Брат мой, враг мой - Митчел Уилсон

– Как дела? – спросил Дэви, когда они вместе ехали в город.

– Да так себе, – процедил Кен. – Просто ума не приложу, почему ничего не получается. Либо один из элементов в схеме пошаливает – но вряд ли, – либо я чего-то не учел. Ну ничего, рано или поздно выйдет, – упрямо продолжал он. – Я в этом не сомневаюсь. А как у тебя? – спросил он, впервые проявляя какой-то интерес к работе Дэви. – Что-нибудь получается?

– Ещё рано говорить об этом, – коротко ответил Дэви.

Его грызла тревога, но он продолжал надеяться, что, как только все переделки будут закончены, правильность вычислений подтвердится самым эффективным образом. После того как он заменил сетку, изображение стало раз в пять отчетливее, что и предсказывали его теоретические расчеты, но во столько же раз усилился и фон из крутящихся хлопьев снега. Весь следующий день он старался ослабить резкость фона и довести его хотя бы до прежнего состояния, но что бы он ни делал, отчетливое изображение креста заслоняли ещё более отчетливые белые хлопья, так исступленно мелькавшие на экране, что порой казалось, будто всё стало куда хуже прежнего. Дэви перепробовал все способы, приходившие ему на ум, даже то, что, казалось бы, не имело никакого отношения к его замыслу; затем в отчаянии он прибег уже к полной чертовщине: стал поворачивать выключатели в обратном порядке, вертел их так и этак, пока, наконец, преисполнившись отвращения к самому себе, не отправился к Кену за помощью. Кен сидел, положив ноги на стол и заложив руки за голову, а перед ним стояла забытая схема.

– Я как раз собирался позвать тебя, – не оборачиваясь, сказал Кен.

– Вышло? – спросил Дэви.

– Черта с два! Полный крах. – Он медленно опустил ноги на пол, и только тут Дэви увидел, как он измучен. – Ну его к черту. Давай работать над твоей идеей.

Дэви коротко рассмеялся.

– Над какой идеей? Я до того запутался, что сигнал и фон усилились у меня на пятьсот процентов, а устранение помех стоит на огромном, жирном нуле.

Кен медленно повернул к нему голову.

– Как ты сказал? Ты усилил яркость изображения?

– Я же тебе говорю: в пять раз.

Кен поднялся со стула, посмотрел долгим взглядом на брата и торжественно поцеловал его в кончик носа.

– Малыш, – сказал он, – ты всегда был жемчужиной моей души. Давай поженимся.

Он схватил со стола схему, сунул её подмышку и так стремительно бросился в комнату, где находилась передающая трубка, что когда Дэви нагнал его, Кен уже подсоединил свою схему к новой трубке.

– Включи, и давай посмотрим, не получится ли из двух неудач одна удача, – сказал он.

Дэви включил Дугу и всю остальную передающую аппаратуру. Через две минуты экран приемной трубки слабо засветился. Свечение становилось всё сильнее, пока лунный диск не засиял ровным ярким светом; тогда вступили в строй остальные части схемы, и в центре экрана внезапно, точно кто-то сдернул с него покрывало, появился крест. Кен и Дэви, будто завороженные, смотрели на его четкие очертания. Снежных хлопьев не было и в помине. Вместо них лишь слегка кружились, как пушинки, еле заметные точечки, которые не могли идти ни в какое сравнение с тем, что было раньше.

– Боже мой! – тихо промолвил Кен. – Вот оно!

Дэви ничего не ответил – он был слишком взволнован. Это был самый большой, самый решающий шаг вперёд, какой они сделали за всё время работы, а ведь он уже давно распростился с надеждой достичь такого потрясающего успеха. Он ничего не добился бы без Кена, а Кен ничего не добился бы без него. В последние недели Кен, казалось, отдалился от него как никогда, и в то же время во всем, что касалось дела их жизни, они были ближе друг другу, чем когда-либо.

Дэви оторвал взгляд от экрана и посмотрел на Кена – он был так потрясен, так околдован виденным, что на его лице появилось самозабвенное, восторженное выражение. И это тоже Кен, подумал Дэви, и, пожалуй, более настоящий Кен, чем тот другой, на первый взгляд способный ради мимолетного увлечения забыть о том, что является целью их жизни. Но Дэви тут же спохватился, что он, собственно, не имеет никакого права осуждать других, а особенно Кена, потому что, в конечном счете, Кен всегда выходит победителем…

– Ты бы позвонил, – сказал, наконец, Дэви.

– Кому это?

– Дугу, конечно. – Как Дэви и ожидал, Кен широко улыбнулся. Дэви как бы предлагал мир Кену. – На этот раз мы имеем право звонить ему, потому что теперь покажем им такое, от чего у них глаза на лоб полезут. И можешь ему сказать, что это говорю я!

…Вскоре приехал Дуг; он стоял перед экраном, бесстрастно разглядывая новое изображение. Лицо его было непроницаемо, но Дэви знал, что он обдумывает про себя десяток невысказанных вопросов.

Наконец Дуг заговорил:

– Это гораздо лучше. – Он словно рубил слова. – Но в таком виде прибор, конечно, нельзя показывать.

– Почему же?

– Потому что вы не показываете движения. А ведь это ваша главная цель, не так ли?

– Мы покажем и движение, – сказал Дэви. – Назначьте время для демонстрации, а мы покажем на экране движущееся изображение. – Он ждал, что Дуг выскажет свои затаенные мысли, но тот промолчал. Дэви понимал, что Он думает о чём-то куда более важном, чем неподвижное изображение, и насторожился.

– Значит, вы договоритесь о времени, – повторил он. – А мы постараемся, чтобы демонстрация прошла успешно. – Затем он умолк. О чём бы ни думал Дуг, это его дело, а у Дэви немало своих забот, над которыми приходится ломать голову.

Дэви глядел в окно на косо летящий первый снег. Густые белые хлопья с жутким безмолвием, как бывает во сне, падали на город. В белесой мгле по заводскому двору сновали грузовики, мимо этих бесшумных черных призраков сквозь белый снегопад шли, спотыкаясь, члены правления, словно влекомые к дверям лаборатории той же волшебной силой, которая всё утро, казалось, управляла последними приготовлениями к демонстрации. Сила эта была для Дэви такой реальной, что она заставляла трепетать даже воздух, и такой непреодолимой, что тянула, толкала, подгоняла всё: и людей, и прибор, и происходившие в нем процессы, приближая их секунда за секундой к решающему часу; а когда всё будет готово и станет на свои места в ожидании исторического события, внезапный, ослепительный успех заставит забыть прошлые разочарования и оправдает прошлые жертвы и отчаяние.

Стрелки часов показывали одиннадцать; демонстрация была назначена на половину двенадцатого, а прибор безотказно работал с восьми часов утра с удивительной, ничем не нарушаемой легкостью, как бывает только в мечтах. Каждые несколько минут Кен выключал прибор. Он боялся, что они зря израсходуют свое редкостное везение и, когда начнется демонстрация, прибор перестанет работать. Но стоило ему повернуть выключатели, как Дэви, который не мог вынести вида мертвого пустого экрана, принимался уверять, что они только спугнут чары: раз прибор сразу повел себя хорошо, значит обязан и впредь вести себя так же. Всё утро Кен и Дэви препирались с озорным юмором; им казалось, будто пальцы их стали гораздо проворнее, мысли живее и, что бы они теперь ни делали, никаких ошибок уже быть не может. Проблемы, возникавшие в последние минуты, разрешались с такой же легкостью, с какой игрок сдает скользящие карты из только что распечатанной колоды.

За это утро они сумели придумать кое-какие усовершенствования, усилившие четкость изображения, которую ещё несколько дней назад они считали предельной.

Веселая возбужденность казалась им такой естественной, а близкий успех таким несомненным, что слова пришедшего раньше остальных Дуга прозвучали для них как гром среди ясного неба.

– Допускаю, что эта ваша штука великолепна. Но сейчас не время, предупреждаю вас, не время для этого! – сказал он. – Акции продолжают падать, и этим людям наплевать на всё, что не может возместить им убытки немедленно! Не через год, а сегодня!

Дэви взглянул на Дуга, как на сумасшедшего.

– Теперь уж ничего не поделаешь, – сказал он. – У нас всё готово. Бросить свое дело мы не можем. Пусть сбудется то, что записано о нас в книге судеб.

– А если они не пожелают заглянуть в эту книгу?

– Значит, заглянет кто-нибудь другой, – упрямо сказал Дэви. – Мы готовы. Нельзя же просить ребенка, чтобы он появился на свет на несколько недель позже срока.

– Роды не вызываются поворотом выключателя, – возразил Дуг. – Я прошу вас отложить демонстрацию на некоторое время, только и всего. Месяца на два.

– А что изменится за два месяца? – спросил Дэви.

– Через два месяца они будут плясать под мою дудку, – спокойно ответил Дуг. – В последние недели я скупил контрольные пакеты многих компаний буквально за бесценок. Акции продаются на бирже за гроши, но компании всё же существуют и продолжают выпускать свою продукцию. Мне понадобится по крайней мере месяца два, чтобы упрочить свое положение, и тогда фирме «Стюарт – Джанни» останется либо сдаться, приняв мои условия, либо бороться против меня. Если вы подождете, то сможете предложить ваш прибор прирученной фирме «Стюарт – Джанни», иди новой фирме Волрата «Средства связи», или уж не знаю, как она там будет называться. В любом случае вы добьетесь своего без борьбы. – Кен вдруг негромко рассмеялся.