Чтоб знали! Избранное (сборник) - Михаил Армалинский

Серж!

Деревьев и грибов у нас навалом, таких же, как в вашей тундре, только значительно больше и разнообразней. С грибами – вообще чудо, поскольку американцы их панически боятся и грозят друг другу смертельными отравлениями. В итоге – нет конкуренции, приходишь в лес в любое время, и грибами – завались. Постоянные предупреждения об опасности грибов – реакция американского общества, страшащегося секса, несмотря на чрезмерную болтовню о нём. Боязнь грибов – это боязнь хуя, выглядящего столь грибообразно. Ведь не долдонят же постоянно о диких ягодах, которые тоже могут быть не менее ядовиты. Более того, ни дети, ни взрослые не будут есть грибы сырыми, а ведь ягоды – ещё опасней, ибо их можно срывать прямо с куста и есть. Похожесть гриба на хуй заставляет общество быть особенно настороженным и ограничительным. И гриб тоже растёт во влажном и тёплом месте.

Юристы и врачи – действительно самые высокооплачиваемые профессии, потому что юриспруденция и медицина спасают людей от смерти. Юриспруденция спасает от смерти потому, что, не будь прупруденции, свирепствовал бы закон джунглей, а не закон компромисса.

Твои военные институтские воспоминания навеяли мне вполне гражданские. А состояли они из моей шутки, которую я проделывал с балкона конференц-зала. Я решил усовершенствовать плевок сверху на партерную голову. И я всячески преуспел. Моё изобретение состояло из двойного плевка, одного за другим с точно выверенным временным промежутком. Первый плевок, как и принято, разбивался о чью-либо каменную голову. Но тут-то и начиналось моё изобретение. Возмущённый человек рефлекторно поднимал лицо кверху, чтобы выяснить, кто там хулиганит, и в этот момент второй плевок расплескивался уже о лицо. Люди, наблюдавшие со стороны изобретение в действии, единогласно и азартно подтверждали его новизну и эффективность.

Я не могу сказать, как ты, что неодушевлённые предметы мне ближе, чем одушевлённые, но и я задумываюсь о предметах, и в особенности о мусоре, о его судьбе. Вот смотрю на выброшенную коробку, в которой был подарок, – как на тело, в котором была душа. Или на шмотку, которая лапала тело, а теперь отброшена как рвань. Всё один путь. Старые вещи, как старые люди – беспомощны и неподвижны.

Никогда нельзя сказать наверняка, мертва ли вещь или ещё жива, а потому страшно их выбрасывать, представляя, как, из чего, и когда и кем были они сделаны, думая, что, может быть, где-то они могут ещё пригодиться.

А теперь – последние любовные известия. Приехала Зойка! Дело было так. Когда я увидел её, выходящую из прямой кишки, ведущей из самолёта, я сразу отметил про себя: «дерьмо» – такое у неё наглое и злое лицо. Блеклое тоже. Правда, фигура длинная, стройная. На фотографии она игривая, ярко намазанная, улыбающаяся, снятая сверху так, что тяжесть её подбородка незаметна, и в полуулыбке, чтобы верхняя десна не была видна, которая, как оказалось, противно оголяется, чуть Зойка лыбиться начинает. Вроде и женщина, а улыбнётся – чудовище.

Она меня тоже не сразу узнала. Я на фотографии с усами, моложе, с шевелюрой, и фото ужасно плэйбоевское получилось. Это меня баба (Ким звали), влюблённая в меня по уши, снимала у себя на диване, предчувствуя, что я её скоро похерю, – вот и хотела запастись моей фотографией, чтобы знакомым показывать: «Вот какой мужик меня ёб», – и потом дрочить, глядя на неё. Помню, Ким приготовила в саду на жаровне стейк, самое дорогое мясо купила. Я, правда, ей помог занавески развесить в доме, и она небось уже планировала, как со мной вместе жить будет и как я буду по хозяйству стучать, да прибивать, да пилить. Хуй! Но она с такой готовностью и инициативой отсасывала мне и так мне в рот смотрела, что удобством этим соблазняла меня около года. Любила она мне ещё анус лизать – это уж совсем нечасто случается среди самок. А кончала она лучше всего с вибратором, сидя на мне. Но больше оргазма она любила прижиматься, обниматься, целоваться. Я это тоже люблю, но с той, что по душе, а с этой совокупиться – уж ладно, но подолгу ласкать – руки не поднимались, только хуй. Чтобы заслужить мою любовь, она даже согласилась со мной на оргии ходить – я ей всё на мозги капал, что разнообразие мне требуется. А в действительности я использовал её как пропуск на оргии, куда не пускали одиноких мужчин, а только с бабой. Но не врал я ей никогда, что люблю её, хоть и просила она, – язык не поворачивался, опять же, только хуй. Ебу – и будь довольна; можешь меня на людях иногда показывать, и будь счастлива.

Уговорил я её согласиться на поиск пары, чтобы вместе пообщаться. Для этого я поместил объявление в газете. Получил я сначала письмо с фотографией смазливой девицы, которая хотела с нами встретиться. Она якобы замужем, но муж не возражает, а более того, любит её выпускать порезвиться. Однако сложность будто бы в том, что она немая, и за неё должен говорить муж. Я ответил ей до востребования (адреса она не указала), чувствуя подвох. Через неделю опять письмо, что будто бы она-то хочет, но вот муж её сначала желает нас проверить и предлагает нам встретиться в порнокинотеатре, куда он тоже явится во время сеанса и подсядет к нам и проверит. Тут мы, конечно, уразумели, что никакой немой нет, а есть мужик, который хочет поживиться.

Пришло и другое письмо, где уже был телефон, и текст вразумительный. Писала опять женщина. Я позвонил, и милый неглупый голос предложил встретиться вчетвером в кафе. Я с моей зазнобой притащился, и явилась женщина лет тридцати с мужчиной, суетящимся от нервозности. Он всё ёрзал на стуле, будто у него жопа чесалась. Люси (так звали женщину) была черноволосая, не то что моя – светло-рыжая, и чёрные волосы были как-то старомодно, по-монашески, выложены вокруг головы. Разговор оказался непринуждённым, и, выпив по коктейлю, Люси предложила поехать к ней, искупаться в горячем бассейне во дворе её дома. Она дала нам адрес и объяснила, как к ней добраться. Мы ехали на машине следом, стараясь её не потерять. Нервный мужик ехал в своей машине, позади нас. Дом оказался богатым. Невротик запаздывал. «Наверно, потерялся», – пояснила улыбаясь Люси, но он, по её рассказам в кафе, был давний друг и бывал у неё не раз.

Мы расселись на диване, и Люси налила нам выпить. Она собиралась в юности в женский монастырь, и за неделю до того, как она должна была отказаться от всего мирского, Люси нарвалась на своего будущего мужа, который не только лишил её девственности, но и довёл за ручку, а вернее за ножку, до оргазма. Монастырь полетел ко всем чертям, и Люси выбежала замуж.

Её десятилетний сын уже спал.

С мужем, которым она пресытилась через год, у неё был договор не вмешиваться в личную жизнь друг друга. Установили распорядок, по которому либо он, либо она исчезали на ночь, а оставшийся супруг мог делать что хочет, приглашая кого хочет. Такая система была создана во имя сына, по совету мудреца-психолога, к которому они обратились в последней попытке сохранить семью, когда им уже стало невмоготу от своей моногамии.

А суетящийся мужик всё не появлялся.

Люси предложила его не ждать и залезть в бассейн, который был, по сути дела, большой бочкой, наполненной горячей водой. В ней можно было стоять и сидеть, но лечь места не хватало, впрочем, на то и был расчёт. Люси показала пример и разделась догола, и я, сразу забыв о моей спутнице, пожирал глазами хозяйкино тело, которое было далеко не идеальным, но зато новым. Мы сошли с веранды в холодную ночь, но тут же прыгнули в дымящуюся бочку, и жар обдал нас и стал спасительным укрытием от холода.

Я обнял и поцеловал Люси, и она заворочала языком у меня во рту. Моя спутница, которую мне даже не хочется упоминать по имени, настолько я был к ней равнодушен, стала целовать меня в шею, пока мы с Люси пробовали друг друга на вкус. Люси ухватила меня за член и, удовлетворившись его состоянием, предложила перебраться в кровать. Мы, мокрые, побежали к полотенцам и стали обтирать друг друга. Я почувствовал, что должен быть благодарен Ким за это приключение, обнял её и поиграл с её клитором. К сожалению, то ли у Люси не было лесбийских наклонностей, то ли Ким её не привлекала, но Люси была заинтересована только мной. В конце концов получилось так, что Люси встала на четвереньки, а я, естественно, пристроился сзади и почувствовал, что Ким растягивает мне ягодицы и засовывает свой язык в анус, двигая своё лицо туда и обратно, вслед за моими бёдрами. Но она знала, что, когда на меня обрушивается оргазм, я не люблю двигаться, а предпочитаю замереть, вдавившись в полость и вкушать спазмы, которые идут уже автоматически и больше не требуют движения. Ким изучила это и теперь хотела прочувствовать мои спазмы языком, не будучи толкаема моими бёдрами взад-вперёд, а замерев вместе с ними. Здесь она была молодец, ничего не скажешь. В такой ситуации не «третий – лишний», а «третий – лижет».

Вот кто была Ким, по чьей фотографии и представляла меня Зойка. Извини, что отвлёкся на «Я вспомнил Вас и влез в живое…». Ненавижу звучание имени «Зоя». Зудящее, занудное имя, и оно ей вполне подходит.