Богач, бедняк. Нищий, вор. - Ирвин Шоу

Она режет меня на куски, думал он, на крошечные кусочки.

— Отстань, — пробурчал он.

— Не смотри так мрачно, дружок, — сказала она. — Помни, от каждого по способностям. Между прочим, у меня вся вторая половина дня свободна. Ты можешь улизнуть на часок-другой?

— Могу. — Он уже давно довел систему уходов, приходов и отлучек до совершенства.

— Вот и хорошо. — Она погладила его по руке. — Пойдем домой и заберемся в постель.

Кляня себя за неспособность устоять, швырнуть на стол деньги и уйти из ресторана с гордо поднятой головой, он сказал:

— Мне нужно вернуться в гараж минут на десять. Встретимся дома.

— Жду не дождусь, — улыбнулась она, и на ее баварско-ирландском лице засияли огромные голубые глаза.

2

Из записной книжки Билли Эббота (1969):

«В ближайшее время я ничего писать не буду.

О Монике лучше помолчать.

Кругом ищейки. В любой момент могут нагрянуть так называемые „грабители“. В Брюсселе это обычное дело.

Моника злая как ведьма.

Я ее люблю. Но она мне не верит».

Сидни Олтшелер стоял у окна в своем кабинете на одном из верхних этажей небоскреба «Тайм» — «Лайф» и смотрел на огни в соседних зданиях. Настроение у него было мрачное, потому что ему предстояло трудиться и в субботу и в воскресенье.

В дверь тихо постучали, вошла его секретарша.

— Вас хочет видеть некий Уэсли Джордах.

— Джордах? — нахмурился Олтшелер. — Не знаю никакого Джордаха. Скажите, что я занят, пусть напишет мне письмо.

Секретарша уже собралась выйти, но тут он вспомнил.

— Подождите минуту, — сказал он. — Пять или шесть месяцев назад мы напечатали заметку об убийстве. Убили человека по фамилии Джордах. Пусть войдет. У меня есть пятнадцать минут свободных, пока не пришел Тэтчер с переделанной статьей. Вдруг у этой истории про Джордаха есть какое-нибудь продолжение, которое можно использовать? — Он отвернулся к окну и, глядя на огни, которые завтра гореть не будут, потому что в субботу вице-президенты, клерки, бухгалтеры, курьеры — словом, все-все имеют право наслаждаться отдыхом, снова принялся мрачно размышлять о предстоящем трудовом уик-энде.

В дверь опять постучали, и секретарша впустила юношу в костюме, из которого он явно вырос.

— Входите, входите, — пригласил Олтшелер, усаживаясь за стол. У стола стоял еще один стул, и он указал на него юноше.

— Я вам нужна? — спросила секретарша.

— Если понадобитесь, я позову. — Он посмотрел на юношу лет шестнадцати-семнадцати, но рослого для своих лет. Худое красивое лицо, глаза как буравчики. Похоже, занимается спортом.

— Чем могу быть вам полезен, мистер Джордах? — весело спросил он.

Юноша протянул ему вырванную из «Тайма» страницу.

— Вы напечатали заметку про моего отца, — сказал он низким звучным голосом.

— Да, помню. — Олтшелер помолчал. — А кто ваш отец? Мэр?

— Нет, — ответил юноша. — Мой отец был убит.

— Понятно, — отозвался Олтшелер, стараясь говорить с участием. — Как вас зовут, молодой человек!

— Уэсли.

— Нашли убийцу?

— Нет. — Уэсли помолчал, потом добавил: — То есть формально не нашли.

— Я так и думал. В печати ничего больше не появлялось.

— В общем, я хотел увидеть человека, который написал эту заметку. Я так и сказал внизу, но они куда-то позвонили и выяснили, что ее писал человек по фамилии Хаббел и что он до сих пор во Франции. Поэтому я купил «Тайм» и увидел вашу фамилию.

— Понятно, — повторил Олтшелер. — А зачем вам понадобился мистер Хаббел? По-вашему, в заметке есть нечто обидное для вас или допущены ошибки?

— Нет. Дело совсем не в этом.

— Или с тех пор произошло что-нибудь, о чем, по-вашему, нам следует знать?

— Нет. Просто я хотел поговорить с мистером Хаббелом о моем отце и о семье моего отца. Об этом в заметке много написано.

— Ясно. Но мистер Хаббел ничем не мог бы вам помочь. Все это было написано здесь. Материал разыскали в нашем архиве.

— Я плохо знал отца, — продолжал Уэсли. — Он уехал, когда я был совсем маленьким, а встретились мы только два года назад. Мне хотелось бы узнать о нем больше.

— Я вас понимаю, Уэсли, — мягко согласился Олтшелер.

— В заметке было гораздо больше, чем я знал. Я составил список людей, с которыми мой отец встречался в разное время его жизни, и «Тайм» тоже вошел в этот список — вот и все.

— Понятно. — Олтшелер позвонил, тут же вошла секретарша. — Мисс Прентис, выясните, пожалуйста, кто готовил материал для заметки о Джордахе. По-моему, если я не ошибаюсь, мисс Ларкин. Отведите молодого человека к ней. Передайте ей, что я прошу помочь мистеру Джордаху. — Он встал. — Извините, но мне пора за работу. Спасибо, что зашли, Уэсли. Желаю удачи.

— Благодарю вас, сэр. — Уэсли встал и вышел вслед за секретаршей.

Олтшелер снова подошел к окну. Вежливый и грустный юноша. А что бы он сам стал делать, если бы убили его отца и он был уверен, что знает, кто убийца? В Йельском университете, где он получил степень бакалавра, такие проблемы не обсуждались.

Мисс Ларкин занимала маленькую комнатку без окон, с дневным светом. Это была невысокая молодая женщина в очках, немодно одетая, но хорошенькая. Она кивала головой, робко поглядывая на Уэсли, пока мисс Прентис объясняла цель его визита.

— Посидите здесь, мистер Джордах, — сказала она, — а я схожу в архив. Вы сможете прочитать все, что я раскопала.

Она спохватилась и вспыхнула, но было уже поздно. Разве можно говорить «раскопала», когда перед тобой юноша, отец которого убит? И архивный материал надо еще раз просмотреть, прежде чем показывать ему. Она очень хорошо помнила, как работала над этой историей, — в основном потому, что все это очень уж отличалось от ее собственной жизни. Она никогда не бывала на Ривьере — собственно, она вообще не выезжала из Америки, — но, пока училась в колледже, много читала, и юг Франции запечатлелся в ее воображении как место, где непрерывно происходят любовные истории и трагедии: Скотт Фицджеральд носился там по Бриллиантовому поясу Лазурного берега с одного приема на другой, отчаянный Дик Дайвер веселился на сверкающем в лучах солнца пляже, а впереди их ждали беда и полный крах. Она даже сохранила свои записи по курсу литературы, точно предчувствуя, что в один прекрасный день займется изучением литературной географии. Она посмотрела на юношу, который побывал там и столько пережил, а сейчас стоял перед ней в своем тесном костюме, и ей захотелось расспросить его, узнать, что ему известно обо всем этом.

— Не хотите ли пока кофе? — спросила она.

— Спасибо, мэм, нет, — ответил он.

— Дать вам полистать новый журнал?

— Спасибо, я купил его внизу.

— Я сейчас же вернусь, — весело сказала она. Бедный мальчик, подумала она, выйдя из комнаты. И такой красивый. Даже в этом нелепом костюме. Она была романтична, увлекалась поэзией. Сейчас он представился ей во всем черном, точно молодой Йетс на ранних фотографиях.

Когда она вернулась, держа в руках папку с архивными материалами, он сидел сгорбившись, упершись локтями в колени и свесив кисти рук, как футболист на скамье запасных.

— Здесь все, — сказала она оживленно. Она долго думала: оставить или убрать снимок голой Джин Джордах, но в конце концов решила оставить. Фотография ведь была напечатана в журнале, и он наверняка ее видел.

— Можете не торопиться, — сказала она. — У меня есть другие дела… — Она показала на кучу вырезок. — Но вы мне не помешаете. — Ей было приятно его присутствие. Не так тоскливо.

Уэсли смотрел на папку, не решаясь открыть ее, а мисс Ларкин занялась работой — что-то резала, писала. Время от времени она поглядывала на него. Наконец он это заметил, что ее порядочно смутило. Ничего, думала она, ища оправдания самой себе, пора ему привыкать ко взглядам девушек. Они за ним будут бегать табунами.

Он вынул из папки первую фотографию. Она увидела, что это фотография его отца в боксерских трусах. Отец готовился нанести удар, выражение лица у него было свирепое. Здесь он совсем молодой, наверное моих лет, подумал Уэсли. На груди и руках отчетливо была видна каждая мышца. Противники, наверно, боялись его до смерти.

Мисс Ларкин тоже обратила внимание на эту фотографию. Ей красивый боксер показался хулиганом, от которого лучше держаться подальше. Она предпочитала мужчин с интеллигентной внешностью. Юноша же впился в фотографию, забыв обо всем, и мисс Ларкин принялась откровенно рассматривать его. Он удивительно похож на отца, только в нем нет ничего хулиганского. Ему, наверное, лет девятнадцать, можно пригласить его вниз в бар. В наши дни девятнадцатилетний юноша — уже вполне зрелый мужчина. Ей самой всего двадцать четыре, не такая уж большая разница в возрасте.