Великий перелом - Гарри Тeртлдав

Справа в темноте блеснули вспышки выстрелов. Что-то попало в фюзеляж сбоку — звук был как от камня, ударившего в железную крышу. Людмила прибавила газу, заставив «шторх» убраться как можно скорее.

Но навигацию ей это усложнило. На большей скорости ей понадобится меньше времени, чтобы долететь до места. Насколько? Она стала прикидывать, но первая прикидка показалась ей ошибочной, и она задумалась снова. Взгляд на часы заставил ее всмотреться вниз в поисках посадочной площадки.

Она надеялась, что ей не придется заходить на второй круг. Если она будет летать над немцами слишком долго, они вполне могут открыть по ней огонь, а если круг сделать слишком большим, она может снова оказаться над территорией, удерживаемой ящерами.

Вот она! Как и прежде, фонари, обозначавшие границы посадочной полосы, были маленькими и тусклыми, но она заметила их. Выпустив огромные закрылки «шторха», она резко уменьшила скорость полета — словно нажала на тормоз автомобиля, мчащегося по шоссе. Легкий самолетик, чуть дернувшись, замер в пределах обозначенной фонарями площадки так, что еще оставался порядочный запас места.

Людмила открыла дверь кабины. Она выбралась на крыло, затем спрыгнула на землю. К «шторху» приблизились люди. Но был ли среди них Ягер, в темноте она не смогла разобрать.

Зато они ее узнали.

— Вы видите, Гюнтер? — сказал один из них. — Это летчица.

Он придал слову окончание женского рода, как это делал временами Ягер и как часто делал Георг Шульц (тут она задумалась — но только на мгновение, — что же могло случиться с Шульцем и Татьяной; вот уж кто стоил друг друга).

— Да, вы были правы, Иоганнес, — ответил другой немец. — Это только показывает, что никто не может ошибаться все время.

В ответ в темноте кто-то фыркнул.

«Гюнтер, Иоганнес…»

— Скажите, вы ведь из экипажа танка полковника Ягера, так ведь? — тихо спросила Людмила. — Он — он тоже здесь?

Она не изображала безразличия: они не могли не знать об ее отношении к Ягеру. Но тут она словно натолкнулась на невидимую стену.

— Нет, его здесь нет, — сказал один из них — ей показалось, Гюнтер.

Он отвечал ей едва ли не шепотом, словно желая, чтобы его слова не распространились дальше пределов, ограниченных размахом крыльев «шторха».

Холод пробежал по спине Людмилы.

— Скажите, — попросила она, — с ним беда? Он мертв? Это произошло до перемирия? Скажите мне!

— Он не мертв — пока, — ответил Гюнтер еще тише, чем прежде. — Он даже не пострадал. И это произошло не в бою с ящерами. Это случилось три дня назад.

— Что случилось? — спросила Людмила.

Гюнтер, словно ошалелый, молчал. Через мгновение, когда Людмила уже собиралась выхватить пистолет и выбить из Гюнтера ответ любой ценой, другой член экипажа по имени Иоганнес сказал:

— Фройляйн, его арестовало СС.

— Боже мой! — прошептала Людмила. — Почему? Что он сделал? Может, это из-за меня?

— Будь я проклят, если мы знаем, — ответил Иоганнес. — Эта мелкая хилая эсэсовская свинья явилась, направила на него пистолет и увела. Вонючий чернорубашечный ублюдок — не знаю, кем он себя считает — арестовал нашего лучшего командира!

Его сотоварищи хором забормотали ругательства в тот же адрес.

Один из них сказал:

— Пошли, ребята, нам ведь надо загрузить этот самолетик боеприпасами.

— Должно быть, это из-за меня, — сказала Людмила. Ее всегда беспокоило, не привяжется ли к ней НКВД из-за Ягера, а вместо этого его схватила его же служба безопасности. И это потрясло ее своей страшной несправедливостью. — И его никак нельзя освободить?

— У СС? — с крайним удивлением протянул тот, кто приглашал товарищей заняться погрузкой боеприпасов в «шторх».

Похоже, что нацисты наделили своих сторожевых псов такой же страшной, почти сверхъестественной силой, которую русские люди приписывали НКВД.

Но танкист по имени Гюнтер отозвался:

— Христос на кресте, а почему бы и нет? Думаете, Скорцени будет просто сидеть и разрешит, чтобы что-нибудь случилось с полковником Ягером, независимо от того, кто его схватил? Уверен, что нет. Он — эсэсовец, но все-таки настоящий солдат, а не сволочной дорожный полицейский в черной рубахе. Мы будем последним дерьмом, если не освободим нашего полковника, мы не заслуживаем быть танкистами. Пошли!

Эта идея захватила его.

Но тот осторожный снова спросил:

— Хорошо, мы освободим его. И что он будет делать потом?

Несколько секунд все молчали. Потом Иоганнес испустил звук, который можно было бы принять за приглушенный взрыв хохота. Он показал на «физлер».

— Мы вытащим его, сунем в самолет, и летчица улетит с ним отсюда хоть к чертям собачьим. Раз у СС есть к нему дело, вряд ли он захочет остаться здесь, это точно.

Танкисты столпились возле него, пожимая руку и хлопая по плечу. Людмила присоединилась к ним. Затем спросила:

— А вы при этом не подвергнетесь опасности?

— Подождите-ка, — сказал Иоганнес. Он отошел в сторону от «шторха» и громко объявил: — Летчик сказал, что в моторе неисправность. Мы пойдем искать механика.

И они ушли, растворившись в ночи.

Оставшись одна, Людмила подумала, не загрузить ли часть боеприпасов в «шторх» своими силами. Но потом передумала. Ведь ей могут понадобиться все запасы топлива, которые есть у легкой машины, и лишний вес на борту только уменьшит их.

Где-то в темноте пиликал сверчок. Ожидание затягивалось.

Рука сама потянулась к ручке «Токарева», висевшего на поясе. Если начнется перестрелка, она сразу же побежит в ту сторону. Но тишину ночи нарушали только насекомые.

Один из солдат, стоявший с фонарем для обозначения посадочной площадки, обратился к ней:

— Аллес гут, фройляйн?[29]

— Йа, — ответила она, — аллеc гут.[30]

Какая же она лгунья!

По земле затопали сапоги, быстро приближаясь… Людмила оцепенела. В этой пропитанной запахом трав ночи она видела только движущиеся силуэты. Она даже не могла сосчитать, сколько их, пока они не приблизились. Один, два, три, четыре… пять!

— Людмила!

Что это? Это он? Голос Ягера.

— Да! — по-русски ответила она, забыв о немецком.

Что-то блеснуло. Один из танкистов, сопровождавших Ягера, несколько раз воткнул в землю нож — наверное, чтобы очистить его, — и затем убрал в ножны. Когда он заговорил, оказалось, что это Гюнтер:

— Увозите отсюда полковника, летчица. Тех, кто нас видел, уже нету… — Он погладил ножны, в которых покоился его нож. — А все остальные здесь — из нашего полка. Нас никто не выдаст — ведь мы сделали то, что следовало, и все тут.

— Вы просто сумасшедшие, и все тут, — сказал Ягер с теплотой в голосе. Его подчиненные окружили его, пожимая руки и обнимая его с добрыми пожеланиями. Это могло бы показать Людмиле, какой он офицер, если бы она не составила бы себе представления раньше.

Она показала на темные очертания ящиков с патронами.

— Вам придется как-то избавиться от них, — напомнила она танкистам. — Ведь я их должна была увезти.

— Мы побеспокоимся об этом, летчица, — пообещал Гюнтер. — Обо всем позаботимся. Не беспокойтесь. Может, мы и преступники, но не совсем тупоголовые.

Остальные танкисты тихим гомоном подтвердили свое согласие.

Людмиле хотелось верить, что немецкая дотошность распространяется и на преступление. Она потянула Ягера за плечо, чтобы отделить от его товарищей, и показала на открытую дверцу кабины «физлера».

— Влезай и садись на заднее сиденье, туда, где пулемет.

— Лучше, если бы пользоваться им не потребовалось, — ответил он, взбираясь на крыло, чтобы войти в кабину.

Людмила последовала за ним. Она опустила дверь и захлопнула ее. Ткнула в кнопку стартера. Мотор заработал. Посмотрела, как разбегались солдаты, и порадовалась, что ей не пришлось никого просить крутнуть пропеллер.

— Ты пристегнулся? — спросила она Ягера. Когда он ответил «да», она пустила «шторх» вперед по полю: ускорение могло выкинуть пассажира с сиденья, если он не был привязан.

Как обычно, легкой машине потребовалась самая малость, чтобы взлететь. После заключительного сильного удара шасси о землю «шторх» прыгнул в воздух. Ягер наклонился в сторону, чтобы посмотреть вниз, на посадочную полосу. То же самое проделала и Людмила, хотя увидеть можно было немного. Теперь, когда они были в воздухе, люди, стоявшие внизу с фонарями, начали гасить их.

Через плечо она спросила:

— С тобой все в порядке?

— Почти да, — ответил он. — Они не успели пустить против меня свои самые сильные средства — не были уверены, насколько крупным изменником я стал. — Он горько рассмеялся, — Гораздо большим, чем они могли себе представить, должен тебе сказать. Куда мы летим?

Людмила разворачивала «шторх» на восток.