От Советского Информбюро - 1941-1945 (Сборник) - неизвестен Автор

Иногда Горишный прислушивается к хаосу звуков, на слух определяет, что происходит на поле боя, какой из его дивизионов открыл огонь, по какому из батальонов сделал огневой налет противник. Хаос боя не был для него хаосом, он уверенно разбирался в нем и читал его. В этот вечер, когда в высоком небе стояла ясная тишина, и на земле, в дыму, среди туч земли и песка, поднятых взрывом, шел бой, пролилось много крови сталинградцев. Донесли, что убита сотрудница медсанбата Галя Чабанная. Горишный и его заместитель, полковник Власенко, оба вскрикнули. Горишный сказал:

- Ах, ты, боже мой, когда после победы уезжали из Сталинграда, на остановках выбегали и в снег друг дружку бросали. И ее, помню, мы купали в снегу, и она смеялась так, что весь эшелон слышал. Никто во всей дивизии не смеялся громче и веселей.

Ранен был майор Максимов, заместитель командира полка. Это он обманул в первый день переправы немецких летчиков.

Пришел на командный пункт заместитель командира батальона старший лейтенант Сурков. Шесть ночей не спал он. Лицо его обросло бородой. Но не видно усталости в этом человеке, он весь еще охвачен страшным возбуждением боя. Может быть, через полчаса он уснет, положив под голову полевую сумку, и тогда уже не пробуй разбудить его. А сейчас глаза его блестят, голос звучит резко, возбужденно. Этот человек, бывший до войны учителем истории, словно несет в себе огонь днепровской битвы. Сурков рассказывает о немецких контратаках, о наших ударах, рассказывает, как откопал засыпанного в окопе посыльного, своего земляка, когда-то бывшего у него учеником в школе. Сурков учил его истории; сейчас они боевые участники событий, о которых будут через сто лет рассказывать школьникам.

А вечернее небо становилось все величавей, выше, все торжественней. И под этим небом на холодном днепровском песке лежала мертвая девушка, смеявшаяся громче всех в дивизии, пришедшей с далекой Волги.

10 октября 1943 года

В полосе среднего течения Днепра наши войска продолжали вести бои по расширению плацдармов на правом берегу реки в прежних районах и на отдельных участках добились серьезных успехов.

Из оперативной сводки Совинформбюро

12 октября 1943 г.

Леонид Первомайский

Днепровская быль

Ночью, преследуя противника, вышли к Днепру. Низко плыли облака. Тишина нарушалась только позвякиванием оружия, стуком котелков и лопаток, шуршанием тяжелых сапог на песке да сдержанным говором бойцов. Продвигались не спеша, спокойно, с какой-то особенной торжественностью, которая, впрочем, была легко объяснима...

Многие из людей, шагавших здесь в темноте, родились на берегах Днепра. Одни из них только что прошли через свои разрушенные села, видели родные хаты в дыму и огне, останавливались у колодцев, набитых человеческими телами, миновали истоптанные и выжженные поля. У других родной дом был еще впереди, за Днепром. Картина пройденного пути неотступно стояла у них перед глазами и толкала вперед. Они шли в торжественном и суровом молчании, как подобает солдатам, которые знают, что лучший разговор с врагом - на языке оружия. Для тех же, кто не был уроженцем здешних мест, торжественность минуты заключалась в том, что после тяжких военных трудов, преодолев с боями больше пятисот километров, они вышли к рубежу, достичь которого было счастьем их товарищей, а значит, и их счастьем.

Старые бойцы, стоявшие на Днепре еще в сорок первом, также молчали. Они многое вспоминали в эту ночь. Было то, что часто случается в жизни. Идешь к любимому человеку из великого отдаления, которое могло быть воплощено и в верстах, и во времени, и в чувстве, всей исстрадавшейся душой стремишься к нему и бесконечно думаешь о встрече, о тех словах, ласковых и нежных, которые нужно сказать. Но вот ты пришел, и радость встречи так велика, что никакие слова не в силах выразить ее; не высказать то, что ты пережил и передумал в разлуке, и ты стоишь молча, и только глаза говорят за тебя: посмотри, я долго шел к тебе, но вот я пришел...

Так думал лейтенант Орлянко, стоя в темноте на берегу Днепра. Завернувшись в плащ-палатку, он вздрагивал от ночной прохлады и сырости; на душе у него было светло, как в праздник.

Лодки отделились от берега и, бесшумно подталкиваемые баграми и веслами, поплыли. Вскоре они исчезли из виду, словно растаяли в ночной темноте. Бойцы и офицеры, оставшиеся на берегу ждать своей очереди, лежали на сыром песке и, слушая мерный плеск речной волны, вглядывались в эту темноту, как будто старались угадать, чем она встретит их в следующую минуту. Вскоре лодки вернулись и увезли на правый берег новых людей, которые бережно погрузили с собой пулеметы и ящики с патронами, противотанковые ружья и боеприпасы, гранаты, минометы и сухой паек в больших бумажных мешках.

Переправа под боком у противника проходила успешно. Время и место для нее были выбраны очень удачно. Все чувствовали это и радовались удаче, хотя, конечно, каждый знал, что в любую минуту переправа может быть обнаружена, и тогда торжественность этой ночи превратится в кромешный ад, а ласковые воды Днепра закипят. Понимал это и лейтенант Орлянко. Он ходил по берегу, в нетерпении ожидая своей очереди переправляться, - у него все было наготове: и люди, и кабель на катушках, и все прочее, необходимое для связи. Оставалось только получить приказ и действовать.

К рассвету над рекой поднялся густой туман. Правый берег не был виден, да и здесь, на левом берегу, люди двигались, словно серые тени. На плотах через реку прошли легкие пушки. Орлянко знал, что сейчас его черед, и чувствовал себя уверенно: в тумане он надеялся переправиться без потерь. Но как раз в это время на правом берегу закипела перестрелка - переправившийся батальон капитана Безруких вступил в соприкосновение с врагом.

"Ну, теперь началось", - подумал Орлянко, шагая по берегу к связистам.

Прежде чем он успел отдать им приказание, начался обстрел реки и берега. Туман завыл и загрохотал, послышались крики, стоны раненых. Его людей не затронуло, они все были в сборе; катушки с кабелем лежали на песке, зеленые коробки полевых телефонов стояли тут же. Линия связи уже была протянута к самому берегу, теперь оставалось тянуть ее дальше, сидя в лодке и разматывая кабель с катушки... Все это было бы делом простым и несложным, но грузить кабель приходилось под огнем вражеских батарей, а плыть предстояло по реке, в которую то и дело шлепались снаряды и мины.

Лейтенант Орлянко приказал грузиться в лодки и, пока бойцы хлопотали у катушек и прочего имущества, снова оглядел берег, как бы соображая, что еще следует захватить с собой.

- Кабель-то нужно опускать на дно, иначе его сносить будет, - вдруг вспомнил Орлянко, и ему стало еще радостнее на душе оттого, что не забыл этой важной необходимости.