Собрание сочинений. Т. 4. Дерзание.Роман. Чистые реки. Очерки - Антонина Коптяева

— Вот им тут и жить — сусликам, но и для них не годится, когда только камень да песок, — мрачно изрек шофер. — У деревни Койбалы, что на правом берегу Абакана, вовсе одна пыль, — обращается он ко мне. — Бурьяны — во! Но тоже редкие, кустами.

— Дадут воду на поля — все преобразится. Степи-то как стол ровные. А где бугры…

— На буграх лес посадим, когда в Саянах его повырубим, — желчно сказал шофер. — Только не примется он. Ведь на этих плешах, которые появились после распашки целины, даже сорняки не желают расти…

— Сорняков нам и не нужно, — перебил его Доможаков, влюбленный в свою Хакассию. — Жалко, конечно, что зря разодрали травяной покров, но если будет вода… При нашем солнечном, жарком лете, при наших почвах, которые агрономы считают богатейшими по химическому составу, тут, в Минусинской котловине, все можно вырастить. Кроме кедров, конечно, — шутливо добавил он, обернувшись к спецкору краевой газеты, тоже горячему противнику зряшных порубок.

Перед тем как снова сесть в автомобиль, окидываю взглядом привольно раскинувшуюся перед нами Койбальскую степь. Теперь уже близко над ее чуть всхолмленной равниной встают впереди Саянские горы, синие-синие, с яркими белками на высотах.

Мы подъезжаем к «воротам Енисея», а все не верится, что сейчас навстречу из-за какого-нибудь крутого горного выступа Саян вырвется бешеная громада воды и мощно заструится по степи: мимо Шушенского на правобережье, мимо Минусинска и расположенной напротив него столицы Хакассии на устье Абакана. А ниже Енисей снова входит в каменистые, поросшие лесом горы, на которые хорошо смотреть с гигантского моста, связавшего недавно Минусинск с городом Абаканом.

У самых «ворот Енисея», на левом берегу, приютилось село Означенное. Тут будет большой завод строительных материалов: бетон, гравий. На другой стороне широкой бурной реки — километра четыре ниже по течению — старая казачья станица Саянская. Отсюда сто двадцать километров до Большого порога, а до будущего створа Саяно-Шушенской ГЭС только сорок. Майна еще ближе. Едем по берегу Енисея. Шоссе, проложенное рядом с будущим полотном железной дороги, о которой нам говорил в обкоме Угужаков, местами захлестнула шалая вода.

Уже третью неделю — со второго июня — бушует летний паводок. Сколько разбито плотов. Сколько леса умчалось в океан, где охотятся за ним иностранные лесовозы. Залиты прибрежные села. Наводнение в Минусинске. Такого не бывало уже тридцать лет. Вчера над степями прошел еще настоящий ураган, сменившийся северным «хакасцем». А здесь, в речном ущелье, тихо. На Майне (как и на Абазе) ветра нет, только шумит река, мчится со скоростью двадцати километров в час, вздымая белые гривы, бурливые водовороты. Страшен Енисей в половодье — так и ходят горбатые валы над скалами, лежащими в русле…

— Кто мог подумать раньше, что можно обуздать такую реку? — кричит Доможаков, оборачиваясь к нам с переднего сиденья машины. — Высота плотины будет здесь двести сорок метров, мощность ГЭС шесть миллионов триста киловатт.

— Обуздаешь его! — с сомнением говорит шофер, поглядывая на вздыбленный, бушующий Енисей. — Его только мороз в пятьдесят градусов сковывает. Лед-то до двух метров толщиной. А если воду поднять на двести метров, она же на сливе застывать не будет…

Михаил Кильчичаков нетерпеливо отмахнулся:

— Ну и что?

— То, что здесь ветра нету, — горы-то вполнеба. Теснина! Туман зимой от воды будет висеть — не пролезешь.

Михаил озадаченно моргнул и вдруг рассердился:

— Вот ты какой нудный!

Майна лежит в большом солнечном распадке, между горами, на левом берегу Енисея. Выйдя из машины, мы сразу почувствовали — особый здесь климат: очень тепло и тихо и (как на Абазе) нет комаров. Раньше тут была обогатительная фабрика медного рудника. Место издавна жилое. Земля — жирная, луговая, и возле каждого дома тучно зеленеют низкорослые вишни, яблони, любовно ухоженные огороды. Много новых домов, невысоких, раскрашенных в стиле модерн. Большие окна, веселые балконы, клуб, столовые, магазины — оживленный поселок с населением около десяти тысяч человек. Город ГЭС Черемушки на 40 тысяч жителей строится в двадцати пяти километрах выше по Енисею.

В небольшом здании конторы познакомились с секретарем парткома Лазаревым Виктором Николаевичем, со строителями. Начальником строительства здесь Олег Васильевич Крат — из Куйбышева. Директор строящихся предприятий, он же главный инженер ГЭС, — Потемкин Юрий Иванович. Он строил Новосибирскую ГЭС и главные корпуса у академика Лаврентьева в городке ученых. У него две дочки. Жена работает врачом на санитарно-эпидемиологической станции.

— Он строит, она акты пишет на него, — шутит Лазарев.

Здесь все еще в перспективе, но нам хочется хотя бы взглянуть на место створа будущей плотины, на «прижим», который сейчас насыпается вдоль утесов левого берега, где проложат дорогу. Посмотреть створ можно только с реки, а так как нам не хочется ждать попутного парохода и терять лишний день, то мы решили отправиться на катере.

Во время обеда нам рассказали, как на днях громадный горный баран промчался по улице Майны, высадил рожищами широкое стекло, ввалился через окно в столовую и заметался, опрокидывая столики. Хорошо, что, кроме официанток, никого не было. Но мы не возражали бы против такого гостя. Интересно же!

Катерист Петр Счастливцев, уроженец Означенного, задорный, симпатичный парень, уже ожидал нас под берегом. Катерок-полуглиссер показался мне скорлупкой, болтавшейся у берега. Живо представились нередкие случаи, когда глохнет мотор, и я сразу спросила Петра:

— Где же у вас весла?

— На что они?

— А если?..

— У меня такого не бывает. Можете не волноваться.

Мои дорогие хакасские собратья по перу, громко переговариваясь, беспечно влезли в катер, так и рвавшийся в самостоятельное плавание и дергавший свою цепь, как норовистый конь. Спецкор краевой газеты уже устраивался с удобствами на корме. Могла ли я отстать? Однако мысль о веслах не давала мне покоя. Ведь когда-то на плоскодонках-кунгасах, в которых мы «сплывали» по притоку Колымы — «проклятой» Бахопче, обязательно полагались весла. И когда нас, до нитки мокрых от брызг на порогах, мчало на подводный камень или береговую скалу, лоцманы кричали: «Отбивай! Отбивай! Отворачивай!»

Но тут был мотор, да еще Петр Счастливцев, и нечего волноваться! Кильчичаков, вспомнив «Табунщиц» и «Луну» — отличные стихотворения Николая Георгиевича Доможакова, написавшего также роман «В далеком аиле», уже читал спецкору новые его стихи.

Вверх по течению катер не побежал, а потащился. Стоило только взглянуть на береговые горы, — встававшие с обеих сторон, как древние каменные стены, обросшие зеленью, — сразу можно было заметить, что мы почти не подаемся вперед. Но Енисей был не только грозен: он был прекрасен в своей неистовой мощи. И минут через десять я полностью доверилась опыту нашего катериста. К тому же он вел себя словно заправский гид, громко рассказывая обо всем, что встречалось в пути, и о том, что делалось на строительстве.

— Возле створа будет строиться мост через Енисей. Пока идут изыскания на проект.

— А землетрясения здесь бывают? — спросил спецкор.

Счастливцев припоминает, шевеля бровями.

— Иногда вроде качнет легонько. Был какой-то незначительный сдвиг в почве… Вот тут мраморные скалы пересекают Енисей. А во-он на левом-то берегу белеет, будто снег, — это целые залежи мрамора. Пятнадцать миллиардов кубометров в запасе. А мы его рвем динамитом — и в прижим. Дорогу-то надо сделать, — простодушно добавляет он.

— Какой из мрамора «прижим»? — вскипает красавец спецкор. — Это значит, в реку валят раздробленную мраморную щебенку? При морозах-то в пятьдесят градусов! Да она мигом в глину превратится.

— Ну, у нас строители опытные, — важно возражает Петр Счастливцев. — Можете не волноваться — свое дело знают.

— Все равно нельзя рвать динамитом. Испортите месторождение, потому что взрывы разрушат структуру кристалла.

— Такое мне неизвестно. Тут я свое мнение высказать не могу.

Жирные пласты черной земли в устьях долин рушатся в мутную воду — даже смотреть больно, как обламывает Енисей края роскошных зеленых полян. Темные кедры в таких местах стоят точно на цветущем газоне; и в горы карабкаются они… Один, стройный, пушистый, как молодой зверь в своей густой, отливающей блеском хвойной шубе, красуется на беломраморной скале. Микроклимат этих долин (как и в Майне) создает богатейший травяной покров, из которого на каждой свободной площадке образуется перегной. А в верховья долин засматривают зубчатые тасхылы [5] с белыми пятнами вечных снегов.