Библейские чтения: Новый Завет - Священник Георгий (Чистяков)

Швейцер и католическая монахиня мать Тереза из Калькутты. Двое уже почили, мать Тереза, к счастью, трудится среди нас, но перед Богом они рядом, они носители одной Вести: «ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне» (Мф 25: 35–36). Они делали и делают это. И как их можно разделить? В любви они едины. Их ученики и духовные чада живут в разных приходах и разных церквах, в разных традициях и разных исповеданиях, но в любви они едины.

В разных церквах жили, служили и трудились Дитрих Бонхёффер, мать Мария и отец Максимилиан, по-разному они возносили свои молитвы перед Богом, разным богословием питались их головы, но одной любовью ко Христу питались их сердца, и, будучи не едины в своих традициях и даже в своих убеждениях, они были едины в своей любви.

Итак, повторяю: единство христиан в любви не значит какого-то организационного, структурного нашего единства, наоборот, механическое единство опасно, потому что оно всегда искушает нас быть не едиными внутренне. Гораздо важнее быть едиными в любви, а что касается организационного устройства, то потому и благословил нас Господь жить в церквах по городам, чтобы в каждом городе, как говорят апостольские правила, был свой епископ, и, по сути дела, к этому и восходит церковное учение об автокефалии. Так вот, мы принадлежим к одной автокефалии – к Московской патриархии, православные грузины принадлежат к другой автокефалии – к Грузинской патриархии, румыны – к третьей, к своим автокефалиям, пусть не православным, но всё же к автокефалиям, принадлежат и протестанты – лютеране, пресвитериане, кальвинисты, к своим автокефалиям принадлежат христиане Востока – армяне, копты и эфиопы, к своей автокефалии принадлежат римокатолики, патриархом которых является Римский Папа.

Если мы с вами это поймем, то поймем, что никто не собирается объединять христиан структурно, никто не собирается объединять христиан с точки зрения богослужения во что-то внешне единое.

Но Господь – не кто-то, а Сам Он, Господь наш Иисус Христос – ждет от нас единства в любви, ждет от нас того единства, которое удивительно и радостно демонстрируют нам святые своим опытом жизни, как говорит владыка Евлогий, «в своем жизненном подвиге»!

Беседа на радиоканале «София» 14 мая 1996 года.

Православие и государство

У каждого исповедания есть, безусловно, врожденные или приобретенные этим исповеданием на каком-то этапе своей истории черты, которые, с одной стороны, никак не связаны с Символом веры и с тем, как это исповедание сформулировано в соответствующих вероучительных документах, но вместе с тем являющиеся неотъемлемой его чертой. И вот, наверное, такая черта православия, о которой не сказано ни в нашем Символе веры, ни в каких других вероучительных документах, ни в катехизисе даже, но о которой нельзя не говорить, которая сразу же бросается в глаза, – это связанность православия с государством, близость к государству, его временами почти государственный характер.

Вероятно, это связано с тем, что в IV веке император Константин в Византии сначала разрешил своим подданным исповедовать христианство, а потом сделал, в сущности, его государственной религией. Император Константин, будучи еще некрещеным даже, – правда, с симпатией относясь к Церкви, к вере, к Евангелию, – руководил работой Первого Вселенского Собора. И вот, наверное, в эти времена – и об этом прямо в начале своей книги об истории православия в России в XX веке говорит Димитрий Поспеловский – уже сложилась эта тесная связь между Церковью Православной и государством, под знаком которой затем пройдет вся церковная история. Потому что все-таки наша Церковь есть ответвление от Константинопольской, так же как и Церковь Румынская.

Интересно, что, когда в Румынии был такой мудрый наблюдатель, как наш митрополит Евлогий (Георгиевский), он обратил внимание на то, что в каждом городе, где есть епископ, несмотря на то что город совсем маленький, – епископ живет в роскошном дворце. И ему объяснил один из этих епископов, что это естественно, потому что этот дворец не его, а королевский. Потому что, сообразно традиции Румынской Православной Церкви, каждый епископский дворец в каждом городе одновременно является резиденцией короля и его семьи, если тот приедет в этот город. Вот, мне кажется, очень яркая иллюстрация того, чту есть связанность православия с государством.

Причем в разные эпохи нашей отечественной истории эта связанность проявлялась очень по-разному. Потому что, скажем, в первый, Киевский период истории князья почтительно прислушивались к мнению епископов и святых и, если можно так сказать, государство занимало коленопреклоненное положение по отношению к Церкви. Великий князь ходил учиться уму-разуму к Киевскому митрополиту и, таким образом, занимал в государственной иерархии Киевской Руси не первое, но второе место. Первое место в этой иерархической пирамиде Киевского государства занимал митрополит.

В дальнейшем это почтительное отношение государства к Церкви сменяется несколько иным. Уже в Московский период истории государство, по-прежнему почтительно относясь к Церкви, начинает использовать ее в своих целях. Церковь становится дорогим инструментом, но в руках государства, – этакой скрипкой Страдивари в руках скрипача. Причем Церковь вызывает неизменное уважение московских князей, а затем царей вплоть до Алексея Михайловича, но если при этом между Церковью и государством возникают конфликты, то они решаются достаточно просто. Митрополит, который оказывается неугоден великому князю, просто-напросто физически устраняется – соответствующих дел мастер его убивает в каземате. Я имею в виду убиение священномученика Филиппа по приказу Иоанна Грозного. Ну, а затем почтительное отношение государства к Церкви восстанавливается, хотя иной раз почтительность приводит к тому, что одновременно в Москве оказывается три Патриарха. Потому что в силу изменения политической конъюнктуры одного отправляют на покой, другого интронизуют, потом возвращают того, который был отправлен на покой, а того, кто был интронизован, отправляют в ссылку, избирают третьего… И вот складывается такая странная ситуация, когда одновременно в Москве два Патриарха, и третий – лже-патриарх, которого не признают. А двух – Иова и Гермогена – признают одновременно. Это не укладывается в нормальное церковное сознание, но все-таки это есть, при том что к Церкви относятся – князь, и царь потом, начиная с Иоанна Грозного, – в общем почтительно.

Со времени Петра Великого ситуация еще раз меняется. Это уже третий этап в истории взаимоотношений Церкви и государства. К Церкви государство относится внешне почтительно, с уважением, но уже полностью ее себе подчиняет. Начиная с Петра Великого, Церковь полностью