мы с сыном позволили себе прийти за вами, чтобы проводить вас к нему…

Я последовал за ними. Не все ли мне равно, где быть: здесь или там?..

Его, маркиза Гаспара, мне так и не пришлось увидеть. Постель в его комнате, где он лежит, совсем закрыта тяжелым занавесом из старинного шелка. Я мог рассмотреть только один балдахин на четырех высоких колонках…

Но я тотчас же узнал хорошо знакомый мне фальцет маркиза. В его голосе опять послышались те мягкие, приветливые ноты, которые он умел придавать своей речи, когда не говорил в обычном повелительном или ироническом тоне…

Он говорил, а я слушал, стоя на пороге его комнаты. Я слушал, и каждое слово этого человека так крепко врезывалось у меня в памяти, что, казалось, должно было запечатлеться в ней навсегда, до самого конца моих дней. А между тем ведь голова моя тоже ослабела, и бесчисленный ряд впечатлений прежнего времени без следа исчез из моей памяти.

Он говорил:

— Сударь, я ожидал большего и от всех магнетизерских способностей, и от вашей жизненной энергии. Не могу сказать, чтобы я сожалел о том, что сделано, ибо я должен был поступить именно так. От этого зависела наша безопасность, наше спокойствие, скажу даже, может быть, наше бессмертие.

Теперь грозившая нам опасность устранена ценою всего одного, правда, довольно тяжелого усилия. Я рассчитывал, что это обоюдное усилие только утомит меня, но не вызывет полного истощения ваших сил. Конечно, опыт, который мы произвели над вами, был довольно опасным, и я даже предупреждал вас об этом. Я боялся за вас, предвидя неизбежный разрыв жизненных уз, связывавших вас с тем существом, которое мне удалось отделить от вашей собственной субстанции. Я с опасением думал о том, как перенесете вы смерть этого существа, которое я создал для того, чтобы сейчас же уничтожить его. Я знал, что его гибель отразится на вас жестоким ударом.