Путь к Истоку - Анастасия Штука

Яснина колебалась, отчаянно пытаясь найти выход из этой сложной ситуации. С одной стороны — ей больше всего хотелось в эту минуту оказаться как можно дальше от этого места или трусливо сбежать, ничего не объясняя. С другой — остаться, чтобы раз и навсегда все прояснить. Она сама хотела во всем разобраться, поэтому сейчас отступление было верхом глупости, хотя колдунья и не была уверена, что реакция ее предполагаемой семьи будет однозначной. Ведь прошло столько лет…

— Прокляните этих дураков, госпожа, — хрипло посоветовал староста, с трудом направляясь к ним, с силой опираясь на мощный посох. Видимо, ночная тревога не прошла для него даром, став тяжелым испытанием для его раненой ноги. На его лице отчетливо проступало смущение, словно ему было крайне неловко за поведение своих взрослых сыновей. И Яснина могла его понять — братья собой закрывали обзор всем любопытным, которые вытягивали шеи, чтобы рассмотреть, что же там происходит, поэтому со стороны казалось, что они сражены ею. Жуткое чудовище, все еще лежащее бездыханным на пыльной земле, медленно опустошающее деревню, было мгновенно забыто…

— Я не уверен, отец, что она станет это делать, — весело произнес хрипловатый, бархатистый голос, заставивший ее торопливо перевести взгляд на высокого и худого мужчину, одетого в одни подвернутые до колен кожаные брюки, который неслышно подошел к ним, останавливаясь почему-то рядом с ней. Темно-русые, прямые длинные пряди падали ему на лицо. Широкие шрамы пересекали сильно загорелую грудь и уходили на правую руку, словно большой волк изо всех сил рванул мощной лапой его плоть, впиваясь в нее острыми, как бритва, когтями. Лишь на мгновение приятное и волевое лицо исказилось от охватившего его волнения, а карие глаза смятенно впились в нее долгим и испытующим взглядом. Затем он хмыкнул, медленно поворачиваясь обратно, чтобы продолжить, — она еще недостаточно хорошо знает своих собственных братьев, чтобы насылать на нас проклятия. Вот когда узнает получше…

Староста застыл на том месте, куда только что шагнул, стремительно бледнея. Его и без того худое лицо еще сильнее осунулось, а черты словно заострились. Казалось, что он на глазах собравшихся, всего за пару мгновений постарел сильнее, чем за все предыдущие годы. Колдунья, не мигая, наблюдала за тем, как светлая прядь у его виска начинает стремительно наливаться серебром, быстро седея.

— Идиот, — хрипло и резко бросила она мужчине, стоящему рядом с собой, рывком освобождая ладонь из стискивающих ее рук, направляясь к замершему без движения мужчине, который почему-то смотрел не на нее, а на сына, без ума, ляпнувшего такое. Казалось, ему даже дышать было больно…

В толпе зароптали, желая болтуну всего самого хорошего свистящим шепотом, а к старосте торопливо шагнули несколько уже не молодых мужчин, чтобы в случае чего поддержать его. Стоящие немного в отдалении тревожно спрашивали у тех, кто хотя бы что-то видел, что происходит.

— Ты хоть думай иногда, что говоришь, Чеслав!

Только после этих слов до него наконец-то дошло, что он натворил. Стремительно бросившись к старосте, он вовремя подхватил покачнувшегося мужчину, вцепившегося в посох дрожащими пальцами.

— Отец!?

— Это… правда? — Теперь он уже не смотрел на своих сыновей, прямо глядя остановившейся всего в шаге от него колдунье в глаза.

Всего на мгновение Яснину охватило смятение и неуверенность в том, правильно ли она поступает. Ей показалось, что собравшиеся вокруг них люди, искренне переживающие за старосту и недовольно косящиеся в сторону темноволосого Чеслава, хмуро встречающего эти взгляды, затаили дыхание в ожидании ее ответа. Было бы значительно проще, если бы никого из них здесь не было, но выбирать не приходилось.

— Да, это правда.

Мужчина движением плеч стряхнул руки сына, который перестал удерживать его, напряженно следя за тем, что происходит. Староста подошел к ней вплотную, жадно и отчаянно вглядываясь в ее лицо, словно пытаясь отыскать в уже взрослой женщине знакомые, не забытые даже за давностью лет, черты маленькой девочки, такой, какой он запомнил свою единственную, отнятую у него дочь. Туманная пелена слез заполнила потускневшие, выцветшие от прожитых лет и перенесенных тягот глаза, поблескивая в неясном свете луны и факелов. Люди молчали, недоверчиво и изумленно переглядывались между собой, словно сомневаясь в возможности происходящего, но не решались заговорить. Яснина с трудом подавила тревожный, рвущийся из груди вздох, когда мужчина протянул вперед сильно дрожащую руку, неуверенно и робко касаясь кончиками пальцев ее виска, медленно ведя пальцами по щеке к подбородку. Колдунья улыбнулась, пытаясь изо всех сил сдержать слезы, которые наворачивались на глаза. Сейчас ей было очень больно, но эта боль скорее была не ее собственной, и не из-за того, что произошло с ней за все эти годы. Ей было мучительно больно за человека, который столько времени страдал, за отца, потерявшего дочь много лет назад, не перестающего оплакивать эту горькую и невозместимую потерю…

Он попытался что-то сказать, но вместо слов из пересохших губ вырвался сдавленный хрип, после чего Вильдан стал падать назад, с силой прижав руку к груди. Стоящий все это время молчаливой статуей позади отца Чеслав бросился вперед, подхватывая его и не позволяя упасть. Испуганно вскрикнула женщина, кто-то начал сдавленно молиться. С другой стороны, к упавшему мужчине уже спешили и другие сыновья, все еще слишком потрясенные случившимся, чтобы прийти в себя.

— Отец, — Милослав быстро достал из кармана одетой на старосте куртки какой-то фиал, пытаясь непослушными пальцами открыть его. Холодная рука уверенно легла на его запястье, отводя дрожащую руку в сторону. Усмехнувшись, колдунья отрицательно покачала головой.

— Это не поможет. У него останавливается сердце.

— Знахарка! — Резкий крик разорвал внезапно повисшую над площадью тишину. — Позовите знахарку, демоны вас раздери!!!

Топот многочисленных ног, устремившихся в разные стороны, заставил Яснину оглянуться. На поиски лекарки устремилось не менее десятка человек, вот только времени на то, чтобы привести ее, у них не осталось. Движением руки предложив третьему брату убраться с дороги, колдунья присела напротив старосты, который уже едва дышал, но не отрывал от нее взгляда, словно хотел запомнить. И все еще пытался что-то сказать.

Она понимающе улыбнулась ему, осторожно касаясь ладонью груди, накрывая заходящееся сумасшедшим ритмом сердце, которое грозило не выдержать слишком большой нагрузки и остановиться. Черная туманная мгла обволокла ее пальцы, перекочевывая на плотную ткань, забираясь под нее. Мужчина вздрогнул, закрывая глаза, усыпленный и убаюканный тихим голосом, слышимым только ему одному. Длинные струйки чернильной тьмы заскользили к сердцу, проникая внутрь, под кожу, вливаясь в каждый кровеносный сосуд, смешиваясь с горячей кровью. Они замедляли и нормализировали бешеное сердцебиение, исцеляя каждую клеточку организма, излечивая все, даже самые застарелые раны и полученные много лет назад травмы, выправляя работу организма, чтобы позволить ему делать в дальнейшем все правильно и самостоятельно.