Путь эльдар: Омнибус - Энди Чемберс

— Расскажите, мои дорогие друзья, которых я так счастлив видеть, что я пропустил?

Ощущение нереальности происходящего не покидало Арадриана, пока он удалялся от доков в компании Тирианны и Корландрила. Жизнь рулевого на борту звездолета была настолько иной, что сейчас он словно шагал по собственным воспоминаниям. Последние циклы перед отлетом Арадриан провел в почти постоянных грезах, и неудивительно, что сейчас мир-корабль казался ему, в некотором роде, наполовину воображаемым. Корландрил предложил вызвать ялик и отвезти всех троих в жилые купола, но рулевой отказался: он долго странствовал в межзвездной бездне и не мог поверить, что по-настоящему вернулся на Алайток. Для этого нужно было почувствовать мир-корабль под ногами, пройтись по его бульварам и площадям.

Поэтому друзья неспешной походкой зашагали по проспекту Грез, серебристой улице, тянущейся под тысячью хрустальных арок в самое сердце Алайтока. Крыша купола над ними улавливала тусклый свет Мирианатир, удерживала его и излучала через хитроумно ограненные кристаллы на пешеходов, озаряя их нежными оттенками оранжевого и розового.

Необычайно разговорившийся Корландрил много рассказывал о своих работах и достижениях. Он ничего не мог с собой поделать: в сознании Художника нет места осмотрительности и самоконтролю, их вытесняют чувственность и экспрессия. Арадриан несколько раз замечал, что Тирианна смотрит на него, и встречался взглядом с девушкой, разделяя её спокойное удивление болтливостью товарища. Корландрил тем временем продолжал расхваливать достоинства своих скульптур.

Рулевого же больше занимала перемена, случившаяся с Тирианной, чем многословные и запутанные излияния Корландрила по художественным вопросам.

— Я вижу, что ты больше не пребываешь под сенью Кхаина, — сказал Арадриан, одобрительно кивнув девушке.

— Верно, Путь Воина окончен для меня, — ответила она, и на мгновение как будто отвлеклась. Рулевой заметил проблеск какой-то эмоции, болезненный миг сомнения, омрачившего её спокойные черты. — Аспект Зловещего Мстителя сполна утолил мою злобу так, что хватит и на сотню жизней. Теперь я пишу стихи, вдохновляясь поэтической школой Уриатиллина. Я нахожу в ней трудности, стимулирующие в равной степени мой разум и чувства.

— Хотелось бы познакомиться с Тирианной-поэтессой. Возможно, о ней расскажут твои произведения, — произнес Арадриан. Превращение Корландрила из Сновидца в Художника не было неожиданным, но девушка отличалась от прежней подруги, как теплый звездный восход от холодных сумерек. — Я с превеликим удовольствием послушал бы, как ты декламируешь.

— И я тоже! — засмеялся Корландрил. — Но Тирианна отказывается посвящать меня в свои работы, хотя я не раз предлагал ей совместное творчество, в котором объединились бы её стихи и мои скульптуры.

— Моя поэзия лишь для меня одной, она не предназначена ни для декламации на публике, ни для посторонних глаз, — тихо ответила девушка, и Арадриан заметил, что она раздраженно взглянула на скульптора. Похоже, это предложение делалось уже не впервые, и на него всегда следовал отказ. — Некоторые создают произведения, чтобы заявить о себе миру, мои же стихи — это мои секреты, их понимаю лишь я одна, в них только мои страхи и мои мечты.

Пристыженный Корландрил ненадолго умолк, и рулевой ощутил приступ жалости к Художнику, который по природе своей вынужден был распространяться о каждой мимолетной мысли. Такова была природа избранного им Пути; скульптор существовал в настоящем, как вечно пребывающий в движении созерцатель и творец. Он никогда не смотрел вперед и не оглядывался назад.

— Ты вернулся на Алайток, чтобы здесь остаться? — спросил Корландрил, к которому быстро вернулся энтузиазм. — Ты достаточно побыл рулевым или вернешься на «Лаконтиран»?

Такой вопрос оказался непростым для Арадриана, и он не хотел — или не мог — отвечать на него сразу же после прибытия. Желая скрыть неловкость, рулевой решил отплатить на неделикатность добродушной насмешкой.

— Я только что прибыл, неужели ты так хочешь, чтобы я опять убрался?

Шокированное и испуганное выражение лица Корландрила окупило риск нарваться на оскорбление. Сообразив, что друг изящно посмеялся над ним, признав, что заслужил такое отношение, скульптор склонил голову и принял шутку. В этот момент Арадриан почти забыл о кошмарных мгновениях, едва не стоивших ему рассудка; рулевой вернулся в старые времена, когда они с Корландрилом не заботились ни о чем во всем мире-корабле, только грезили, веселились и наслаждались жизнью.

— Пока еще не знаю, — продолжил Арадриан с задумчивым выражением на лице. — Я научился всему, что может знать рулевой, и чувствую, что достиг совершенства. Исчезла сумятица в мыслях. Водить корабль по бурным волнам туманности или по головокружительным каналам Паутины — для развития самообладания и сосредоточенности лучшего не найти. В межзвездном пространстве мне довелось повидать много великого, много поразительного, но я чувствую, что там осталось гораздо больше еще ненайденного, нетронутого, неслыханного и неиспытанного. Я могу вернуться на звездные корабли, могу и не возвращаться. И, разумеется, мне бы хотелось провести немного времени со своими друзьями и семьей, вновь познать жизнь Алайтока, понять, желаю ли я опять отправиться в странствие или смогу удовлетвориться жизнью здесь.

Тирианна понимающе кивнула, а Корландрил отреагировал на слова друга, впав в непривычное безмолвие и задумчивость. Прежде, чем молчание стало неловким, Художник заговорил снова.

— Твое возвращение как нельзя кстати, Арадриан, — сказал он. — Моя последняя скульптура близка к завершению. Всего через несколько циклов состоится церемония открытия. Я рад пригласить вас обоих, если вы окажете мне честь своим присутствием.

— А я бы пришла, даже если б ты меня не пригласил! — засмеялась Тирианна. — Я частенько слышу, как о тебе говорят с восхищением. От тебя ждут настоящего шедевра. Разве тот, кто претендует хоть на каплю хорошего вкуса, позволит себе пропустить такое событие?

Услышав приглашение Корландрила, Арадриан тревожно вздрогнул, но тут же скрыл беспокойство. Между рулевыми на «Лаконтиране» почти не было тайн, но каждый из них научился мастерски блокировать эмоции, поскольку беспокойная мысль могла сбить товарищей во время непростого маневра. Именно эту технику он применил сейчас, не позволив друзьям ощутить его мимолетный страх. Арадриану стало неуютно при мысли о посещении такого собрания: эльдар не сомневался, что там окажется кто-нибудь, запомнивший его почти-обморок столько периодов назад.

Радушие Корландрила казалось искренним, и Тирианна явно хотела, чтобы рулевой составил ей компанию. Девушка всем телом развернулась к Арадриану, глядя на него широко раскрытыми глазами, в которых читалось ожидание и надежда.

— Да, я тоже с радостью приду, — наконец сказал он, стараясь, чтобы слова прозвучали естественно. — Боюсь, мой художественный вкус за время полета сильно отстал от вашего, но мне не терпится увидеть, что же изваял Корландрил-скульптор в мое отсутствие.

Вновь познакомившись со старыми друзьями, Арадриан оставил их и направился в дом, где до странствия на «Лаконтиране» жила его семья. Казалось странным, что никто из родственников не пришел встретить рулевого в башне Нескончаемого Гостеприимства — само название которой из-за этого показалось ироничным — но всё прояснилось, когда эльдар добрался до шпиля Желаний. Многочисленная семья Арадриана целиком собралась со всех концов Алайтока поприветствовать скитальца, включая нескольких сводных сестер и двоюродных братьев, незнакомых ему прежде. Оказалось, однако, что отец рулевого умер во время его отсутствия, а мать отправилась на мир-корабль Име-Лок, повидать старую любовь — тамошнего автарха.

Празднество вышло теплым, и семья радовалась встрече с блудным родичем, но на Арадриана разом навалилось слишком многое. Новость о смерти отца ошеломила его, хотя они и не были особенно близки. То, что мать покинула Алайток — и, наверное, это было к лучшему — встревожило рулевого сильнее, чем он ожидал. Арадриан всегда больше думал о том, как вернется к друзьям, а не к родственникам, но только потому, — это он понял только сейчас, — что считал семью чем-то самим собой разумеющимся. По сути, потеряв родителей, которые казались прочной основой его жизни, удобной и незаметной, рулевой внезапно завис над пустотой.

За время странствия Арадриан привык к спокойной, распланированной жизни на звездолете, поэтому неожиданное всеобщее внимание и суета действовали ему на нервы и утомляли. Вытерпев на торжестве, сколько смог, рулевой с извинениями отбыл и бежал из шпиля Желаний, ища уединения в одном из парковых куполов.