Тяжесть венца - Симона Вилар

И тем не менее, несмотря на нахлынувшие на нее печальные воспоминания, она не могла не испытывать тихой радости оттого, что судьба ее дочери вдруг так чудесно повернулась, что Кэтрин наконец-то вырвется из-под власти Ричарда и окажется под покровительством графа Хантингтона. Теперь страх за дочь, с которым она сжилась, не будет преследовать ее днем и ночью.

В этом состоянии Анна и отправилась к торжественной мессе. И пока гремел орган и многоголосый хор воздавал хвалу Иисусу, она со слезами на глазах благодарила Бога за чудесное освобождение Кэтрин.

В огромном соборе Вестминстера было великое множество народа. Горели свечи, мягким сиянием озаряя амвон, слева от алтаря виднелись неотличимые от живых фигуры Девы Марии и святого Иосифа, а восковой младенец Иисус выглядел так натурально, что невольно напрашивался вопрос, почему не мерзнет это розовое младенческое тельце. Анну неотвязно преследовала эта мысль, поскольку сама она все время чувствовала озноб и дважды во время литургии заходилась кашлем. Она едва дождалась окончания службы, свечи стали казаться ей тысячами мерцающих звездочек, и даже радостная весть о вечно новом рождении Спасителя не притупила горького сознания того, какой жалкой кажется всей этой толпе изможденная, мучимая хворью королева.

И все же после службы Ричард и слышать не захотел, чтобы Анна не присутствовала на праздничном ужине. Дебора поднесла ей подогретого вина с медом и корицей, это дало ей немного силы, согрело, и, когда пришло время спуститься в зал, у Анны на скулах даже выступил легкий румянец. Ее великолепное золотисто-медовое платье также придало ей уверенности, так что когда Ричард зашел к ней, она взглянула на него вызывающе, как встарь.

И тем не менее, за столом она опять почувствовала себя скверно. Ее мучили запахи, напоминая о недавнем отравлении. Мучил Анну и страх нового отравления, а то, что прислуживал ей незнакомый стольник, а не Тирелл, как обычно, держало королеву в еще большем напряжении. Впервые за год оказавшись без Джеймса, она вдруг почувствовала себя слабой и беззащитной, ей очень недоставало его спокойного присутствия. Ей стало немного легче, лишь когда она увидела его за одним из длинных столов. Она пригубила бокал и, бросив через весь зал долгий взгляд, улыбнулась. Здесь было множество гостей – знати, духовных лиц, снующих туда-сюда стольников и слуг, но Анна знала, что Джеймс поймет: улыбнулась она именно ему. И он понял.

Ободряюще действовали на нее и присутствие Уильяма и Кэтрин, а также дружеская поддержка Стэнли. Увы, они не могли перемолвиться ни единым словом, но Анна и без того знала, что у Стэнли все в порядке и само его присутствие на пиру говорит о том, что, несмотря на всю хитрость и уловки людей короля, им не удалось дознаться, кто же является организатором новой ланкастерской партии в Англии. Пожалуй, Ричард наконец уверился в том, что приручил супруга Маргариты Бофор, осыпав ее почестями, а заодно и пленив его сына Стренджа.

– О чем вы задумались, дорогая? – осведомился Ричард. – Позвольте прервать вашу задумчивость и представить моих милых племянниц, принцесс Йоркских.

Возможно, Анна заметила этих девочек и раньше, но, поглощенная своими мыслями, не обратила на них внимания. Теперь же она с некоторым удивлением разглядывала их. Особенно старшую, вполне зрелую девицу. Она была очень хорошенькой – круглолицая, румяная, с темно-серыми большими глазами и отливающими золотом волосами, распущенными по плечам и схваченными вокруг лба чеканным золотым обручем. Однако если ее мать Элизабет Вудвиль в прошлом поражала не только красотой, но и обходительной мягкостью, ее дочь, принцесса Бетси, выделялась прежде всего чопорной надменностью, которая несколько портила очарование этого еще совсем юного лица. Но уже через минуту Анна глядела только на ее платье. Те же ткани, тот же фасон, что и у нее! Это было неслыханным оскорблением – явиться на пир в таком наряде, как у королевы! Анна недоуменно взглянула на супруга и увидела, что он смотрит на старшую племянницу с улыбкой. Но, что самое поразительное, – Элизабет Йоркская отвечала ему такой же улыбкой. Невероятно – принцесса, братьев которой Ричард велел умертвить и за жизнь которой опасалась и молилась сама Анна, оказывается, была в самых приятельских отношениях с Ричардом III. Все это означало, что она либо поразительно хитра, либо – и Анне при взгляде на выражение лица принцессы это показалось более близким к истине – честолюбива и готова на все, чтобы и при дворе нового короля не потерять своего высокого положения.

– Не правда ли, она очаровательна, – все так же улыбаясь, сказал Анне Ричард, и принцесса бросила в его сторону откровенно кокетливый, искрящийся весельем взгляд.

– Бесспорно, – согласилась Анна. – А ваш наряд, мисс Элизабет, просто восхитителен.

Принцесса перестала улыбаться, отвела глаза, но затем, словно ища поддержки, взглянула на короля. Анна не дала ей опомниться.

– Жаль только, что ваша матушка отсутствует на этом празднестве. Возможно, она подсказала бы вам, что есть нечто от дурного тона – копировать чужой наряд. Дама привлекает взгляды, когда на ней нечто особенное, а не повторяющее то, что уже известно.

Теперь юная Элизабет совершенно растерялась. Но Анна уже смотрела на другую принцессу, Сесилию. При упоминании имени матери та явно расстроилась, у нее даже задрожали губы, словно она вот-вот расплачется. Это натолкнуло Анну на мысль, что вдовствующая королева неспроста не присутствует на пире, видимо не одобряя покровительства, оказываемого королем ее старшей дочери. Прозвучавшие слова Ричарда подтвердили ее догадку.

– Боюсь, моя королева, вы понапрасну адресовали принцессе ваш упрек. Это было мое желание – одеть нашу дорогую племянницу с роскошью, не уступающей королевской. Что же касается ее матери, то она ныне удалилась в один из монастырей, и ее сердце более занято благочестивыми помыслами, нежели суетой рождественских празднеств.

Королева со вздохом перекрестилась.

– Воистину святая женщина. Видит Бог, я ее понимаю: когда теряешь сразу стольких горячо любимых людей, не праздник врачует душу, а утешение уединенной молитвы.

Сесилия Йоркская при ее последних словах словно окончательно утратила самообладание и, сделав реверанс королевской чете, тут же удалилась, увлекая за собой младших сестер. Элизабет осталась стоять в растерянности. Глаза короля приняли уже знакомое Анне звериное выражение. Ричард не мог выносить, когда при нем открыто упоминали о его преступлениях. К тому же сидевшие поблизости пэры: Стэнли, Норфолк, Френсис Ловел, Хантингтон – все повернулись в их сторону, и тогда король, дабы отвлечь всеобщее внимание, сделал знак музыкантам. И тут же сказал: