Солнечное затмение - Андрей Попов

   Окружающий мир, столь долгое время пребывающий в состоянии мнимой смерти, словно воскресал на его глазах. Боги как будто творили его заново или, может... Может все-таки долгожданный восход солнца?

   Мыслимо ли здесь подобное чудо?!

   Вайклер отошел от избушки на десяток шагов и оглянулся вокруг. Вот первая странность, что бросилась в глаза: нерушимая доселе, вездесущая темнота словно раскололась надвое. Верхняя ее часть была такой же черной, как всегда, а нижняя чуть заметно, но посветлее. Между этими двумя областями проходила искривленная граница, которую можно было заметить, лишь сильно напрягая зрение. И эта граница являлась... линией горизонта! А несколько высоких изгибов подтверждали изначальную версию того, что они находятся в гористой местности!

   Вайклер чувствовал, как у него кружится голова. Элементарная человеческая способность -- видеть то, что твориться вокруг, стала в одном ряду с паранормальными явлениями и логическим нонсенсом. Да, мир еще был погружен во тьму. Можно сказать больше -- в кромешную тьму. Но в нем уже рождались образы, соответствующие не разукрашенным мыслям собственного сознания, а вполне реальным вещам. Вайклер нащупал канат и стал продвигаться вдоль него, разглядывая холодные миражи деревьев. Потом он вдруг понял, что в принципе видит и сам канат. Эти сероватые прогнутые меж ветвями дуги. Попробовал двигаться без него... Вроде получалось. Только под ногами был еще абсолютный мрак. Ноги без проблем могли попасть в какую-нибудь ловушку. Проблемы потом возникли бы для головы или для свернутой шеи.

   Вайклер вышел к реке, около которой подолгу любил сидеть последнее время. Ему нравилось наблюдать, как она с каждым разом становилась все отчетливей в своих деталях. Изгибы волн, течение самой воды, перекаты, извилистые берега, -- словом, все мироздание походило на медленно проявляющуюся черно-белую фотографию, в которой контуры фигур и оттенки, лики и скрываемые ими чувства постепенно становятся более ясными для взора. Река шумела своей невнятной мелодией, рожденной из хаоса и чуждой всякой гармонии. Но эти шипящие и невпопад плещущие ноты являлись сейчас лучшим бальзамом для души. Он сидел на том же валуне и бесконечно долго вглядывался в стремительный поток воды, не имеющий ни начала, ни конца, ни смысла в своем существовании, ни даже бессмысленности.

   Чем дальше шло время, тем лес становился более различимым для глаз. Деревья уже были настоящими деревьями с оттенками красок и ясными силуэтами, а не небрежными штрихами на черном листе. Стала видна трава под ногами. Наконец-то появились очертания гор или, вернее сказать, высоких сопок. Небо продолжало оставаться кристально-черным, и вспыхнувшая вдруг надежда, что это все-таки рассвет, быстро умерла. Вайклер ясно видел натянутые меж деревьев канаты и, глядя на них, испытывал странное чувство: словно все это время его лицо было перевязано какой-то повязкой, которую без труда можно было в любое время снять. Свет рождался ниоткуда и отовсюду одновременно. Он рождался то ли в воздухе, то ли испарялся с поверхности земли, но одно определенно -- его источник был не на небе.

   Небо продолжало оставаться черным, как будто проживающие здесь демоны разукрасили его дегтем. Лишь рассыпанные бусинки звезд хоть как-то украшали его невзрачный вид.

   Вайклер увидел Джона, который, перебирая руками канат, неуверенно передвигался в сторону жилища. Шел с открытыми глазами и совершенно мертвым взором. Потом Джон остановился, вытянул руки вперед и направился к палатке. Нащупал левой рукой ее ткань, немного подался назад, нащупал дверь и уже собирался ее открыть. Он, равно как и Антонов, был и оставался в полной слепоте.

   -- Джон!

   Тот обернулся. Его огромная густая шевелюра на голове, отросшая до самой груди борода, пустые глаза и изрядно поношенная, грязная одежда никакому антропологу не дали бы повод для заключения, что этот человек когда-то являлся капитаном межзвездного корабля. Первого в истории человечества...

   -- Джон, неужели ты совершенно ничего не видишь? -- Душа Вайклера заныла от тоски.

   -- Издеваешься? -- капитан исчез за дверью. Он, кстати, до сих пор не верил в прозрение своего бывшего штурмана. Считал, что тот или все выдумывает, или попросту ловит глюки.

   Вайклер удрученно вздохнул. Вот что мешало ему по-настоящему радоваться происходящим вокруг чудесам.

   -- Джон! Клянусь, я буду сам собирать для вас еду! Я обязательно добуду огонь! Найду людей! Вы тоже скоро прозреете, только наберитесь терпения! Этот мир полон красоты, но она открывается не сразу! Или не всем...

   -- Ага! Только таким ангелам как ты! -- донеслось из палатки.

   Вайклер снова, в сотый или уже в тысячный раз оглянулся вокруг себя. Деревья стояли тихо, чуть пошатывая ветвями, как будто приветливо махали ими. Они излучали своеобразную красоту. Их стволы, покрытые корой, были уже различимы в самых мелких деталях. Канаты, натянутые между ними, в его глазах выглядели как-то нелепо и являлись скорее памятником прошлой жизни. В той же степени отчетливо можно было разглядеть силуэты низких гор. Та гора, на которую они так усердно карабкались, находилась ближе всех и своей фигурой чем-то напоминала двойной верблюжий горб.

   Черный мир больше не мог прятать от его взора своих красот, равно как и своих недостатков. Не в состоянии был утаивать своих высот и своих глубин.

   Вайклер не знал, да и в принципе не мог знать, что он стал Видящим во Тьме...

   Как не знал он еще того, что с переменой зрения, когда оно смещается в инфракрасную зону спектра, в человеке меняется и его душа...

   руна пятнадцатая

"Виденью собственных очей

Уже почти не доверяя

И все сомненьем проверяя,

Мир странных звуков и речей,

Невнятных взору ощущений

Встречаю я средь злых волнений..."

   Великий Нант был облачен в великий траур. Около Анвендуса в окружении толпы горожан стояли сразу четыре гроба. В одном из них лежал коадьютор Ламинье. Его затвердевшие в немом ужасе глаза почему-то так и не удалось закрыть. Они проникновенно смотрели в черное небо, отражая в себе его пустоту. В другом покоился герцог Оранский. При жизни он был любитель помечтать и повеселиться. Поэтому легкая улыбка чуть заметным отпечатком легла на его лицо. Королева Жоанна выглядела красавицей. Множество цветов своими ароматами окутывали ее тело. Даже сейчас ее гроб стоял ближе к герцогу Оранскому, чем к королю, будто наглядно показывая ее склонность к измене. У короля Эдвура было самое строгое лицо, красноватый свет факелов рисовал на нем живые тени. Казалось, король просто прилег и над чем-то задумался... Епископ Нельтон долго молился, читая свои занудные для окружающих проповеди. Среди гробов скорбный, убитый горем ходил Даур Альтинор, убеждая родственников усопших, что он не переживет такой потери.

   Король и королева тут же поженились, так как умерли почти в одно время. Для Ламинье и Оранского пришлось искать жен. Им, прежде чем опуститься а недра земли, предстояло еще свадебное торжество. Невесты-покойницы были доставлены из ближайших деревень, и обе были из обыкновенных крестьянских семей.

   Спустя несколько декад после похорон в Анвендусе состоялся суд, подобного которому, наверное, не знала вся его история. В просторном, богатом на освещение зале королевского правосудия собралась вся высшая знать Франзарии. Сам верховный судья Беруани восседал на позолоченном стуле и являлся, по сути, богом этого замкнутого пространства. Его белая мантия даже издали слепила глаза. Беруани стукнул по столу маленьким молоточком и возгласил:

   -- Заседание продолжается! -- голосом он обладал довольно внушительным. -- Привести сюда того, кто смеет называть себя сыном только что почившего и благословенного короля Эдвура.

   Стражники приволокли из-за дверей Жераса и посадили его на позорную скамью. Принц снова был в цепях, которые опутывали его тело железом и холодом. Одежда на нем во многих местах разорвалась, лицо поросло щетиной, кое-где на теле виднелись кровяные подтеки.

   Даур Альтинор выступил вперед и, обращаясь к судье, заискивающе спросил:

   -- Ваша Рассудительность, разрешите...

   Беруани кивнул. Его остроугольный колпак слегка качнулся в воздухе.

   Альтинор, оглянувшись вокруг себя, громко произнес:

   -- Судари и сударыни! Ваша Рассудительность, -- судье он адресовал отдельный кивок головы и продолжал: -- Так как я был другом покойного Жераса, сына нашего славного короля, то для меня является особой болью, что какое-то... ничтожество, дух зла, пытается ввести нас в заблуждение и, пользуясь внешним сходством с настоящим принцем...

   -- Я убью тебя, Альтинор!! -- Жерас рванулся со скамьи готовый одним голосом повалить старшего советника, но тут же был схвачен одним из стражников.