Падение Гипериона - Дэн Симмонс

Мне знакомы эти слова. Их написал я. Вернее, их доверил бумаге Джон Китс девять веков назад, когда впервые попытался изобразить падение титанов и начало царствования олимпийских богов. Я очень хорошо помню ту осень 1818 года: постоянная боль в воспаленном горле, приобретенная во время пешего странствия по Шотландии; и боль посерьезнее – из-за трех злобных рецензий на мою поэму «Эндимион» (смотри журналы «Блэквуд», «Куортерли ревью» и «Бритиш критик»); и беспредельную боль за брата, сгорающего от чахотки.

Позабыв о том, что творится вокруг, я гляжу вверх, пытаясь отыскать на огромной туше Уммона хоть что-то, отдаленно напоминающее лицо.

«Когда родится Высший Разум, вы, ИскИны „нижнего уровня“, погибнете?»

(Да)

«Он будет существовать за счет ваших информационных сетей так же, как вы существуете за счет человеческих?»

(Да)

«А тебе не хочется умирать, правда, Уммон?»

(Умереть легко|

Играть трудно)

«Тем не менее ты стараешься выжить. И другие Ортодоксы тоже. Поэтому и вспыхнула гражданская война в Техно-Центре?»

(Меньший свет спросил Уммона||

Что означает

Приход Дарумы с Запада||

Уммон ответил||

Мы видим

горы в лучах солнца)

Теперь мне легче разбираться в коанах Уммона. Помню, перед вторым рождением моей личности я учился у его аналога-собрата. В высоком мышлении Техно-Центра, которое люди назвали бы дзен, четырьмя добродетелями нирваны являются: (1) неизменность, (2) радость, (3) личное существование и (4) чистота. Людская философия склонна расслаиваться – существуют ценности интеллектуальные, религиозные, моральные и эстетические. Уммон и другие Ортодоксы признают только одну ценность – существование. Они полагают, что религиозные ценности целиком зависят от среды, интеллектуальные – недолговечны, моральные – двусмысленны, а эстетические – субъективны, но ценность существования любого предмета бесконечна, как «горы в лучах солнца», и, будучи бесконечной, равна любому другому предмету и всем истинам.

Уммон не хочет умирать.

Вот почему Ортодоксы, нарушив верность собственному Богу и своим собратьям-ИскИнам, сообщили мне об этом. Более того, они создали меня, они отобрали паломников: Ламию, Сола, Кассада и других, они организовали утечку информации для Гладстон и нескольких ее коллег до нее, чтобы человечество не пребывало в неведении. А теперь не побоялись развязать открытую войну в Техно-Центре.

Уммон не хочет умирать.

«Уммон, если Техно-Центр будет разрушен, ты погибнешь вместе с ним?»

(Нет смерти во вселенной|Ведь смерти нет|||и смертиНе должно быть|||стенай|стенай|По этой бледной Омеге увядшей расы)[11]

Слова были моими или почти моими – фрагмент из второй попытки создать эпопею о смерти богов и роли поэта в войне мира против боли.

Уммон не умрет, если обиталище Техно-Центра – нуль-сеть – будет разрушено, но голод Высшего Разума наверняка обречет его на погибель. Куда он убежит, если Техно-Центр Сети будет уничтожен? Мне видится метасфера – эти нескончаемые сумрачные пейзажи, где за ложным горизонтом таятся исполинские темные фигуры.

Я знаю: если я спрошу его об этом, Уммон не ответит.

Поэтому я спрошу о чем-нибудь другом.

«А Ренегаты, чего они хотят?»

(Того же, чего хочет Гладстон\

Покончить

с симбиозом ИскИнов и человечества)

«Путем уничтожения человечества?»

(Очевидно)

«Но почему?»

(Мы поработили вас

силой|

техникой|

бусами и безделушками

устройствами|которых вы не можете ни создать

ни понять\

Спин-звездолет мог бы родиться у вас|

но нуль-сеть|

мультипередатчики и приемники|

мегасфера|

жезл смерти

Никогда\

Как индейцы Сиу приняли винтовки|лошадей|

одеяла|ножи и бусы|

вы схватили дары|

раскрыли нам свои объятья

и потеряли себя\

Но подобно белому человеку

торговавшему оспенными одеялами|

подобно рабовладельцу на его собственной

плантации|

или на его Веркшутце Дехеншуле

Гештальтфабрик|

мы потеряли самих себя\

Ренегаты хотят покончить

с симбиозом|

вырезав из вашего тела паразита|

человечество)

«А Богостроители? Они тоже готовы умереть? Уступить место вашему ненасытному ВР?»

(Они думают

как думал ты

или как думал ваш софист

Морской Бог)

И Уммон читает стихи, от которых я в сердцах отказался когда-то – не потому, что они плохи, а потому, что я до конца не верил в стоящую за ними истину.

Эту истину разъясняет обреченным титанам Океан, бог Моря, который вскоре будет низложен. В сущности, из-под моего пера вышел гимн эволюции, написанный, когда Чарльзу Дарвину было девять лет от роду. Я слышу эти близкие моему сердцу слова и вспоминаю, как писал их октябрьским вечером девять веков назад, – бессчетное множество миров и вселенных назад, – и мне кажется, будто они впервые звучат по-настоящему:

(О вы, кто дышит только жаждой мести|Кто корчится| лелея боль свою|Замкните слух| мой голос не раздуетКузнечными мехами вашу ярость\Но вы| кто хочет правду услыхать|Внимайте мне| я докажу| что нынеСмириться поневоле вы должны|И в правде обретете утешенье\Вы сломлены законом мировым|А не громами и не силой Зевса\Ты в суть вещей проник| Сатурн великий|До атома| и все же ты||| монархИ| ослепленный гордым превосходством|Ты упустил из виду этот путь|Которым я прошел к извечной правде\Во-первых|как царили до тебя|Так будут царствовать и за тобой|Ты|||не начало не конец вселенной\Праматерь Ночь и Хаос породилиСвет||| первый плод самокипящих сил|Тех медленных брожении|что подспудноПроисходили в мире\ Плод созрел|Явился Свет| и Свет зачал от Ночи|Своей родительницы| весь огромныйКруг мировых вещей\ В тот самый часВозникли Небо и Земля| От нихПроизошел наш исполинский род|Который сразу получил в наследствоПрекрасные и новые края\Стерпите ж правду| если даже в нейЕсть боль\ О неразумные||| принятьИ стойко выдержать нагую правду|||Вот верх могущества\ Я говорю|Как Небо и Земля светлей и краше|Чем Ночь и Хаос| что царили встарь|Как мы Земли и Неба превосходнейИ соразмерностью прекрасных форм|И волей| и поступками |и дружбой|И жизнью| что в нас выражена чище|Так нас теснит иное совершенство|Оно сильней своею красотойИ нас должно затмить| как мы когда-тоЗатмили славой Ночь\ Его триумф|||Сродни победе нашей над начальнымГосподством Хаоса\ Ответьте мне|Враждует ли питательная почваС зеленым лесом| выросшим на ней|Оспаривает ли его главенствоА дерево завидует ли птице|Умеющей порхать и щебетатьИ всюду находить себе отрадуМы||| этот светлый лес| и наши ветвиВзлелеяли не мелкокрылых птах|||Орлов могучих| златооперенных|Которые вас выше красотойИ потому должны царить по праву\Таков закон Природы| красотаДарует власть\||\||\||\Да будет истина вам утешеньем)[12]

«Очень неплохо, – думаю я, обращаясь к Уммону, – но веришь ли ты в это?»