Древний Китай. Том 2: Период Чуньцю (VIII-V вв. до н.э.) - Леонид Васильев

О культе шэ в царствах и княжествах этого периода (надо полагать, таким он был и в домене) есть очень много данных в источниках. Имеются в виду прежде всего обряды, связанные с жертвоприношениями на алтаре шэ (о первом по времени из них упоминалось в связи с преданиями о жертвоприношении У-вана после победы над Шан). Воины вражеской армии, убитые в многочисленных войнах времен Чуньцю, тоже считались жертвами, принесенными на алтарь шэ (го-шэ). Алтарь, на котором совершались жертвоприношения, иногда именовался шэ-цзи (цзи — зерно). Имелось в виду, что жертвы приносятся не только Земле как территории и почве как ее плодородному слою, но и зерну, т. е. произрастающему на ней главному продукту, основе жизни и благосостояния страны и народа. Число упоминаний об алтаре, культе и жертвах шэ (шэ-цзи), а также о сельских шэ (шу-шэ) в одном только комментарии «Цзо-чжуань» достигает сотни [189, с. 273], да и контекст их весьма разнообразен.

Это неудивительно. Ведь все, связанное с шэ, в политической и социальной практике периода Чуньцю воспринималось как символика владения. Владения определенной территорией, живущим на ней населением, имеющимися там продуктами и всяким иным достоянием. В древнекитайской действительности именно алтарь шэ символизировал сверхъестественные силы, которые, помимо умерших предков и Неба, покровительствовали людям и от которых зависели их благосостояние, социально-политический статус и порой даже их существование. Обряд принесения жертвы на алтаре шэ того или иного государства был поэтому важной ритуально-политической акцией. Он нередко использовался для демонстрации военной силы царства. Порой правители не останавливались перед тем, чтобы принести на этом алтаре человеческую жертву, хотя в чжоуском Китае такого рода жертвы в принципе уже осуждались. Вот несколько эпизодов из источников, свидетельствующих о статусе алтаря и культа го-шэ.

Как уже упоминалось, в хронике «Чуньцю» есть краткая запись, а в «Цзо-чжуань» и «Го юе» — подробный разъяснительный комментарий о том, как в 671 г. до н. э. луский Чжуан-гун отправился в Ци для участия в обряде жертвоприношения шэ, которым руководил циский Хуань-гун. Отговаривая правителя от этой поездки, один из его сановников заметил, что жертвоприношение на алтаре шэ — это дело царства Ци, а лускому гуну незачем на этом торжестве присутствовать, ибо его присутствия циский Хуань-гун добивается лишь для того, чтобы продемонстрировать свою военную силу, так как во время торжественного обряда предполагается парад [85, с. 51–52; 29, с. 80]. Второй эпизод аналогичен первому. В 549 г. до н. э. циский правитель ищет соглашения с Чу против Цзинь. К нему приезжает посол из Чу. В столице Ци совершается обряд жертвоприношения на алтаре го-шэ (в тексте — ци-шэ) и одновременно проводится смотр войск, дабы продемонстрировать Чу мощь царства [114, 24-й год Сян-гуна; 212, т. V, с. 505 и 508].

Оба эпизода убедительно свидетельствуют о том, что принесение жертвы на алтаре го-шэ могло иметь важный политический смысл и даже сопровождаться военным парадом. Видимо, в те времена это считалось привычной нормой, причем не только в дни торжеств, но и в экстремальных ситуациях. Когда в 524 г. до н. э. в Чжэн случился большой пожар, Цзы Чань, справившись с огнем, совершил торжественный обряд жертвоприношения чжэнскому го-шэ (в тексте — просто шэ) и одновременно с этим провел ревизию сохранившегося после пожара оружия и вообще военного снаряжения [114, 18-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 670 и 671]. Принеся жертву на алтаре божества территории и дав тем самым знать духу Земли, что с владением, несмотря на пожар, все в порядке, Цзы Чань тут же обратил внимание на военную мощь царства, тесная связь которой с алтарем и культом шэ была совершенно очевидным фактом.

Именно такого рода связь демонстрируется многими эпизодами, включенными в источники. Так, в 640 г. до н. э., когда умер первый гегемон циский Хуань-гун, в качестве его душеприказчика и претендента на роль гегемона попытался выступить влиятельный, но недостаточно сильный сунский Сян-гун. Чтобы укрепить свой престиж и заставить остальных чжухоу подчиняться себе, он приказал принести в жертву на алтаре шэ правителя непокорившегося ему княжества Цзэн. Это решение вызвало возмущение в Сун. Брат правителя, занимавший высокую должность сы-ма, заявил, что в Чжоу давно уже не приносят в жертву духам людей, что эта жертва неприятна духам и что подобного рода акция не будет способствовать укреплению авторитета Сун среди чжухоу [114, 20-й год Си-гуна; 212, т. V, с. 175 и 177].

Таким образом, можно констатировать, что принесение в жертву живых людей, несмотря на этическую неприемлемость этого, подчас все же практиковалось. И это происходило не только в полуварварском Цинь, где несколько десятков людей были живьем захоронены вместе с умершим Му-гуном (осуждение этого получило широкий резонанс и нашло отражение в одной из песен «Шицзина» [136, № 131; 74, с. 158–159]). Подобное случалось, как мы видим, и в самых, казалось бы, утонченно-передовых с точки зрения/соблюдения норм этической культуры царствах, таких, как Сун и Лy. Правда, эти царства были наиболее привержены древним традициям, что, возможно, как-то объясняет ситуацию.

В «Цзо-чжуань» сообщается, что в 532 г. до н. э. всесильный луский министр Цзи Пин-цзы после удачного похода на княжество Цзюй принес пленников в жертву на алтаре шэ (в тексте — Бо-шэ) что, естественно, вызвало осуждение и даже напоминание о том, что Чжоу-гун не одобрит и не примет такой жертвы [114, 10-й год Чжао-гуна; 212, т. V, с. 628 и 629]. Сразу же после этого Цзи Пин-цзы умер, причем текст комментария можно понять так, что смерть была как-то связана с его недобродетельной акцией. Может возникнуть вопрос, почему жертву должен был принять или не принять Чжоу-гун, ведь она приносилась не на алтаре предков Лy, а на алтаре шэ. Попытаемся разобраться в этом.

В тексте употреблен бином бо-шэ. Бо — это древняя легендарная столица шанцев. Было бы понятно, если бы этот бином был употреблен применительно к царству Сун, наследнику дома Шан [114, 30-й год Сян-гуна; 212, т. V, с. 552 и 556], где наряду с го-шэ существовал, видимо, и личный алтарь для ритуальных нужд правителя (его хоу-шэ — по схеме «Лицзи»). Но почему бо-шэ было в Лу? Стоит заметить, что употребление этого бинома применительно к Лу не было случайным. Когда авантюрист Ян Ху обрел полную власть в Лу, он заключил соглашение с го-жэнь на алтаре бо-шэ, а с тремя могущественными кланами, ведшими происхождение от луского Хуань-гуна, на алтаре Чжоу-шэ [114, 6-й год Дин-гуна; 212, т. V, с. 762 и 763]. В 488 г. до н. э. луские войска, одолев княжество Чжу, взяли в плен его правителя и, как сказано в «Цзо-чжуань», привели его (в качестве жертвы?) к алтарю Бо-шэ (т. е. к лускому го-шэ) [114, 7-й год Дин-гуна; 212, т. V, с. 812 и 814].

Итак, в Лу было два общезначимых алтаря шэ, бо-шэ и чжоу-шэ. Видимо, они сосуществовали достаточно давно, ибо в записях «Цзо-чжуань» за 660 г. до н. э. [114, 2-й год Минь-гуна; 212, т. V, с. 126 и 129] сказано про одного из сыновей луского гуна, что ему суждено в будущем находиться справа от правителя, между двумя алтарями шэ. Остается неясным, почему один из них назывался бо, т. е. почему шанский термин оказался приемлем для использования в Лу. Возможно, потому, что в Лу при его создании было немало шанцев, переселенных в этот удел. По мнению А.Масперо, победители-чжоусцы продолжали приносить жертву божеству шэ поверженной династии [221, с. 101], хотя при этом остается не вполне ясным, почему все-таки алтарь го-шэ в царстве Лу именовался бо-шэ.

В этом случае Чжоу-шэ следовало бы считать тем хоу-шэ, который правитель создавал лично для себя. Тогда будет выглядеть логичным то обстоятельство, что Ян Ху заключил соглашение с тремя влиятельными кланами из царского рода перед этим алтарем. Но если это было именно так, то следует заметить, что упрек в адрес Цзи Пин-цзы, принесшего пленника (пленников?) в жертву на алтаре бо-шэ, был не корректен, так как принять или не принять жертву мог лишь дух территории, но не дух покойного Чжоу-гуна, который мог иметь отношение только к алтарю хоу-шэ (чжоу-шэ), т. е. к алтарю, существовавшему лично для правителей Лу, первым из которых был именно Чжоу-гун. Можно предположить, что основатель царства Лу воспринимался всеми в этом государстве как его великий символ. В этом случае все, что происходило в царстве на обоих алтарях (бо-шэ и чжоу-шэ), как-то его касалось.