Тургенев - Юрий Лебедев

Критические отзывы на роман «Накануне» тоже сильно огорчали Тургенева. Графиня Е. Е. Ламберт прямо говорила Тургеневу, что он напрасно опубликовал роман. На ее великосветский вкус Елена Стахова представлялась безнравственной девицей, лишенной стыда, женственности и обаяния. Критик М. И. Дараган, выражая мнение консервативных кругов общества, называл Елену «пустой, пошлой, холодной девочкой, которая нарушает приличия света, закон женской стыдливости» и является каким-то «Дон Кихотом в юбке». Сухим и схематичным, совершенно не удавшимся автору героем казался этому критику и Дмитрий Инсаров. По Петербургу ходила кем-то пущенная великосветская шутка: «Это «Накануне», которое никогда не будет иметь своего завтра». Получалось, что после сигнала всеобщего примирения, принятого обществом в романе «Дворянское гнездо», наступал период всеобщего раздора: «Накануне» критиковали и слева и справа, тургеневский призыв к единению, вложенный в уста Инсарова, не был услышан русским обществом. После выхода «Накануне» в свет у Тургенева стало возникать желание «подать в отставку из литературы».

Время разбрасывать камни

Зиму 1859/60 года Тургенев провел в основном в Петербурге, усиленно занимаясь общественной деятельностью в только что организованном Дружининым «Обществе для пособия нуждающимся литераторам и ученым» («Литературном фонде»). 9 февраля 1859 года, на обеде у Тургенева, был принят Устав общества, которое ставило целью оказание помощи нуждающимся писателям, деятелям науки, способным молодым людям, не имеющим средств для образования. Тургенева единодушно избрали членом комитета. Средства для Фонда отчислялись от гонораров за опубликованные произведения, а также путем организации систематических платных литературных чтений, все доходы которых безвозмездно передавались в Литературный фонд.

Первое чтение состоялось в зале «Пассажа» 10 января 1860 года. Оно прошло успешно при большом стечении публики. Тургенев читал здесь свой очерк «Гамлет и Дон Кихот». По воспоминаниям Л. Ф. Пантелеева, «в течение нескольких минут не умолкали рукоплескания. Тургенев, хотя и с заметной проседью, но еще во всей красе сорокалетнего возраста, только успевал раскланиваться; наконец установилась тишина. На этот прием Тургенев ответил так: «Как ни глубоко тронут я знаками высказанного мне сочувствия, но не могу всецело принять его на свой счет, а скорее вижу в нем выражение сочувствия к нашей литературе». Новые рукоплескания, и только когда Тургенев дал понять, что хочет приступить к чтению, мало-помалу публика затихла. Голос у Ивана Сергеевича был негромкий, неособенно приятный». Но содержание очерка оказалось созвучным настроению большинства слушателей, наполнивших зал. Когда Тургенев кончил, «рукоплесканиям и вызовам не было конца; почти вся публика встала, дамы махали платками, мужчины не жалели своих рук».

Этот теплый прием радовал Тургенева не только личным успехом: он был залогом успеха задуманного литераторами предприятия. В марте того же года прошел вечер в пользу нуждающихся студентов Петербургского университета, где Тургенев прочел очерк «Хорь и Калиныч». Писатель принимал участие и в чтении публичных лекций. Он избрал дорогую для себя тему — «О Пушкине и его влиянии на нашу литературу и общество». В этих лекциях Тургенев спорил с теми революционерами-демократами, которые недооценивали вклад Пушкина в историю русской культуры.

Задумали организовать любительские спектакли. В апреле поставили «Ревизора» и «Женитьбу» Гоголя, «Провинциалку» Тургенева. Особое внимание публики привлек «Ревизор» необычным составом исполнителей, собрались повидать известных литераторов в совершенно новом положении. Хлестакова играл поэт П. И. Вейн-берг, городничего — А. Ф. Писемский, почтмейстера Шпекина — вернувшийся с каторги Достоевский. Тургенев, Григорович, Майков, Ф. Кони и В. Курочкин явились на сцену в роли безмолвствующих купцов. «Что тут происходило в течение нескольких минут — и рассказать трудно, — вспоминали современники. — Уже один вид Тургенева в пенсне на носу и с головою сахара в руках, в длиннополом сюртуке — чего стоил!» Зал разразился хохотом и бурными рукоплесканиями.

Еще одно важное благотворительное начинание предпринял тогда Тургенев: он начал самые настойчивые хлопоты о выкупе на волю крепостных братьев и сестры Тараса Григорьевича Шевченко у помещика В. Э. Флиорковского. Эти хлопоты достигли цели.

Радовали Тургенева и те успехи, которые совершала в последние годы русская литература на драматургическом поприще. В ноябре 1859 года, в Петербурге, А. Н. Островский читал перед известными литераторами новую драму «Гроза». Тургенев пришел на чтения с предубеждением: Фет, познакомившийся с «Грозою» ранее, уже сообщил Тургеневу, что это мелодраматическая вещь, написанная в подражание французской сценической традиции.

В манере чтения у Островского отсутствовал тот артистический розыгрыш, который был характерен для Писемского и нравился многим, а у Тургенева вызывал скрытое раздражение. Островский оттенял характеры героев без нажима: создавалось ощущение, что над миром выведенных в драме героев царит и господствует мудрый чародей художественного слова. И чем долее вслушивался Тургенев в текст произведения, тем большее восхищение испытывал. Фету же он написал: «Фет! Помилосердуйте! Где было Ваше чутье, Ваше понимание поэзии, когда Вы не признали в «Грозе»... удивительнейшее, великолепнейшее произведение русского, могучего, вполне овладевшего собою таланта? Где Вы нашли тут мелодраму, французские замашки, неестественность? Я решительно ничего не понимаю — и в первый раз гляжу на Вас (в этого рода вопросе) с недоумением. Аллах! какое затменье нашло на Вас?»

Но радости Тургенева не были продолжительными. Вскоре одно за другим последовали события, поставившие под сомнение веру в святость и искренность дружеских чувств. Зимой 1860 года произошла пренеприятнейшая размолвка с И. А. Гончаровым. Талант этого писателя Тургенев ценил очень высоко еще со времен Белинского, благословившего на литературный успех первый гончаровский роман «Обыкновенная история». С благословения Тургенева вышел в свет второй роман Ивана Александровича — «Обломов». Гончаров читал его в Париже Тургеневу и другим русским писателям. Их высокая оценка окрылила сомневающегося в себе писателя. Иван Александрович платил Тургеневу взаимностью: «Записки охотника», например, он считал непревзойденным шедевром русской художественной прозы. «Помню, — рассказывал Л. Н. Толстой, — как Гончаров говорил мне, что из народной жизни после «Записок охотника» Тургенева писать уже нечего. Все исчерпано». Гончаров доверял критическому чутью и эстетическому вкусу Тургенева, часто читал ему отрывки из нового романа («Обрыв»), над которым, по обыкновению, работал очень долго и трудно.